Шейка

        - Как я люблю школьные каникулы, когда ко мне внуки приезжают! - восклицала бабушка каждый раз, когда меня мама или папа привозили. Даже если это был обычный выходной.
        О том, что бабушка и дедушка говорили не совсем так, как говорят люди вокруг, я заметил, уже учась в школе. Даже было желание исправить их произношение. Потом мне было откровенно смешно.
        - Абраша, брось свою газету и подойди сюда! Дай я тебя поцелую за твою любовь к моим внукам! (вроде это и не его внуки)
        Дед очень любил целоваться. Когда приезжали родственники, никто не мог пройти мимо него, пока он не поцелует... А целовал он, меня во всяком случае, на пол лица. Потом, годы спустя, когда в программе "Время" показывали, как целуется Леонид Ильич, я деда вспоминал с улыбкой...
        - Какую курочку купил! Сашенька, посмотри: вся шкурка целая и шея длинная. А жьирная какая!
        Бабушка произносила звук жи очень мягко и потому вместо ы, слышали и... Прописать это невозможно. Но я попробую.
        В комнате на стене висел дедушкин солдатский ремень. Пряжкой вниз. Дед взял нож, подошёл к ремню, взял его за пряжку, плюнул на ремень и начал править нож, как каждый день правил бритву. Если он принёс курицу и бабушка довольна, лучше ножик приготовить вовремя.
        А бабушка тем временем уже в переднике, снимает с полки муку, перец, лаврушку и всё складывает под стеночку на столе.
        - Обязательно на досочке готовить надо. Дедышка приклеил пласмаску на деревянный стол. И стол всегда должен бить чистым. Дверных глазков тогда ещё не было. Поэтому, приходя, гости стучали в окно, чтобы можно было посмотреть, кто пришёл и радоваться уже, торопясь к двери, открывать. И когда открывали дверь, то уже не хватало воздуха от избытка восторгов! Всегда это было громко и шумно! Мой батя, например, когда приходил, всегда кричал с порога:
        - Ассалям алейкум!
        На что ему, как правило, смеясь отвечали:
        - Шулем алейхем, Янкеле! 
        Пришла соседка. Она жила в двух кварталах от бабушки. Да, тогда это считалось по соседству. Из рукомойника над миской помыла руки, взяла табуретку и села в сторонке, чтобы всё видеть, но не мешать. Села и молчит.
        - Сашенька, набери стаканчик водички из бидончика. Дай тёте Розе.
        - Какая я ему тётя? Я старее тебя на полтора года!
        - Пей, не разговаривай, когда кушаешь...
        - Немножечко посерединке ми надрезаем шкурочку вокруг курочки и пробуем снять её, очень аккуратно, чтоби не порвать и не порезать. До самих крылышек... Крылышки вырезаем по суставчикам. Не повредить. Где шкурочка сама не отстаёт, ми ножечком помогаем. Теперь ми вивернем её и помоем со всех сторон. Ой, как много внутреннего жьира! Его должно бить как полная ладошка! Ми его порежьим...
        - Сашенька, покажи мизинчик, вот, как твой ноготочик на мизинчикэ. Теперь посолим, поперчим и будем насипать муки столько, сколько нужно, чтоби шейку всю заполнить. Перемешали хорошеничко. Ещё перемешали... Пусть немножечко пропитается, ми пока горлышко заштопаем. Как носочек, иголочкой с нитками, только без лампочки...
        - Паша, - раздался голос из тёти Розы, - почему ты не хочешь порезать и добавить печеночку, пупикэ, сердечко? Я всегда даю.
        Бабушка прикусила нижнюю губу и начала наполнять зашитую с узкой стороны шкуру курицы. Не плотно так, насыпет, потрсясёт в воздухе...
        - Эту твою требуху я Абраше в бульончик дам. Он так любит. А моя мамочка никогда не добавляла ничего и все были сыты. И всем хватало... Люди разбогатели. Это хорошо... Но, вэйзмир(горе мне)! Куда девался цимес (самое вкусное)?
        - Мой Додик, - продолжала соседка,- кончил на фортепиано. Циля кончила на бухгалтера. Не плохо устроились... Сашик, я тебе не родная бабушка Песах, но имею сказать:
        - Чтоби в этом мире чем-то бить, нужно на кого-то кончить... Иначе никак!
        И снова замолчала.
        - Вот теперь ми будем зашить с этой широкой стороны. О! Ви только полюбуйтесь! Шейка с крилишками! В кастрюльку её. Водичку посолим, лавровий листочек, душистого и черного перца пару горошен. И на печь его... Покипит минут сорок. Я никогда не смотрю на часы. Знаю, когда снимать. Остынет немножечко, вимем на досочку и пусть совсем остынет. Потом Абраша положит в холодильник.
        - Абраша, ты слышал?
        Дед медленно снимает очки, кладёт в футляр, плотно закрывает и отправляет в карман. Аккуратно складывает газету, кладет её на край стола, ближе к стенке, чтобы не упала. Медленно поднимается. Подошёл к дивану, возле которого стояли его хромовые военные сапоги. Намотал портянки, натянул сапоги.
        - Пойдем, Сашенька, пройдемся за уголёчком. Может Роза без мене разговориться...
        Мы пошли с дедушкой в сарай. Он поставил поленце на большой пень и начал мне показывать, как дрова рубят.
        - Если сразу не взял его пополам, переверни и обухом по пню... Обязательно расколется...
        Потом приготовленная бабушкой шейка остынет совсем в холодильнике и будет легко резаться ножом и рассыпаться, когда берешь её вилкой...
        - Абраша, ты полюбуйся! Наш внук, таки крылышко любит... Годен йорн... Голден йорн... (золотые годы).

        Приятного аппетита, ребята!