Сёстры и братья часть 3 глава 25

Валентина васильевна
Горы заснули в усталом покое, люди по спуску гуляют толпой. Звёздное небо над ними такое, что если хочешь, танцуй или пой. Сказав эти слова, Иосиф Виссарионович Сталин помолчал какое-то время и уточнил:
- А ведь я всю жизнь писал стихи, но в зрелом возрасте показал их только знаменитому поэту Борису Пастернаку…
- И что он сказал? - заинтересовалась Валентина Истомина.
- Я сказал, что это стихи моего знакомого, - ответил он. - Борис, конечно, понял, кто их автор и посоветовал автору заниматься другими делами.
- Я мне Ваши стихи нравятся! - заявила Валентина Васильевна. - Каждый раз, начиная рассказ об очередном годе жизни, Вы приводили какую-нибудь строчку. Хорошие стихи!   
Старый человек забормотал в рифму, словно сочиняя стихотворение:
- Поговорим о вечности с тобою, конечно, я во многом виноват! Но кто-то правил и моей судьбою, я ощущал тот вездесущий взгляд. Он не давал ни сна мне, ни покоя. Он жил во мне и правил свыше мной. И я, как раб вселенского настроя, железной волей управлял страной. Кем был мой тайный высший повелитель? Чего хотел он, управляя мной? Я, словно раб, судья и исполнитель был всем над этой нищею страной. И было всё тогда непостижимо, откуда брались сила, воля, власть. Моя душа как колесо машины, переминала миллионов страсть. И лишь потом, весною в 45-м, он прошептал мне тихо на ушко: «Ты был моим послушником, солдатом и твой покой уже недалеко!»
Он читал стихотворение, а Истомина впервые увидела его со стороны:
- Опустошённый, одинокий человек, оставшийся без старых друзей, родственников, отгородившийся от всего мира. Ему бесконечно трудно!
- Мне осталось рассказать о первой главе моей жизни! - прервал её рассуждения Иосиф Виссарионович. - Весной 1878 года Николай Михайлович Пржевальский приехал поправить здоровье на Кавказ. Он находился в Лобнорской экспедиции. По выходу из Кульджи заболел. У него был сильный кожный зуд. 20 декабря экспедиция прибыла в Зайсан.
- Мажем кожу дёгтем, - удивлялся Филипп Козлов, - но не помогает…
Николая Михайловича лечили местные доктора, но облегчения не случалось. Несмотря на болезнь, с середины марта Пржевальский начал готовиться к экспедиции в Тибет.
- Завтра мы выступаем из Зайсановского поста! - объявил он товарищам.
25 марта пришло известие о смерти его матери Елены Алексеевны. Это известие как громом поразило Николая Михайловича:
- Я любил мать всею душою. С её именем для меня соединены отрадные воспоминания детства и отрочества!.. Самой тяжёлой минутой всегда было расставание с нею. Её слезы и последний поцелуй долго жгли моё сердце...
Помощник Козлов предложил по дороге в Петербург заехать к знакомому Пржевальского в Тифлисе, который давно зазывал его в гости.
- Поехали к князю Маминошвили! - решился путешественник.
Они оказались в месте, где под небом Грузии в устье реки Куры дремал городок Гори. Посредине торчал высокий холм, с крепостью на вершине.
- На всём колорит какой-то дикой оригинальности! - отметил Филипп. - Знойное небо, буйные шумные воды Куры, неподалёку пещерный город, дальше горы Главного хребта, осыпанные нетающим снегом.
- Но некую особую ноту в идиллию вносят грозные развалины, - уточнил Николай Михайлович. - С крутой скалы смотрят руины замка феодалов, владевших когда-то краем и воевавших с грузинскими царями.
Князь принял гостей радушно, познакомил с двадцатилетней Екатериной, которая пришла к его дочери. Пржевальский был очарован красотой образованной грузинки Кэкэ, родственницы Маминошвили.
- Правда, она находится в бедственном положении, - сказал князь. - Екатерина четыре года замужем за сапожником Виссарионом Джугашвили.
Она приятно поразила образованностью, поведала местные легенды. Бесо уехал к родственникам, они гуляли по городу. Около развалин замка лежал шарообразный камень. Николай Михайлович спросил о нём.
- Гигант Амиран играл этим камнем, как мячом! - сообщила ему Кэкэ. - Амиран герой кавказского варианта легенды о Прометее. Он демон разрушения, боги приковали его цепью к вершине Кавказа. Ночью кузнецы будут стучать по наковальне, чтобы не ушёл со скалы в мир дух разрушения.
По бурной Куре неслись плоты. Уныло провожая глазами удалых плотогонов, водовозы набирали воду в кожаные мешки и везли её по домам на тощих лошадях.
- Мой муж беден, - призналась Кэкэ. - Мы живём недалеко от кафедрального собора в «русисубани», русском квартале, где расквартированы военные и где останавливаются все путешественники.
Они шли по нижней части города, где жили богачи. Центром жизни являлся рынок, типичный восточный базар. В тесных рядах бесчисленных лавочек продавалось всё. Прямо на улице работали портные.
- Мерку снимают с заказчика интересно, - удивлялся гость, высматривая необычные моменты. - Посыпают землю золой, заказчик ложится, а портной садится на него верхом, прижимая к золе. Отпечаток обмеряют…
Цирюльники стригли и выдёргивали зубы щипцами. Торговцы играли в нарды, пили вино.
- Иная жизнь в верхней части города, - вздохнула спутница Пржевальского. - Там поселилась наша семья после свадьбы.
В Гори Бесо появился недавно, он родился в деревушке Диди-Лило, предки жили в горном селении в Лиахвисском ущелье. Были крепостными, принадлежали воинственным князьям Асатиани.
- Заза Джугашвили, дед Бесо, - рассказала гостю женщина, - участвовал в крестьянском бунте, был схвачен, брошен в тюрьму. Бежал, бунтовал и поселился в деревне Диди-Лило, близ Тифлиса, там женился и обрёл покой.
Остались два сына Бесо и Георгий. Буйного Георгия зарезали в пьяной драке, а Бесо покинул тихое село и переехал в Тифлис.
- Там полуграмотный Бесо стал сапожником, - поведала Кэкэ о муже, - работал на кожевенном заводе Адельханова, поставлявшем сапоги для войск.
Бесо заехал в Гори к друзьям-сапожникам и увидел шестнадцатилетнюю красавицу. В Грузии девушки созревают рано, она уже считалась взрослой.
- Мы поженились, - продолжила она историю своей жизни. 
17 мая 1874 год сочетались браком крестьянин Виссарион Иванович Джугашвили, вероисповедания православного, первым браком, возраст 24 года и дочь покойного горийского жителя крестьянина Глаха Геладзе Екатерина, вероисповедания православного, первым браком.
- Желаем молодым счастья! - кричали многочисленные гости.
Грузинскую свадьбу празднуют долго. Во время свадьбы Кэкэ смогла многое понять в избраннике. Бесо пил мрачно, страшно, быстро пьянел и вместо грузинского славословия лез в драку.
- Гнев сжигает этого человека… - призналась она новому знакомому.
Муж был чёрен, среднего роста, худощав, низколоб, носил усы и бороду. Кэкэ миловидна, со светлой кожей, покрытой веснушками. Исправно рожала, но дети умирали. В 1876 году в колыбели умер Михаил, затем Георгий.
- Семя у Бесо плохое… - поэтому Екатерина обратила внимание на красивого и солидного, имевшего высокие чины, гостя князя.
По длинной главной улице они пересекли город.
- Когда-то царь Николай I посетил Гори и улица называется Царской! - сказала Джугашвили, ведя куда-то путешественника. 
Двухэтажные дома и магазинчики прятались между деревьями. Они провели ночь вместе. Пржевальский в порыве страсти признался, что всю жизнь посвятил поиску Шамбалы:
- Только путешественник, чьё сердце чистое, может найти дорогу туда.
- А что это такое? - спросила женщина.
- В той стране собраны великие наставники человечества, несущие в мир тайны бытия. Существует гипотеза, что в ней собран весь генофонд Земли. Шамбала представляет состояние полного единения человека с Создателем.
Утром счастливый Николай Михайлович возвращался в дом князя. Гори просыпался с восходом солнца. Пастухи заходили во дворы и забирали коров. На балкончики выходили заспанные люди. Отпирались двери храмов, на утреннюю службу спешили старухи в чёрных одеждах.
- Будто ничего в мире не изменилось, хотя кузнецы проспали… - Иосиф Виссарионович красочно описал историю встречи Пржевальского его матерью, что Истомина будто увидела далёкие годы своими глазами.
- А причём тут Пржевальский до вашей жизни? - спросила Валентина.
- Через семь месяцев после его отъезда у Кэкэ родился третий мальчик… - ответил он. - Недоношенный, болезненный. Это был я!
Мать молила Бога даровать жизнь сыну, разглядывая слабое тельце.
- Он родился с дефектом, - с ужасом поняла она, - у него сросшиеся второй и третий пальцы на левой ноге, которая недоразвита и короче другой.
Младенец остался жить. В книге метрик церкви Успения записали, что 6 декабря 1878 года у православных Виссариона Джугашвили и его венчанной супруги Екатерины Гавриловны родился сын, наречённый Иосифом.
- Мальчик будет играть земным шаром, как Амиран каменным мячом! - сказал священник во время крещения.
Семья Джугашвили жила бедно. У входа в одноэтажный кирпичный домик, прямо на улице, тачал сапоги мрачный Бесо. Скудный свет через окошечко освещал колыбель. Слабенького младенца в благодарность за дарованную ему жизнь Кэкэ решила посвятить Богу и поклялась:
- Сосо должен стать священником.
Бесо всё пропивал, Кэкэ зарабатывала на жизнь, на учение сына. Она ходила по домам к богатым людям, стирала, шила. Муж ревновал.
- Тяжёлый труд закалил её и отпор молодой женщины с каждым годом становился сильнее, - добавил Сталин, - а пьяница Бесо слабел. Он решил уехать в Тифлис. Мы остались вдвоём. Кэкэ убиралась, шила и стирала в доме богатого торговца-еврея Давида Писмамедова, туда рекомендовала её подруга Хана. С нею ходил я. Давид давал мне деньги, покупал учебники.
Однажды мать прочитала ему Евангелие, историю предательского поцелуя Иуды. Маленький Иосиф, негодуя, спросил:
- Но почему Иисус не вынул саблю и не убил Иуду?
- Надо было, чтоб Он пожертвовал собой во имя нашего спасения! 
Он организовал провокацию против евреев, оставаясь в стороне.
- План осуществили мои друзья, которые впустили в синагогу свинью! -  рассмеялся Сталин. - Их разоблачили, но меня они не выдали. 
Валентина терпеливо выслушала монолог, лишь позволила замечание:
- Вам нужно отдохнуть! Ведь скоро на работу.
- Я больше в Кремль не поеду! - неожиданно заявил Сталин.
- Почему? - не смогла сдержать возгласа Истомина.
- Мне надоело служить тёмной силе исходящей из его подземелий… - ответил он. - Я потратил всю жизнь на следование указаниям чье-то воли. Когда-то давно, в юности мне приснился вещий сон. Седой старик в светлых одеждах встретил меня в огромной пещере. Он показал как устроено общество будущего. Там нет войн, болезней и социальной несправедливости. У людей нет материальных излишеств в виде ресторанов, магазинов одежды и драгоценностей. Каждый человек там трудится на благо общества и получает всё необходимое для культурной жизни. Старик сказал, что я призван построить такое общество сначала в России, а потом на Земле. Я поверил ему, и он никогда не оставлял меня. Его голос постоянно звучал в моей голове, подсказывая как поступить в трудных ситуациях. А недавно голос умолк, и я задумался, а правильно ли жил? Мне уже мало осталось жить и я хотел рассказать хоть одной живой душе, почему я прожил так, а не иначе… Хочу понять, правильно ли сделал, посвятив жизнь революции?
- Правильно! - заверила Валентина. - Вы столько успели сделать! Решали судьбы мира, встречались с выдающимися людьми Земли, выиграли страшную войну, вас обожают миллионы… Какие могут быть сомнения?!
- А сомнения остались… - вздохнул Иосиф Виссарионович. - Ладно, скоро мне на высшем суде всё пояснят! Иди спать, тебя не будут тревожить...   

Олег Филиппович
Кое-где островками снега, доживала своё зима. Весной 1956 года Олег Филиппович Козлов находился в специальном лагере для отбывших срок заключения и со дня на день ждал отправки в центральную Россию. Свободного времени было много, он вспоминал, как с трудом выжил в советском лагере для бывших русских, сотрудничавших с Гитлером:
- Дорога сюда была ужасной! 
После передачи англичанами казаков советской стороне, их погрузили в вагоны для перевозки скота и повезли через Советский Союз на Восток.
- Набивали столько людей, - думал он, - что было трудно свободно сидеть, а лежать приходилось по очереди и по команде переворачиваться.
В дороге провели два месяца. Двери были завинчены проволокой.
- Чтобы никто не мог их открыть! - понимал Олег Филиппович.
В промежутке между станциями поезд останавливался. Охранники открывали вагоны и приносили баланду, хлеб и воду из котла паровоза. Через неделю началась массовая смертность. Мертвецов выносили на станциях.
- В каждом вагоне умирало два-три человека ежедневно… - знал он.
Весь конвой сменился около Свердловска. Ежедневно производили обыск. Охранники входили в вагон и приказывали перейти всем на одну половину вагона и по очереди пропускали с вещами во вторую половину. Вещи осматривали и выбирали то, что нравится, даже зубные щётки.
- Наш поезд состоит из ста вагонов, - сосчитали они на поворотах.
Пленные приехали в сибирский городок Прокопьевск, где были уголовные шахты. Их высадили в чистом поле. Конвой сменился на женский.
- Не хватает мужчин для охраны всех пленных, - пошутил Козлов.
Конвойные женщины более строги, чем мужчины. Казаки стали рыть котлованы под землянки. Через месяц в пустынном месте стоял городок. Прибыли эшелоны с женщинами и детьми, которых, англичане передали Советам. Их разместили в заброшенном помещении кирпичного завода.
- Люди мрут, как мухи, - понял он. - Еды мало, лекарств нет!
Хоронить покойников не могли, земля промёрзла на метр. Умерших складировали в сарай для дров. Олег Филиппович притащил туда труп и столкнулся со знакомой по Грацу женщиной, казачей вдовой.
- Есть хочу… - прошептала она, посмотрев на него тусклыми глазами.
Он дал ей припрятанную в кармане краюху хлеба. Казачка проглотила угощение и взгляд её потеплел. Сквозь просветы в облаках изредка выглядывало ночное бледное небо. Мела колючая позёмка.
- Хочу отблагодарить тебя… - призналась женщина. - Только где?
Он повёл её в сарай. Пьяные от внезапной любви два человека слились в одно сущенство. Казачка с ужасом отпрянула от мужчины, когда светом от зажженной спички из темноты выхватило груды голых скрюченных трупов. 
- Ласки среди мёртвых… - заплакала она.
Кто-то их видел. Утром Козлова вывели из лагеря. Конвойные следовали за ним и строго приказали:
- Иди вперёд и не оглядывайся!
Один вынул револьвер из кобуры. Дорога шла через сугробы по безлюдной местности. Мысль, что пристрелят по дороге и скажут, что попытался бежать, преследовала его на протяжении четырёх километров. В караульное помещение конвойный отдал ордер начальнику. Он спросил фамилию, год рождения, чин. Приказал стоящему рядом надзирателю:
- Обыскать!
Надзиратель, вооружившись перочинным ножом, обрезал пуговицы, забрал пояс. Иван подвязал брюки рукавами рубашки и пошёл за ним. 
- При встрече с заключёнными отворачиваться! - пояснил он.
Камеры подследственных оказались большими и сравнительно чистыми. В каждой камере жило по двадцать человек. В коридоре лежал ковёр.
- Вызывают на допрос шепотом, - пояснили соседи. - Допросы по ночам.
После дознания он попал в партию молодых казаков. Конвой подвёл тридцать человек, как только открыли ворота, на них набросились, как стая волков, блатные. Хотели «раскурочивать», но лагерная охрана отстояла. После проверки по списку направили в баню. Там мылись уголовники, когда казаки стали раздеваться, набросились на них.
- Назад! - казаки тазами забросали нападавших. - Не возьмёшь! 
Каждый зэка нашил четыре номера: на шапке, на спине, на груди и на левой ноге. Номер у Олега Филипповича был Ю-546. Конвой обращался по номеру. Его назначили в бригаду на хозяйственные работы.   
- К концу дня не чувствуешь рук, - Козлов отвык от физической работы.
Осенью их направили рыть картофель, свёклу, срезать капусту, убирать сено. Иногда сердобольный председатель колхоза за спасение урожая давал им бодон молока и несколько караваев хлеба. Зимой ходили на расчистку снега. Долго в одном лагере не держали, перебрасывали в другой.
- Мне пришлось побывать в шести лагерях! - подсчитал он, сидя в седьмом. - В предпоследнем пришлось валить лес…
Работа тяжёлая, ходить на работу пришлось за десять километров. Лагерь окружён тайгой, а лесоповал далеко. Выдали рабочую одежду и ботинки. Побеги почти никогда не удавались, в тайге далеко не уйдёшь.
- Убегая, приходится держаться железной дороги, - знали каторжники, - а вдоль линии ходит бригада, которая задерживает проходящих.
Если задерживали бежавшего, то убивали и бросали под ворота лагеря на три дня. Бригады, идущие с работы, смотрели на тело убитого в назидание за побег. Перед сном, заключённые выстраивались и дежурный пересчитывал. Проверка повторялась утром.
- Каждая наша минута на учёте! - вспомнил Олег Филиппович. 
В семь часов утра выстраивались по бригадам на главной линейке к выходу. С внутренней стороны лагеря производил обыск комендант и дежурный надзиратель, а с другой стороны ворот начальник конвоя с конвоирами. Конвой состоял из солдат действительной службы.
- За каждого убитого зэка они получали отпуск… - злился Козлов.
Начальник конвоя осматривал каждого, получал карточку с описанием всех примет заключённого. После приёма заключённых он скомандовал:
- Руки назад, конвой к бою.
По приходе на место работы начальник приказывал садиться, где стоишь, осматривал место работы и ставил флажки, границу места работы. 
- Начали! - работой руководит бригадир.
Он получал производственное задание и выполнял с помощью заключённых. Сам не работал, а заставлял работать. Работа продолжалась десять часов, с часовым перерывом на обед. Пробовали отказаться от обеда, чтобы раньше кончить, но начальство не согласилось:
- Должны летом и зимой обедать в двенадцать часов.
1 января пришёл надзиратель в барак, где он лежал на верхних нарах, на голых досках, и сказал готовиться для переезда в лагерь освобождающихся:
- Поезд проходит мимо лагеря в двенадцать часов. Стоит пять минут!
На следующий день их группу принял начальник караула и дал удостоверение на проезд до лагпункта № 22, расположенный рядом с Тайшетом. Подошёл пассажирский поезд, идущий туда. Конвоя не было, сопровождал солдат без винтовки. Приехали на станцию, и пошли в лагерь.
- Неужели отпустят?! - сомневался Козлов.
Лагерь в запущенном состоянии. Внутри не было растительности, всю траву сорвали. Торчали поломанные вышки для часовых, порванная проволока и полуразрушенные бараки. Зашли в комнату охраняющего лагерь. Показали удостоверения, он велел идти в барак, выбрать кровати:
- Завтрак в восемь часов, обед в полдень, ужин в шесть часов вечера.
- А на работу когда поведут? - спросил Олег Филиппович. 
- Работы не будет, - равнодушно ответил он. - Можете ходить куда угодно, даже ездить в Тайшет, только нужно сообщить начальнику лагеря.
Столовая оказалась чистой. Дали борщ и кашу с мясом.
- Хлеба двести граммов, - удивился он изобилию.
Обед показался вкусней, чем в лагере. Сидеть в столовой требовалось в пристойном виде. После окончания обеда встали и разошлись по баракам.
- Отбой! - около восьми часов дежурный запирал барак на ключ.
Днём старались найти работу по хуторам у крестьян и в совхозах. Одинокие женщины принимали мужчин, в них был недостаток. По соседству с их лагерем находился свободный лагерь женщин.
- Они ждут по три месяца до окончательного освобождения мужей, - знал Козлов, - или ссылки в отдалённые края. 
В мае пришла грузовая машина и заключённых под конвоем повезли на вокзал. Там посадили на поезд Владивосток-Новосибирск.
- Это бывший Новониколаевск, - понял Олег Филиппович.
В арестантском вагоне без уборной ехал неделю. В Новосибирске на вокзале сутки ждал поезда на Ленинград, вспоминая встречу с казачкой: 
- Кто не прошёл этот путь, не поверит, как мы были безмерно счастливы в ту морозную ночь. Живые среди мёртвых… Наслаждаясь ворованным, кратковременным счастьем, мы не думали о неизбежной расплате…


 

 
продолжение http://www.proza.ru/2020/02/08/1226