Илона

               
На днях, перебирая редакционный  фотоархив, я обнаружил там два снимка одной и той же женщины, которые мы не напечатали в далеких 90-х, как мне помнится, из этических соображений.  Из каких именно, сейчас, спустя годы,  уже можно рассказать.

Тогда мэрия решила открыть дом престарелых, который, в отличие от уже действовавшего Дома ветеранов, предлагал свои услуги всем одиноким пенсионерам, а не только участникам Великой Отечественной войны и другим заслуженным людям. Попасть туда они могли только на условии добровольной и безвозмездной передачи городу своих квартир. Взамен им было обещано размещение в комфортабельном здании, хорошее питание, медицинское обслуживание и заботливый уход до конца, как говорится, их дней. Освободившееся же жильё планировалось передать сиротам из детских домов, что было прямой обязанностью городской администрации, которую она физически не могла выполнять из-за нехватки социального жилья. 

Поэтому вполне естественным было желание редакции показать на страницах газеты, как это новшество входит в нашу жизнь. Осветить его я отправился вместе с фотографом. Первое посещение этого, больше похожего на дом скорби, просторного одноэтажного здания, расположенного в тенистом парке, оставило удручающее впечатление. Бабушки, одетые кто во что горазд, вплоть до ночнушек, бродили в ожидании обеда по комнатам точно сомнамбулы или лежали в похожих на вагонные купе тесных клетушках, куда их селили по двое.  Там стояли напротив друг друга, на расстоянии вытянутой руки, лишь кровати и тумбочки.

— Что вы хотите, это же только спальные места! — оправдывалась толстая директриса  этого богоугодного заведения. — У нас просторные места общего пользования – комнаты отдыха с цветным телевизором, большая библиотека, парк.

Плохо было постоялицам не столько даже от тесноты этих «спальных мест», а от того, что при наличии в штате психолога размещали их здесь без учета совместимости характеров и интересов, что постоянно порождало конфликты. Одна из них — с виду интеллигентная женщина весьма преклонных лет, с одутловатым лицом в старческих коричневых пятнах, одетая в длинный, до пят, не первой свежести фланелевый халат, еле передвигающая на костылях, — пожаловалась нам, что её изводит своими бесконечными и бесцеремонными расспросами и разговорами соседка, судя по татуировкам, бывшая зэчка, от которой, в довершение всего, постоянно исходит невыносимый запах водочного перегара и табака.

— А еще она матерится как сапожник и храпит по ночам как взвод уставших солдат, — добавила она. — Никакие беруши не спасают...

Снимок этой страдалицы, забракованный редактором, я и держал сейчас в руках

— Менее убогую старушку не могли заснять? — заявил тогда Олег Иванович. — Вы что, сами не видите: ваша героиня уже на ладан дышит! Чего доброго, помрет раньше выхода газеты с вашим опусом…

Как же её звали, дай Бог, памяти? Ах, да: у нее было красивое и довольно редкое имя — Илона, больше подходящее юной девушке, нежели этой, явно доживающей последние дни, старухе. Впрочем, она ведь когда-то тоже была молодой и, наверно, красивой дамой, какой, видимо, представляла себя и при нашей встрече, категорически запретив называть её по отчеству. Но может, еще и потому, что её отец, бывший белый офицер, перешедший на сторону большевиков и дослуживший в Красной армии до генеральского звания, был репрессирован в 1937 году, и ей, дочери врага народа, не раз  приходилось публично отрекаться от него. До выхода на пенсию она работала библиотекарем, пережила двух мужей и сына, погибшего в автомобильной аварии… 

Наш критический репортаж серьезно затормозил этот начавшийся было активно обменный процесс, вызвав большое недовольство мэрии.

—  Мы затеяли доброе дело, заботясь об одиноких людях и сиротах, а вы нам палки в колеса вставляете, — возмущалась заведующая отделом социальной защиты, похожая на директрису как сестра-близнец толщиной талии и высоким начесом на голове. 

Тем не менее, через положенное время мы получили из мэрии ответ на эту публикацию.  Судя по нему, сей печальный приют стал меньше походить на богадельню: во-первых, убрав часть перегородок, здесь более просторно и по их желанию расселили постоялиц, а во-вторых, их стали лучше кормить: не тем, что мы видели, жиденьким овощным супчиком и картофельным пюре с крошечным кусочком мяса или рыбы, а полноценной едой. В третьих, ходячих пенсионеров стали изредка возить на экскурсии по всяким историческим местам, в музеи, на концерты в филармонию и художественные выставки.

Этот напечатанный ответ вновь оживил затормозившийся было обмен, но самое важное и положительное изменение в жизни ветеранского дома произошло после того, как сюда потянулись старики, которых разместили в другой половине здания. Столовались они в общем для всех обеденном зале, пользовались теми же комнатами отдыха и библиотекой,  что в лучшую сторону изменило атмосферу прежде безрадостного учреждения.

В этом мы могли убедиться сами, вновь его посетив для подготовки материала под рубрикой «По следам наших выступлений». Конечно, первым делом мы осторожно поинтересовались судьбой героини прежнего репортажа, полагая, как и наш провидец-редактор, что за это время старушка с редким именем Илона, скорее всего, уже отдала Богу душу.

— А вот и нет! — торжествующе заявила директриса. — У нас же не какой-то там заграничный хоспис, где люди доживают последние дни, а, можно сказать, дом отдыха. Жива-здорова ваша жалобщица! С её энергией она еще и нас с вами переживет! Та еще заводила оказалась — весь контингент на уши поставила!
 
Выяснилось, что с появлением в доме престарелых одиноких дедушек вторая половина его, как выразилась директриса, контингента — бабушки–божьи одуванчики вдруг вспомнили, что они — женщины. А пример им подала наша Илона, что доказывал второй снимок, где ёе с трудом можно было узнать. Сочтя неприличным появляться перед мужчинами в затрапезном виде, она спрятала костыли под кровать, надела синюю блузку и черные брючки, подмакияжилась и стала выглядеть как минимум на десять лет моложе. Большинство пенсионерок тоже как-будто забыло о своих немощах и стало наряжаться и прихорашиваться перед выходом из своих «спальных мест».
Дальше больше: управлением досуга постояльцев занялся общественный совет, который возглавила избранная ими единогласно все та же Илона. В результате, также на общественных началах, в доме заработали кружки вязанья и шитья и стали проводиться выставки таких работ, а дедушки сражались на шашечных и шахматных турнирах. Еще больше сдружили пенсионеров литературные и, не поверите, — танцевальные вечера, которые стали организовывать тоже по инициативе нашей героини.

Не знаю, продолжалась ли эта идиллия после того, как та покинула это заведение. Но вовсе не по той, причине, о которой вы, возможно, подумали. Это, конечно, не очень похоже на правду, но Илона действительно сдружилась, а может даже и влюбилась в одного из пожилых постояльцев дома, и они уехали жить на хутор, унаследованный им после смерти старшего брата.

…Нет, все-таки не совсем был прав Александр Сергеевич, сначала заявивший в «Евгении Онегине», что «любви все возрасты покорны» и что «её порывы благотворны», но потом отказавший в этом чувстве тем, чей «возраст поздний и бесплодный, на повороте наших лет». Но не исключено, что неправ я: ведь неизвестно, как сложилась дальнейшая судьба Илоны…