Глава IX

Камарада Антонио Гарсиа вспоминал боевых друзей, товарищей по недавнему заключению. После того, как провалмлся Эрнесто мадина. Он сам назвался поехать в Мадрид и выполнить поручение Партии. Ему тоже не повезло. Его выследили, и он оказался в мадридской тюрьме для политических в Карабанчеле, где сидел Эрнесто Медина. Они виделись только на прогулках – никакого более близкого общения не разрешалось. Антонио Гарсиа угнетало то. Что он так и рне выполнил порученного дела. В тюрьме он был свидетелем того, как расстреляли Хуана Эччевария, человека, с которым он должен был установить связь в Мадриде. Когда их переводили в другую тюрьму, камарада Антонио решил бежать. Рискованно, безнадёжно, но он пошёл на риск. Собственно, он ничем не рисковал. Так или иначе его ждал расстрел. Слишком много неприятного причинил он фашистам. Побег удался. Правда. Из трёх бежавших остался в живых только он один. Он знал, что нужно как можно дальше уйти от места побега. Его искали. Это было, несомненно. В Валенсии надеялся найти своих людей., поэтому решил держать путь на восток. Поездом ехать опасался. На Валенсийском шоссе ему подвезло. Он проголосовал. Его прихватил немецкий автотурист на «опеле». Владелец машины знал хорошо испанский язык – во время гражданской войны в Испании служил в качестве военного советника при штабе генерала Мола в Бургосе. Теперь он приехал в Испанию на летний отпуск.
«Влопался», - подумал Антонио. «Еду рядом с фашистским полковником, а может быть, и генералом. Из огня да в полымя». Немец прихватил его, потому что в дороге одному было скучно. Кроме того, ему был нужен проводник.
У бензоколонки, где сделали остановку, чтобы заправиться горючим и перекусить в небольшом придорожном касино, Антонио предложил немцу свои услуги в качество шофёра. Тот согласился: поменялись местами. Вскоре он оценил всю выгодность и благоразумие своего замысла. На ближайшей развилке дорог их остановили для проверки документов. Фалангистский лейтенант, прочтя бумаги немца, вытянулся, отдал честь:
- Извините, сеньор хенераль. Небольшая формальность. Сбежал преступник, опасный преступник. Мы выполняем долг.
У генеральского шофёра никто не осмелилмя проверить документы. За него убедительно говорила персона хозяина, и камарада Антонио чувствовал себя спокойно всю дорогу до Валенсии.
- Я был в Бургосе у генерала Мола. Потом на побережье Бискайского залива, в Астурии и Галисии. Южнее никогда не забирался. Ваша Валенсия восхитительна. Столько зелени, солнца, песен. А какие женщины. Нигде в Европе не сохранилось таких женщин, как в Испании., - он по-банальному поцеловал кончики пальцев.
«Бабник», - с отвращением подумал Антонио.
Потом генерал перешёл на политические темы:
- Мы живём в великое время. В Европе устанавливается новый порядок. Во всей Европе – от Гибралтара до Нордкапа. Призрак коммунизма больше не будет бродить по Европе. Фюрер знает, что делает.
Упомянув о Гибралтаре. Он тут же не преминул сказать свою точку зрения на этот вопрос:
- Англичан давно следовало бы сбросить в море с этой скалы. Пусть сидят у себя на острове – не лезут в континентальную Европу. Придёт время, фюрер доберётся и до них. Этого не мог сделать Наполеон. Одному фюреру под силу такой труд. Но сейчвас мы пока оставим в покое этих высокомерных островитян. Перед нами более великая цель. Поверьте, скоро новый порядок победит во всей Европе. Фюрер — это знамение времени. Если бы фюрера не было, его надо было бы изобрести, - ему показалось, что он сказал что-то значительное и он оценивающе посмотрел на Антонио. – Я горд и счастлив, что живу в одно с ним время.
- А Советская Россия? Что вы сделаете с ней?
- О, это колосс на глиняных ногах. В конце этого же года Советский Союз перестанет существовать как государство. Развалится. Как карточный домик. Это я вам говорю, я. Мы накануне великих событий.
- А ваш договор с Россией?
- Фюрер мудрый политик. Если он заключил этот договор, значит, он нам нужен.
«Кишка тонка. Россия не франция. Надорвётесь, сволочи», - подумал камарада Антонио.
В Валенсии они расстались. За то, что Антонио всю дорогу вёл машину, владелец «опеля» сунул ему в карман несколько хрустящих бумажек. Камарада Антонио не отказался принять чаевые. Надо было до конца играть роль. А деньги могли пригодиться.
Несколько дней он провёл в городе. Старых знакомств и связей не удалось восстановить. Чтоб не возбуждать подозрений полиции, редко показывался в людных местах. Для маскировки ел в дорогом ресторане: благо, были деньги.
Однажды он сидел за столиком и просматривал меню. Обернувшись, чтоб позвать официанта, он увидел нечто такое, от чего языкприлип к нёбу и пересохло во рту. За соседним столом сидел человек, которого встречал в мадридской тюрьме для политических. «Как его фамилия?» - пытался вспомнить Антонио. «Алехандро Родригес. Кажется, так. Бывший лётчик».
Сосед улыбнулся – тоже узнал.
- Не думал встретить вас н асвободе так скоро. Не удивляйтесь – я не бежал. Меня освободили, и никто меня н еразыскивает.
Камарада Антонио подумал, что слова произнесенны не без намёка в его адрес. «Встать и уйти или, сделав невозмутимый вид, остаться сидеть, как ни в чём не бывало?... Если это враг, он всё равно не даст уйти. Если друг, пожалуй. И помочь сможет». И камарада Антонио не ушёл.
- Садитесь за мой столик, коллега. А это моя жена. Знакомьтесь.
Только сейчас Антонио заметил, что рядом с мужчиной сидела элегантно одетая женщина средних лет, полногрудая, хорошо сохранившаяся. Очень женственная, с холодным снежком седины в волосах.
- Бутылку «Рио Бъехо». И похолодней. Со льда, - заказал Дон Алехандро. – Там у нас не было возможности пить хорошее вино. А теперь, когда мы люди другого мира. Теперь мы по эту сторону закона.
«Хорош. Ничего не скажешь», - подумал Антонио. «Радуется свободе из-за хорошего вина. А, впрочем, он сказал «у нас». Значит, принимает за своего
- Я отдыхал у отца в Валенсии. Сейчас возвращаюсь в Мадрид, - продолжал Дон Алехандро. Вдруг осёкся, вспомнил что-то. – Но ведь вам грозило что-то серьёзное. Я помню. Что произошло? Вас тоже освободили?
- Я бежал, - одним выдохом сказал Антонио и пропустил в горло большой глоток холодного вина.
По лицу женщины чёрной тенью мелькнул испуг. Дон Алехандро не потерял самообладания.
- Собственно я та ки пологал. Давайте поставим все точки над «и».  Выдавать я вас не собираюсь. Это претит моим воззрениям. Ваших взглядов я не разделяю больше. Впрочем, я и раньше не был коммунистом. Кровь и политика мне изрядно осточертели. Я хочу жить для семьи. Осталось выписать детей, и…
- А где же ваши дети? – вставил камарада Антонио.
- В России. Но я слышал, что Сталин не хочет отпускать испанских детей на Родину. Говорят, он ответил на запрос нашего правительства определённо и лаконично: у какой власти взял, такой и верну. Совсем в его духе. Выходит: для того чтобы получить своих собственных детей, мы должны совершить переворот и изменить существующий строй. Но я добьюсь, добьюсь возвращения своих детей. Нет такого закона, по которому отец и мать теряют право на детей, если меняется режим. Какая-то средневековая тарабарщина.
- А я ведь тоже отправил дочь в Россию. Думал и думаю, что там ей лучше, чем здесь. Полохо вы думаете о Советском Союзе Дон Алехандро. А Русские были нашими друзьями в этой войне. Нас бросили все, кроме русских. Я не верю, чтобы детям было там плохо. В газетах пишут, что они голодают и живут в плохих условиях. Ложь. Пропаганда. Пусть моя дочь пока побудет в России. Он астанет настоящим человеком, получит хорошее образование.
Разговор накалялся, переходил в спор. Женщина, молчавшая до сих пор, обеспокоенно заговорила глубоким, грудным голосом. Он звучал грубовато. Казалось, не соответствовал её ласковой внешности. Голос женщины из народа. «Наверно она хорошо поёт», - подумал Антонио. Таким, почти мужским голосом простые женщины исполняют национальные испанские песни на карнавалах и народных празднествах. Такой голос был и у покойной жены. Женщина сразу понравилась ему.
- Сеньоры, вы забываетесь. Зачем так громко говорить о запрещённом. Могут услышать.
Да, она права: лучше не говорить об этом так прямо и открыто. Даже у стен есть уши. Камарада Антонио сказал:
- А у меня хорошая дочь. Единственная. Мы с ней остались вдвоём.
Вытащил из старого бумажника фото, которое бережно хранил в тюрьме, показал – почему-то не мужчине, а женщине.
- Говорят, похожа на меня. Не правда ль, есть сходство?
Дон Алехандро наклонился, чтоб тоже взглянуть на девочку. Сморщил большой, с залысинами лоб, вспоминая. Сказал:
- Знаете. Я вам, кажется, помогу разыскать дочь.
Он вспомнил грубоватые, обыкновенные черты лица этой девочки с твёрдым взглядом. Тогда в киножурнале она подбежала к Лолите после хоты и расцеловала её. Ну, конечно, это она. Никакого сомнения. У дома Алехандро была профессиональная, судейская память на лица.
Когда сербёзный разговор взрослых людей, долго не видевших людей, переходит на воспоминания о них, любой лёд тает бесследно.
- Да, я могу вам помочь, сеньор Антонио Гарсиа. Я, кажется, правильно назвал вашу фамилию? Вот визитная карточка отца.
На обороте красивым канцелярским почерком он написал несколько строк. Буквы легли витиевато и наклоняясь – на английский манер.
- В деревне вас никто не вздумает искать. Переждите первое время. Когда-то я сделал так же. Не думайте, что я поступаю так из доброты или потому, что по капризной воле судьбы мы били в одном стане. Совсем не поэтому. Ваша дочь – подруга моей Лолиты.
И он рассказал о том, что видел их вместе в кинохронике о жизни испанских детей в СССР. Больше он ни о чём не говорил Сразу же встал, давая понять, что они не должны выходить вместе.
В тихой Валенсийской деревушке на берегу Средиземного моря камарадо Антонио провёл месяц. Здесь он познакомился с Кинтана. Вместе с ним отправился на север, к Пиринейским горам, где действовали партизаны. По адресу, который дал дон Алехандро, написал письмо дочери. Но отправить его не удалось – Германия начала войну против Советского Союза. Потом он попал во французское сопротивление. С Китаной связь потерял – тот остался в Пиренеях…
…камарада Антонио. Камарада Антонио, - теребил его за рукав рядовой Амадео. - В д–лине на дороге показались фашисты. Фашисты! – отрезвляюще звучал голос.
Да, он выбрал совсем неподходящее место для воспоминаний. Совсем не подходящее, чёрт возьми!
- Сколько их, Амадео?
- Мишель, ходивший в разведку, встретился с большим соединением пехоты. Хорошо вооружены. Есть автоматы, пулемёты. Говорит – батальона три, не меньше.
Это опрокидывало все планы; как некстати появились эти немцы.
- Позови Мишеля. Может. Это не те, которых он видел?
Но немцы были те самые. Горстка храбрецов не могла бы долго противостоять такому противнику. Антонио Гарсиа никогда не принимал поспешных решений. А фашистов ему хотелось попугать. Ох, как хотелось.
Дорога синусоидой извивалась вдольрусла речки. По берегам которой поднимались невысокие меловые холмы. На них засели партизаны.
В гоо=лове камарада Антонио возник план. Часть солдат он отправит назад. За ближайшим поворотом, вне поля зрения немцев, они перейдут на другую сторону долины, устроятся на холмах, напротив. Выгодная позиция. Пропустив немцев в излучину, можно легко нанести на них внезапный удар. В случае отхода укроются в лесах, покрывающих холмы.
Испанская рота Антонио Гарсиа входила в крупный партизанский отряд французского сопротивления. В последние дни они понесли большие потери, и рота Гарсиа, целиком укомплектованная испанцами, пополнилась французами и двумя русскими, бежавшими из немецкого плена. В шутку он называл свою роту «интернациональноц бригадой».
В этот день не предвиделось никакой боевой операции. У Антонио Гарсиа было задание встретиться в условленном месте с партизанским ополчением – испанцами, бежавшими из фашистского застенка через Пиренеи.
Давно прошёл час, назначенный для встречи. Пополнение не подходило. В разведку послали Мишеля, местного паренька – он знал округу, как свои пять пальцев. Он-то и принёс новость – по дороге идут немцы. Известие неожиданное. Но Антонио не решился оставить место. Не дождавшись товарищей из-за Пиреней.
«Как бы не попали в лапы к немцам.»
- Маноло, ко мне! – позвал небольшого шустрого парня лет двадцати пяти. – Вот что. Бери ручной пулемёт и валяй вниз. Засядешь в кустах у дороги или в кювете. Действуй по обстоятельствам. Подпусти немцев поближе, чтоб резать в упор. Смотри – хладнокровие и выдержка. Понял? А то ты очень горяч. Раньше нас огня не открывай. Не увлекайся. Иначе не успеешь отойти вовремя.
Заняли свои места. Потянулись минуты ожидания, направленные минуты сближения с противником, когда в голову лезет всякая чертовщина. Снова пополхли воспоминания. Припомнился Эрнесто Медина, его помощник по 43 дивизии. Хороший был товарищ и боец. Где он сейчас?
- Камарада Антонио, - снова оторвал от мыслей голос Амадео. – Смотрите, фашисты ведут каких-то парней. Взяли в плен, наверно. Не наши ли это новички?
- Издали не разобрать. Пусть подойдут. Сообщите Маноло; пока не стрелять. Мождет, в самом деле наши.
Немцы, действительно, перехватили испанцев, шедших на соединение. Впервые в армейской жизни Антонио Гарсиа не знал, как поступить. Пропустить немцев – значит оставить в беде товарищей. А открыть огонь, попугать немцев было бы просто глупо – под пули могли попасть и свои.
Мозг работал чётко, как никогда. Никакой путаницы в мыслях. Минуты просветлённой деятельности охватывали его всякий раз, когда надо было принимать быстрое решение. И оно было найдено.
Немецкая часть влилась в долину. Когда голова колонны поравнялась с партизанами, Антонио подозвал самого горластого парня, новичка, русского солдата, знавшего немецкий язык.
- Василий, сними нижнюю рубаху. Встань над вершиной. Кричи то, что я скажу. Будешь парламентёром. Это на немцев подействует. Пусть думают, что нас много. Кричи.
- Эй, колбасники! На холмах засели партизаны. Нас много. Вы в кольце. Не вырветесь. Предлагаеи сдаться. Гарантируем жизнь. В противном случае откроем огонь. На поддерживает артиллерия и авиация. В случае отказа вызовем самолёты. Ждём пятнадцать минут…
Пули просвистели над головой парламентёра. Еле успел упасть на землю. Немцы открыли огонь из всего имеющегося оружия. Партизаны ответили. Кольцевой огонь произвёл впечатление – немцы прекратили стрельбу. Но противник хитрил – перестраивался для круговой обороны. Впереди на шоссе выскочил Маноло с ручным пулемётом. Огонь партизан был для него сигналом. Стал косить не успевших залечь в цепь немцев. Снова началась перестрелка с обеих сторон. Фашисты развернули пушки. Раздались орудийные залпы.
С каждой минутой Антонио становилось ясно: товарищей из плена не вызволить, и самим уходить следует, пока не поздно.
Вдруг стредльба ослабла. Антонио заметил – первыми перестали стрелять немцы. Откуда-то сбоку нарастало гудение моторов. «Неужели танки?» - мелькнула мысль. Но шум был другой – резкий, свистящий. Поднял голову, увидел самолёты. Они шли низко. Можно было разглядеть опознавательные знаки. Ну и ну. Это ведь американцы.
- Эй, союзнички. Подкиньте парочку бомб! Здорово выручите!
Саиолёты, шедшие своим курсом, заметив скопление войск на дороге, стали разворачиваться для бомбёжки. Сначала от строя оторвался один, потом другой, третий. Чёрные точки бомб выскользнули из фюзелажа, стремительно полетели вниз. Взрывы потрясли землю. Сделав по одному заходу, снова выстроились в боевой порядок и скрылись из виду.
- Э, капитан, снова закричал Мишель. – Если ты всё это знал, то ты – волшебник.
- Как манна небесная, - прошептал Амадео.
- Может, у тебя в запасе есть ещё американские танки. Не прячь. Они нам здорово пригодятся.
- Компаньерос, посмотрите, - громко позвал Амадео. – Немцы-то, кажется, сдаются. – ещё громче. – Сдаются! Сдаются!
Поняв, что произошло, Антонио приказал пятерым товарищам спуститься схолмов и разоружить врага. Хмурые, недовольные, немецкие солдаты сбрасывали оружие в кучу у обочины дороги, где Маноло, взяв их на мушку, притих за пулемётом. Оружие собрали. Долго задерживаться было опасно. Камарада Антонио дал сигнал. Остальные партизаны спустились с окрестных холмов. Горстка храбрецов взяла в плен отряд во много раз превышающий их по численности и вооружению.
Среди освобождённых испанских товарищей Антонио увидел рыьака Кинтану. Вот где им довелось встретиться снова.
- Камарада Кинтана!
- Камарада Гарсиа!
Они хлопали друг друга по плечу, возбуждённо жали руки. Ничего не говоря, смеялись.
- Амигос, какой подарок преподнесём сегодня командиру? А? Какой подарок! У Гобсека не было столько золотых, сколько сейчас у нас оружия, - шутил Мишель.
Партизаны смеялись.
- Здорово мы их положили на обе лопатки.
- Не мы, американские лётчики. Если б не они…
- Э, нет. Они покидали бомбы. Да и во-свояси. А в плен-то фашистов пришлось брать нам, а не им.
В тишине хлопнул одинокий, неожиданный выстрел. Обернулись. Антонио машинально схватился за пистолет. Немецкий офицер, понявший, что из-за случайности он отдал без боя свой отряд, намного превосходящий противника. Не вынес позора и застрелился.
Тут же Василий допрашивает немецкого капитана. Он говорит, что часть получила приказ, согласно которому они направлялись в Россию на востчный фронт. Он был словоохотлив. Видно, его радовало, что восточный фронт для него более не существует. Но он радости не показывает. Старается быть на высоте своего немецкого достоинства.
- Сейчас на юге России решается судьба восточной компании. Фюрер к концу года заберёт Кавказ и Волгу. Тогда конец войне.
Немец не знает, что перед ним стоит русский. Иначе б он не решился на восхваление немецкого оружия.
- Возьмёт, говоришь, Кавказ и Волгу? Да?
- Возбмёт. Так сказал фюрер.
У Василия рука набухает в кулак. Ему хочется ударить немца. Вдруг совершенно неожиданно разнимает кулак и хватает немца за оттопыренное ухо. Гненвно гнёт его и прижимает книзу. Немец растерянно смотрит по сторонам. Клонит голову за железной рукой Василия почти до самой земли. Потом Василий отпускает его. Немец инстинктивно хватается за покрасневшее ухо. Ошалело озирается на своих солдат. Так опозорить перед своими. А Василий выбрасывает жилистый кулачище под самый подбородок немецкого капитана. Но не бъёт. Поднимает подбородок выше и выше. Приговаривает:
- А это не нюхал, харя поганая. Уж, и дал бы я тебе. Мать твоя…, - добавляет ещё кое-сто покрепче.
Немец испуганно шарахается назад. Теперь в его лице нет и тени высокомерия, минуту назад дышавшего во всей его картинной фигуре.
Испанцы заразительно смеются. Хорошо понимают смысл последних слов Василия – успели научиться.
Антонио подходит к Василию. Говорит:
- Ты что с ним так?
Василмй молчит. Не отвечает. Антонио больше не спрашивает.
- А у меня дочь в России. Где – до сих пор не узнал. Уже и адрес разыскал, да началась эта война.
- У тебя есть дочь – в России. А у меня в России никого не осталось – ни отца, ни матери, ни жены, ни дочери. Всех кончили эти гады.
Молчит по-мужски выразительно.
Партизанами овладевает хорошее настроение. Руки давно чесались по большому делу. Маноло родом из Астурии, затягивает песню. Остальные подхватывают. Знойно дышит августовский день, даже в лесу жарко. Плывёт горячая испанская песня над оккупированной французской землёй. Песня об Астурии. О той свободной Астурии, которую никто не может, не имеет права заюыть. Об Астурии, которая не побеждена.

Астурья, патрья керида.
Астурья, дэ мис аморес.
Кьен эстувьера эн Астурьяс
Эн альгунес окасьонес…

Астурья, мой край родимый,
В тебя влюблён я, моя Астурья.
Кто побывал там хоть раз единый,
Тот не забудет тебя, Астурья (Перевод автора)