Глава XV Командировка в Союз и прощай, Афган

               

   К июню месяцу столбик термометра в дневное время стабильно превышал тридцатиградусную отметку (и это в тени), но, благодаря сухости воздуха, такая температура переносилась довольно легко. Течение времени как будто бы замедлялось. Каких-либо событий, стойко запечатлевшихся в памяти, не происходило, поэтому и описывать-то особенно нечего. Были, конечно, некоторые моменты, о которых мне известно, но это так – из особенностей внутренней жизни воинской части.
   Один “доблестный” прапорщик, так же прибывший из одного со мной города, по роду службы – начальник продовольственного склада, не должен был ни стрелять ни бросать гранаты. А уж так хотелось ему хоть раз из пушки стрельнуть или что-нибудь взорвать. Видно, остатки детства всё еще играли в одном месте у тридцатитрёхлетнего прапорщика. Поэтому выменял он у старшины одной из маневренных групп  гранату и постоянно таскал её с собой. Случай представился во время ссоры со своим товарищем в курилке после затянувшихся “посиделок”.
Дёрнув за кольцо, пообещал взорвать своего противника, но тот быстро ретировался в жилой модуль. Вставить предохранительную чеку обратно не получилось. Не придумав ничего лучшего, бросил гранату в глубокий погреб, где хранились свежие овощи. Взрывом не только оглушило всех живших на продовольственном складе мышей, но и “размазало” по стенам и потолку несколько мешков столь дефицитной картошки. Естественно, в течение последующих трёх дней исполнение интернационального долга нашим героем закончилось.
   Конечно, данный случай – это исключение из череды повторяющихся и, как две капли похожих друг на друга дней.
Полк довольно часто посещали офицеры штаба армии, ТуркВО, навещали и представители ЧВВИУРЭ.
   Очень приятно было пообщаться с Е. Бочаровым, вспомнить лейтенантскую молодость. В период службы в ГСВГ, в Торгау (город в Германии), мы почти три года жили в одной квартире, занимая смежные комнаты, а в ожидании вылета перед отправкой в Афганистан я двое суток проживал у него в Ташкенте. Или с В. Гладковым – зам. начальника кафедры военного училища, моим бывшим комбатом, живо интересовавшимся техникой пеленгования с вертолёта. Через три года судьба вновь свела меня с этим замечательным человеком в ЧВВИУРЭ.
   В июле 1986г, когда мне уже было присвоено звание “майор”, и я начал зачёркивать на календаре прошедшие и считать оставшиеся до замены дни, получаю распоряжение -  убыть в г.Чирчик Узбекской ССР. Главная задача, которую предстояло выполнить – доказать на предстоящем смотре военной авиационной техники эффективность применения средств радиоэлектронной разведки с использованием вертолётов Ми-8МТ. Конечно, особого желания лететь не возникало, но приказ – есть приказ.
   В Кабульском 50-м САП (смешанный авиационный полк) выделили пару машин. Экипажи - давно и хорошо знакомые лётчики, с которыми не один раз “бороздил” афганское небо. У себя в полку получил все необходимые документы: командировочное предписание, прод. аттестат. Всю аппаратуру загрузили в один вертолёт. Вылет назначили на следующий день. Утром, уже в повседневной военной форме (в “афганке” выезд в Союз не разрешали), В. Дунаевский отвёз меня на стоянку вертолётов. Нашу пару охранял отдельный часовой. Стрелки на часах показывали около девяти, но солнце уже основательно припекало.
   Купил в местном магазине несколько бутылок “Боржоми” и, поднявшись в кабину вертолёта, выпили с В.Дунаевским по бутылочке за успех предстоящего мероприятия, после чего, пожелав удачи, он покинул борт. Через несколько минут пилоты заняли свои места, и засвистели стартер генераторы,  раскручивая лопасти огромных винтов. План полёта предусматривал промежуточную посадку в Кундузе, а оттуда – до аэродрома Кокайды (Узбекистан), где предстояло пройти пограничный контроль и далее до Чирчика с дозаправкой в Самарканде.
   Полёт проходил на уже привычной высоте – 4500 метров.  Пролетая над Салангом, ещё раз любовался непередаваемо-строгой красотой горных хребтов Гиндукуша. Несмотря на июль, многие горные вершины были покрыты сверкающими на солнце белыми шапками вечных снегов. Казалось, что они были совсем рядом. Перед главным хребтом почувствовал, что вертолёт продолжил набор высоты. Начала чувствоваться  разреженность воздуха, но холод донимал сильнее. Минут десять “стучал зубами”, потом не выдержал и втиснулся в кабину к пилотам, подняв борттехника с его откидного сиденья. Некоторое время так и летели – стоя. А потом оказалось, что пилоты просто забыли включить обогрев грузовой кабины. Минут через двадцать передали метеосводку, что в районе Кундуза пыльная буря. Предупредили, что если сядем, то из-за погодных условий можем задержаться на сутки и более.  Решили подняться до максимума и пройти над пылевым облаком сразу на Кокайды.
   Да, такого природного явления я ещё не встречал, особенно, если смотреть на него с пятикилометровой высоты. На фоне ярко синего неба стояла, а вернее двигалась прямо на нас абсолютно непроницаемая желтая стена. Её границы справа и слева исчезали за горизонтом. Это громадное мутно-желтое облако мгновенно поглощало, растворяло все объекты природной инфраструктуры без всякой надежды на их возможное обозрение.
   Где-то в районе Термеза пересекли государственную границу, и я это сразу почувствовал, как только вертолёты “упали” на минимальную высоту и понеслись, сдувая песок с верхушек холмов.
На аэродроме Кокайды прошли пограничный контроль, сдали на временное хранение имевшиеся на борту боеприпасы, заправились “под завязку” топливом и прекрасно пообедали в лётной столовой. Даааа… кормили лётчиков реактивной авиации просто замечательно. Не только “сколько сможешь”, но ещё и очень вкусно! (Спустя шестнадцать лет впервые пожалел, что уже пройдя медкомиссию, не поехал поступать в Ейское училище лётчиков.) После небольшого отдыха, а после такого обеда так и тянуло поспать, взлетели и через четыре с небольшим часа, после дозаправки в Самарканде, приземлились в сорока километрах от Ташкента на военном аэродроме Чирчик.
   Всем командовала местная комендатура. Вертолёты сразу опечатали и сдали под охрану караула, нас погрузили в автобус и отвезли, правда, не очень далеко, в какую-то воинскую часть, где и разместили. А утром, уже на аэродроме, выстроили всю лётную технику вдоль ВПП и дали сутки на её подготовку к смотру. Так получилось, что из “сухопутных” представителей я был один. Все остальные – ВВС (военно-воздушные силы). Чтобы особенно не выделяться из общей массы лётного состава, один из наших пилотов, сходный со мной по комплекции, дал мне “песочку” (форма одежды лётчиков песочного цвета). Хотел дать и фуражку с голубым околышем, но я отказался. Откуда-то появились стойки с навешенными на них плакатами с ТТХ Ми-8МТ, привезли и разложили у вертолёта кассеты с неуправляемыми ракетами, контейнеры с 23-мм пушками, несколько видов управляемых ракет, авиационные бомбы всех калибров. Лётчики и  сами смотрели на всё это многообразие вооружений широко раскрытыми глазами. Они сразу “открестились” от участия в планируемом мероприятии, мотивировав тем, что всё то, что кругом разложено, есть и у других  “восьмёрок”, а наша – с аппаратурой радиоразведки. И действительно, на аэродроме находились четыре пары Ми-8 (включая нас) различных модификаций. Пришлось мне на всякий случай изучить основные параметры вертолёта и варианты вооружения (а ведь пригодилось!)
   Остаток дня прошел в ознакомлении техникой ВВС. На аэродроме не была представлена только военно-транспортная и стратегическая авиация. На правом фланге возвышался над всеми К-50 – первый советский самолёт дальнего радиолокационного обнаружения и управления, создаваемый на базе Ил-76. Не знаю, была ли установлена на нём в тот момент аппаратура, но антенна радиолокационной станции в виде большой тарелки поднятой над фюзеляжем, смотрелась солидно. По периметру самолёт был обнесён ограничительными леерами, стояли часовые.
К остальным летательным аппаратам можно было подойти довольно свободно. Да и не только подойти! Видя мой чёрный околыш форменной фуражки и естественный интерес к их технике, некоторые пилоты позволяли забраться в кабину боевой машины, а сами, поднявшись по лесенке, с удовольствием объясняли назначение некоторых приборов, органов управления и принципы пилотирования. Вот так, переходя от одного самолёта к другому, побывал в кабинах “старичков”: МиГ-21, Су-17, Як-28. С особым удовольствием подержался за штурвалы много раз наблюдаемых в небе Афганистана вертолёта огневой поддержки Ми-24 и штурмовика Су-25. Покидая кабину, я уже почти знал - как взлетать, как вести огонь из пушек, а вот как приземляться, никто не объяснил.
   После ужина, на выходе из столовой, меня поджидал командир второго вертолёта нашей пары (до командировки в Афганистан он служил в Тузели, а это военный аэродром в пригороде Ташкента) с каким-то гражданским интеллигентом (я судил по очкам и портфелю с двумя замками). И не ошибся! Это был представитель ташкентской киностудии с необычным предложением. Оказывается, в столице Узбекистана через день (на следующий день после смотра), будет большой праздник и на два – три часа им необходим вертолёт для съёмок. Даже огласил сумму “премиальных” – очень приличную по тем временам. Я, хотя и был старшим группы, распоряжаться вертолётами права не имел и, естественно, отказал.
   Утром, прибыв на аэродром, лётчики приняли у караула опечатанную технику, всё подготовили и, пожелав мне “ни пуха, ни пера”, исчезли. Я, в свою очередь, растянул и закрепил на консоли и хвостовой балке  антенны для двух радиоприёмников, установил в грузовом люке радиопеленгатор, включил и проверил работоспособность аппаратуры. На подготовленном стенде закрепил большой лист ватмана, изображающий карту, схематичное изображение вертолётов со всеми учитываемыми при прокладке пеленга углами. Линейка, транспортир, карандаши и цветные фломастеры лежали рядом.
Кажется всё, оставалось только ждать. Так как мы находились в самом конце выставленной для смотра техники, ждать пришлось довольно долго.
   Наконец, к вертолёту подошла большая группа офицеров. Впереди шел Герой Советского Союза Главнокомандующий войсками Южного направления генерал армии Зайцев М.М. Я представился и предложил войти в кабину вертолёта. Такого количества генералов, находящихся одновременно в одном месте, я не встречал ни до, ни после данного мероприятия. Все даже в вертолёте не поместились.  А некоторые уже так устали выслушивать доклады на тридцатипятиградусной жаре, что даже и не пытались войти. Но те, кого интересовала радиоразведка с борта Ми-8МТ, слушали очень внимательно.
   Понимая, что математическое обоснование возможных погрешностей при определении местоположения источника в данном случае вряд ли уместно, своё выступление построил на  примерах практического применения с алгоритмом решения задач. После окончания доклада, посыпались вопросы, причём задавали их генералы, весьма компетентные в вопросах пеленгования, что мне очень даже понравилось.
   Приятно общаться и даже спорить с людьми, доказывая необходимость промышленного оборудования вертолётов средствами радиоразведки, разговаривая с ними на “одном языке”. На один из прозвучавших вопросов, может ли работать вертолётная пара как  разведывательно-ударный комплекс (очень модное в то время выражение), ответил положительно. Но добавил, что только в ручном режиме и с использованием дополнительно визуально-оптических средств. На что генерал Зайцев захлопав в ладоши, прокомментировал: ”Услышал, прилетел, рассмотрел, разбомбил”. Вот здесь мне и пригодились приобретённые знания по бомбовой нагрузке и вариантам вооружения вертолёта.
   Из всех присутствовавших мне был знаком только главный инженер шестого управления Ю.П. Крестовский (ещё со времён службы в ЛРТР в ГСВГ, куда он приезжал) и его поднятый вверх большой палец для меня значил очень многое.
Прощаясь, понимал, что доклад не прошел зря, и утвердительное решение по данному вопросу будет принято.
    Как только генералы покинули кабину, словно из-под земли появились оба экипажа вертолётчиков. Они уже уточнили все вопросы, связанные с обратным перелётом, запланированным на понедельник и, договорившись встретиться в воскресенье после обеда, разошлись каждый по своим делам (даже не помню, чем занимался, так как никаких дел у меня не было).
   К обеду следующего дня услышал страшную новость – в городском парке во время массовых гуляний задел лопастью несущего винта за растяжку телевизионной мачты, упал и сгорел с экипажем и тремя пассажирами вертолёт Ми-8МТ. Да, с него производили съёмку “киношники”, а оператор ещё взял с собой маленькую дочку.
Все вылеты запретили до окончания разбирательства. Уже вечером мы написали “объяснительные”, но вопрос убытия завис на неопределённое время. Позвонил с почты родителям, а трубку подняла моя жена. Оказалось, что она с детьми уже приехала в Белозерск. И так мне захотелось увидеть свою семью, родителей!
Договорился с лётчиками, где и как меня искать (они планировали  поехать в Тузель), купил билет на первый рейс до Москвы на шесть часов утра, и в это же время, но с учётом часовых поясов, прибыл в столицу нашей Родины. Летел на самолёте Ил-62. Из Москвы на Як-40 долетел до областного центра, а оттуда на Ан-2 (“кукурузнике”) - до Белозерска. Весь перелёт занял не многим больше двенадцати часов!
   А какая была встреча!  Описание может занять целую страницу, поэтому я его опускаю. Опускаю и процедуру расставания спустя тридцать шесть часов.
Обратный путь занял несколько больше времени в связи с некоторой нестыковкой расписания самолётов, но с билетами проблем не было. В Чирчик я приехал ровно через трое суток с момента убытия.
   Вылет на Кабул разрешили уже на следующий день. И здесь всё прошло стандартно, только в обратной последовательности. В Кокайды получили боеприпасы, установили кассеты с тепловыми ловушками, заправились и ещё раз с удовольствием посетили лётную столовую. Напомнив командиру включить обогрев, устроился на боковом сидении с желанием немного поспать. Летели практически на “потолке”, поэтому со сном ничего не получилось. Сидел, считал какие-то простенькие формулы, преобразовывая угловые ошибки пеленгатора в линейные на местности. Правда, сбросил ещё через иллюминатор на “головы мирным дехканам” две “бомбы” в виде пустых бутылок из-под минеральной воды.
   На кабульском аэродроме нас уже ждали. Ещё в воздухе пилоты сообщили через диспетчера в полк о нашем прилёте, поэтому УАЗик был отправлен заблаговременно. Разгрузка много времени не заняла. Попрощался с лётчиками, поблагодарив их за выполненную работу, и занял место на мягком, по сравнению с вертолётом, сидении автомобиля.
   Как оказалось, командир полка Ю. Попидченко, был уже проинформирован о результатах моей поездки, поэтому докладывать  ничего не пришлось. Зная о моей скорой замене, предложил, правда, задержаться ещё на годик, но настаивать не стал.
   По сложившейся традиции за месяц до наступления срока замены, в полёты и в районы ведения боевых действий в составе маневренных групп, офицеров не отправляли, поэтому приходилось концентрироваться на обработке поступающей информации на командном пункте полка. Так и прошел последний месяц моего пребывания в Афганистане.
   По приезду сменщика даётся три дня на сдачу дел и… можно получать предписание и проездные документы в строевой части. Все мои “колониальные ” товары уместились в небольшом рыжем чемодане из кожзаменителя. Большую часть объёма занимала магнитола “SANYO” (до сих пор стоит на даче). Были подарки жене, детям. Всё так, как и у большинства уезжающих по замене военнослужащих. Небольшое “чаепитие” на прощание с боевыми друзьями, пожелания здоровья, удачи и, конечно, крылатых Ангелов за спиной. (А они у меня были - уже через полгода, после операции в Львовском военном госпитале, они вернули меня из состояния клинической смерти).
   На первый, вылетавший в девять часов утра Ил-76, а именно на него были оформлены документы, я опоздал. Причиной послужила бумажка (результаты анализов на холеру), которую сумел получить в инфекционном госпитале лишь за двадцать минут до вылета. И, когда УАЗик, чтобы сократить расстояние, мчал нас по взлётно-посадочной полосе аэродрома, навстречу уже разбегался самолёт, который должен был меня унести с этой горячей афганской земли. Свернув в сторону, освободили ВВП и остановились. Я лишь проводил его взглядом. Дальше ехали, уже не спеша. Подошедший комендант аэропорта пообещал посадить меня на гауптвахту за езду по ВПП, но документы для переоформления на следующий рейс принял.
   Ох, уж этот комендант! Как недавно поделился со мной Владимир Сологуб, его он не пускал в самолёт в гражданской одежде. Форменная рубашка лежала в чемодане, а вот брюк не было. Пришлось прибывшему в тот момент новому зампотеху полка, по команде  провожавшего Попидченко, снять штаны и несколько минут постоять на лётном поле в одних трусах, пока брюки не были возвращены хозяину через остававшийся открытым носовой люк. Да, такой “дубизм” победить сложно…
   Самолёт, на котором предстоял завершающий полёт в небе Афганистана, находился на самой дальней стоянке. Около него уже толпились несколько человек. Ввиду отсутствия какого-либо навеса, защищавшего от уже высоко поднявшегося солнца, все старались находиться в тени его огромных крыльев. Чемоданы стояли метрах в двадцати позади Ил-76, поближе к уже открытым створкам грузового люка, через который и осуществлялась посадка. Я, поставив чемодан, тоже хотел было податься в тень, но пилоты, решившие проверить работу двигателей перед полётом, попросили всех отойти подальше. Естественно, все отошли, но вещи никто и не подумал убирать. Лишь только, когда лётчики дали “полный газ”, и самолёт качнуло на тормозах, все сразу про них вспомнили, но было уже поздно. Чемоданы всех цветов и размеров, обгоняя друг друга, кувыркались в облаке пыли, поднятой реактивными струями четырёх двигателей. “Ранения”, полученные псевдокожаным изделием, оказались не столь серьёзными, какие можно было предположить, исходя из увиденного. Магнитола, работоспособность которой тоже проверил, функционировала нормально.
   Через некоторое время разрешили посадку. На ГАЗ-66, подъехавший к самолёту, никто не обратил внимания, если бы не вышедший из кабины автомобиля старший прапорщик в новенькой “афганке” (в ней не разрешали выезжать в Союз) с тремя (!) орденами “Красная Звезда” на груди. Я с уважением посмотрел на него и, не удержавшись, спросил у одного из солдат, приехавших вместе с ним и помогавших заносить вещи (несколько больших чемоданов), кто он и откуда. Оказалось, что это -  начальник секретной части штаба армии. Мне показалось, что именно такие “герои” и рассказывали впоследствии родным и знакомым, как они писали письма “на сапоге убитого товарища…”
   По окончании посадки створки грузового люка медленно сомкнулись, навсегда закрывая освещаемую горячим солнцем  раскалённую, пахнувшую войной и кровью и оставшуюся на всю жизнь в моей памяти, землю Афганистана.



Послесловие:

   В заключение хочу сказать, что в 1987 году в 50-й отдельный смешанный авиационный полк (Кабул) для действий в интересах 254 отдельного полка радиотехнической разведки ОСНАЗ, поступили четыре вертолёта Ми-8МТЯ “Охотник”, с установленной на заводе аппаратурой радиоперехвата и пеленгования. И ещё, как минимум одна пара таких машин была передана пограничникам в 23-й отдельный авиационный полк в г. Душанбе САВО.