Лариса

За окном было ещё совсем темно, а Лариса уже была на ногах.
Она спешила.
Вчера на обследовании ей поставили диагноз и сказали прямо в глаза, что жить ей осталось всего ничего, что поздно, мол, пришла, извините.

Лариса была замкнутой с детства. Все невзгоды, печали и радости переживала в себе, молча, ни с кем не делилась. Не то чтобы не хотела, а не могла выносить своё душевное на люди. Кому нужны чужие проблемы, да и радости тоже. Видела она, как могли даже самые близкие люди выпотрошить душу, вывернуть наизнанку, а потом бросить, растоптать, как хлам. Так случилось с её матерью, когда Лариса была ещё совсем маленькой. Но она уже тогда каким-то не детским чутьём поняла, что лучше перемолчать, пережить с собой своё, и жить дальше, как, ни в чём не бывало.
Ей это удавалось.

Вот только, как сказал врач:  «Все эмоции оседали внутри и разрушали организм потихоньку. Если бы умела выплёскивать их наружу, то может и обошлось бы, а так…».
Теперь Лариса спешила.

Были дела, которые требовали её обязательного участия.
Скоро конец четверти, надо успеть подбить итоги, потормошить должников, чтоб её класс без неё не оказался отстающим. Будут потом до конца года склонять на всех педсоветах без вины виноватую. Это практика такая – ругать того, кого в данный момент нет.

За квартиру надо заплатить на месяц вперёд. Кто знает, может, прогнозы врачей не оправдаются, и проживёт она на неделю-другую дольше – зачем оставлять долги за собой.
 Кстати о долгах. Последний взнос по кредиту за шубу остался – надо погасить. Хорошо, что хоть в кредит взяла шубу, а то б не поносила.

- Шубу Зойке оставлю, ей и в кредит не взять. Пусть носит да вспоминает добром. Продать бы, наверно, надо. На лекарства да на похороны деньги понадобятся, но Зойке-то тогда точно ничего не достанется, а хочется порадовать её.
 
Зойка – вся её семья – и подруга, и сестра, и учитель, и защитник, и забота, и радость. А Зойкиных детей Лариса любила больше всего на свете! Теперь надо их отучать от себя. Хоть бы уж недолго, а то сил на тоску не остаётся.
 Лариса наскоро выпила чай, оделась и вышла на улицу.

Весна.
 Жалко уходить весной, когда всё нарождается, оживает. Воздух весной особенный, волнующий, пьянящий! Хорошо, что она ещё может насладиться весной…Через месяц пойдёт молодая травка, птицы будут во всю распевать…  Надо сказать Зойке, чтоб рябинку посадила. Она и красивая и птиц привлекает – всё веселей будет.

Хотелось бы увидеть Игоря, хоть издалека. Попрощаться. Звонить ему она не будет – ни к чему. Здоровую оставил, а уж теперь совсем… Жалеть себя она не позволит, да он и не умеет этого. Лариса его давно простила – бог ему судья. Только вот думалось, что будь у них всё путём: семья, дети, может, и не было бы ей этого приговора. Как знать?

Что-то она забыла и никак не могла вспомнить что… Но чувствовала, что это очень важно, и где-то рядом, и надо обязательно  вспомнить. Перебрала в памяти все потаённые места. Нет, не то.
Ничего, вспомнит. Времени, хоть и мало, но ещё есть.

Уборкой займусь завтра. Люди ж придут, скажут, что неряхой жила.
Странно, жить ей оставалось с гулькин нос, а не верится. Будто бы в отпуск собирается.
Жалко, что нельзя сделать так, чтоб никому не досадить, чтоб, как жила втихомолку, так и ушла.
Лариса решила, что будет терпеть до последних сил, а там уж никуда не денешься…

Весна. А всё же лучше, что весной...