Глава III

3 июля. По радио выступает И. В. Сталин.
Недавно из районного центра в деревню перевели радио. Длинный раструб репродуктора, похожий на ухо звукоуловителя прикреплён к сугробу у сельсовета.
Сталин говорит неспеша, не напрягая голоса, без ораторских ударений и подчёркиваний, как человек, который очень устал, но уверен в своей правоте. Этот тон действует впечатляюще. Уверенность – вот то, что необходимо в этот трудный час людям. Они верят этому человеку потому, что за его уверенностью стоит партия, которая двадцать четыре года вела страну вперёд. Но армия отступает по всему фронту. Нехватает техники, нет порядка. Есть только уверенность. Она рождает порядок. И люди с жадностью ловят её в твёрдом ритме его речи, находят в каждом звуке его голоса, в каждой паузе. Они не знают, что по вине этого слишком уверенного в себе человека страна оказалась не подготовленной к войне. Они ещё многого не знают. Им нужна уверенность, чтобы победить. А её слишком много у этого человека, хотя ещё несколько дней назад он был растерян и испуган.
Лица кохозников внимательны. Слушают молча. В этом молчании чувствуется что-то страшное, непоправимое. Сколько смертей предвещали им эти спокойные слова о войне, начатой коварным и неизмеримо сильным противником.
Иногда Сталина трудно понимать. Фелиса относит это не за счёт его грузинского акцента, так и не стёртого годами, а за счёт своего ещё не достаточного знания русского языка. К тому же не новой линии много помех.
Фелиса любила Сталина со всей неподдельностью и серьёзностью, свойственным её натуре. Когда началась война, многие воспитанники вступили в комсомол. Это был стихийный порыв. Фелиса тоже стала комсомолкой. Она никогда не видела Сталина. Но при одном его имени дело её отца становилось ощутимым и возвышенным. Став комсомолкой, маленькой рядовой в большой армии единомышленников, Фелиса часто вспоминала слова отца: «В мире нет человека, более великого, чем Сталин. Он настоящий коммунист. Его воля неприклонна. Он даёт нам уверенность в трудной борьбе за справедливость».
Со Сталина брал пример Антонио Гарсиа в трудные дни подполья и открытой борьбы с фашизмом. Когда после революционных битв 1981 года он попал в тюрьму, ему не раз приходилось вызывать перед своим мысленным взором образ Сталина в простой солдатской шинели, с незамысловатой трубкой во рту. Человек, вылитый из стали, монолитный и твёрдый, не знающий раздвоенности и лицемерия, принципиальный и справедливый, не гнущийся ни под какими трудностями – таким ему рисовался Сталин. Таким он представал перед ним в часы издевательских допросов, когда воля, казалось, почти оставляла его и разжимались сжатые от боли и ненависти к врагу кулаки. Тогда Антонио Гарсиа тоже становился твёрдым, как сталь, потому что был на свете человек, с которого он мог брать пример. И он плевал в лицо врагам. Он, как и многие миллионы честных борцов, верил Сталину. Эту веру и священную любовь Антонио Гарсиа привил и своей дочери.
Дети особенно восприимчевы ко всему, что возведено в превосходную степень. «Самый честный», «самый великий», «самый справедливый» запечатливаются в детском сознании глубже, чем просто «честный», «великий», «справедливый». Дети всё раскладывают по ящичкам, где всё самое, самое, самое и никакой середины, которая приходит потом, с годами.
Когда Фелиса приехала в Советский Союз, это «самое-самое» уважение к Сталину ещё больше укрепилось в ней тем «сталинским» ритмом, который был повсюду. Здесь всё говорило о нём: выступления по радио, выступления и статьи в газетах, здравицы в его честь, тысячи тысячь его портретов, скульптур, фотографий. Он был в кино, литературе, в каждом доме и на улице. Он был везде – и нигде. Нигде потому, что никто его не видел, разве что на парадах, да и то издалека. А она хотела его увидеть. Мечтала об этом.
По дороге из сельсовета Фелиса сказала девочкам:
- Я просто счастлива от того, что у нас есть Сталин. Оттого что он живёт на земле. Я горжусь, что живу в одно с ним время. Он разобьёт фашистов.
- А что будет, если Сталин умрёт? – не думая, спросила Лола. Это было совсем в её духе - сказать, потом подумать.
Сердце захолонуло: столь крамольна была мысль, столь отчётливо в своём воображении представила она этот трагический конец.
- Ой, девочки, я, наверно, не то сказала, - спохватилась, нервно стиснув руку в кулак, больно куснула мягкое ребро ладони.
- Глупая, - выпалила Соле. – Сталин никогда не умрёт. Как ты могла подумать?
- Все люди умирают, - тихо вмешивается в разговор Росита. Грусные глаза заволакивает туманцем раздумья. Кажется, она хочет добавить: «Особенно те, кто болеет». Но она молчит – это уже относится и к ней.
- Какие вы глупые ещё. Маленькие и глупые, - недовольно говорит Фелиса. К тому времени изобретут лекарство, эликсиром называется, от которого люди будут жить до 200 лет. Сталину не дадут умереть.
Лола этому не верит. Вдруг говорит, снова не подумав:
- А у Сталина такие смешные усы.
На неё шикают, увидев в неподходящем сравнении чуть ли не кощунство.
- Да, что вы, девочки. Я просто так сказала, - отбивается Лола. – Я не хотела никого обидеть. А больше всех я люблю Ворошилова. У него вид бравый, с шашкой и на коне. Красиво.
Таким изображали маршала обороны К. Е. Ворошилова в республиканской Испании, где его портреты можно было встретить не реже портретов Сталина. Героическая внешность маршала импонировала испанскому сердцу. Таким он и запечатлелся в воображении Лолиты. Другие, более поздние картины не могли вытеснить первого впечатления.
Лола воспринимала мир чувствами. Отдавала предпочтение тому, что могла сама реально осязать, ощущать, видеть. Не любила громких, надуманных слов. Говорила только то, что легко скатывалось на кончик языка.
Необдуманными замечаниями Лолита испортила впечатление от речи Сталина. Разговор не клеится. Вяло перебрасываются словами.
Соле: Сегодня вечером в клубе кино будет.
Росита: Какое?
Соле: Не знаю. На оюъявлении не написано.
Лола: Наверно, «Волга-Волка», как в прошлый раз. Хорошее кино.
Эту кинокомедию она любила из-за артистки Орловой. Ещё любила «Богатую невесту». После этой картины решила стать простой колхозницей, жить в деревне, убирать на полях урожай. А всё из-за артистки Ладыниной, из-за её большого красивого чувства. Но Орловой отдавала предпочтение. Тайная мечта сттать артисткой или балериной не покидала её все эти годы. Отец сумел заронить мечту в самый чуткий уголок её сердца.
На фронте положение ухудшалось. Но их не возвращали в детский дом. С начала июня там шёл ремонт. Последние дни его приостановили. Все маляры и плотники работавшей в детдоме бригады были призваны в армию.
…По кривой просёлочной дороге, оставляя за собой облачка пыли, бежит Эрнесто. Мягко приплясывает по земле босыми ногами. Первый освоился с крестьянским укладом жизни. Другие, особенно девочки, босиком не ходят – стыдятся. А Эрнесто так даже удобней.
- Завтра сбор. В 8 утра. У сельсовета. Едем в город. Не проспите своих.
Он сворачивает с просёлка. По узкому пробору в пахучем гречишном поле спускается к речке. Засовывает два заусенистых пальца в рот. Свистит по-уличному. Зовёт товарищей.
Спать почти не пришлось. Ночь будоражила. Томила. Небо на западе то и дело вздрагивало от зарниц. Прерывистые, мигающие вспышки сквозь окна вторгались в хаты. Мешали спать. Мрак от них казался живым, шевелючим. С каждой вспышкой рождались короткие, острые тени. Их тут же съедала, жадно проглатывала темнота.

Августовские зарницы,
Дальних молний колыханье
За чертою горизонта.
Злобно землю разрывают
Злае всполохи в полнеба.
Грома дробные раскаты
Блеск зарниц сопровождали
В тот, огнём сожжённый вечер.
И испуганно средь ночи
Просыпались часто дети,
Шли на улицу, чтоб снова
Посмотреть на те зарницы.
Но никто не догадался
Лечь на землю и послушать.
Он бы понял, что не в небе –
На земле была причина
Тех раскатов опалённых,
Тех коротких вспышек – ярких,
Как упругое свеченье
Над металлом раскалённым.