Человек у дороги
Так убеждал своего свата Николай Васильевич в преддверии отпуска. Дочь Лиля недавно вышла замуж, сваты быстро подружились и часто общались в свободное время. И надо же такому быть - отпуски совпали. А у молодых, студентов художественного вуза, каникулы, причем, последние каникулы в их жизни.
- У наших молодых свадебного путешествия не было, так пусть попутешествуют. Скажи, Лиль, нравятся тебе места твоих предков? Годятся для свадебного путешествия? Да вы мне еще спасибо скажете!
Убеждал, убеждал да и убедил, тем более, что Лиля и Борис подпряглись , поддержали идею, и вот уже неделю отдыхают все вместе в родных краях, где и сам Николай Васильевич давненько уже не бывал. А уж как старики- родители рады долгожданным гостям! И . действительно, ни разу не пожалели гости о своем решении : купание в чистых водах голубых от прозрачности озер, каких уже на восточной Украине почти не осталось, утренние зорьки с удочками в руках, просторы заливных лугов, птичий щебет в тенистых дубравах – все это непривычно и радостно сердцу городского жителя. А вечерние посиделки в саду, чаепитие у самовара под навесом, когда время от времени слышен шелест в раскидистой кроне яблони и глухой стук падающих яблок, материны пироги и отцовские побасенки, жемчужная россыпь звезд на темном небосклоне – все это очаровало и свата, и зятя.
- А вы говорите : море, море! Да я там раз побывал – и зарекся: жара, толчея, очереди… Только и того, что вода соленая! – с удовлетворением говорил Николай Васильевич. - Жары и толчеи и в городе хватает. А здесь тишина и умиротворенность.
С ним никто не спорил.
Незадолго до отъезда Николай Васильевич повез гостей в Святогорск. Словно очарованные, смотрели гости на поросшие густой растительностью крутые склоны меловых гор, омываемых у подножья спокойными зелеными водами. Фотографировали нависший над чистой гладью Донца древний монастырь, вырубленный из мела в скале, посетили таинственные подземные ходы, с высоты горы полюбовались золотыми куполами храма, окрестностями, подивились размеру и мощности памятника Артему… Целый день пролетел, как миг. Дело шло к вечеру, когда, усталые и полные впечатлений, возвращались домой. Машина неторопливо катила по асфальту и уже миновала поселок, когда обнаружилось , что запасы воды окончились.
- Вот бы водички, холодной, из криницы! – мечтательно проговорила Лиля, оторвав голову от плеча своего юного мужа.
- А мы сейчас у пастуха спросим, возможно, что где-то рядом есть либо колодец, либо родник, - отозвался на просьбу дочери Николай Васильевич. Действительно, недалеко от дороги неторопливо возвращалось к поселку большое стадо коз , за которым устало брел высокий бородатый человек явно несельского вида : на голове бейсболка с длинным козырьком, штормовка ладно облегала широкие плечи, на ногах высокие зашнурованные ботинки. В руках у него была длинная тонкая палка, которой он подгонял отбившихся от стада своенравных коз.
- Дед! Эй, дед! - крикнул зять человеку, тот повернул к дороге лицо и развел руками, мол, ничего не слышу.
- Да он за этим блеяньем ничего и не услышит, - заметил сват.- Так что, молодежь, вылезайте из машины да разомните ноги, сбегайте к деду да порасспросите подробно, где можно воды зачерпнуть.
Молодежь нехотя вылезла из машины, сошла с шоссе и медленно побрела по высокой траве к пастуху. Когда ребята подошли к нему, он остановился, стянул с головы бейсболку, обнажив кудрявую седоватую шевелюру, и вытер тыльной стороной ладони лоб, потом что-то им сказал и, повернувшись спиной к машине, указательным жестом ткнул в сторону дороги своей палкой. И что-то удивительно знакомое показалось Николаю Васильевичу в этом повороте головы и в этом жесте. Он присмотрелся внимательнее к пастуху, тот неторопливыми шагами уходил к краю стада ,и козы, выскочившие во время разговора своего пастыря с молодежью, снова шарахнулись к стаду, неловко перекатывая между ног набухшее вымя. Да нет, показалось, да и какие знакомые могут оказаться в этих местах, в которых Николай Васильевич и был-то проездом раза два - три в жизни, да и то электричкой.
Веселые Лиля с мужем подбежали к машине, шлепнулись на заднее сидение, и дочка сказала:
- Все, поехали, там, впереди, у дороги есть колодец специально для таких растяп, как мы. Мне кажется, что пустая пластиковая бутылка у нас есть.
Действительно, вскоре подъехали к окраине села, где стоял колодец, аккуратно обшитый темным от времени деревом, с козырьком, защищающим колодец от пыли и падающих листьев, с деревянной же лавочкой для ведер.
- Чур, воду вытягиваю я! – весело закричал зять, громыхая цепью. - Никогда не пил колодезную воду. Только в кино видел, как ее достают… Ты глянь, какие люди честные в этом краю живут, никто ведро не спер на металлолом!
Энергично ворочая колодезный ворот, из глубоких темных недр он извлек полное воды ведро, к которому все дружно, по очереди припали.
То ли потому, что всем хотелось пить, то ли , действительно , это было так, но ледяная вода показалась всем необычайно вкусной. После того, как жажда была утолена и пластиковые бутылки наполнены животворной жидкостью, молодежь еще подурачилась, побрызгав друг на друга из ведра. Сонливость и усталость словно рукой сняло.
- Спасибо вашему деду, а то проскочили бы колодец и не заметили, - сказал сват.
- Да никакой он не дед ,- возразила Лиля. – Он где-то ваших лет, это вас борода в заблуждение ввела. Красивая такая борода, короткая, но кудрявая, как у античных скульптур, и вообще он на ожившую античную скульптуру похож, только в штормовке и бейсболке. Да, Антон?
- Да, - задумчиво заметил Антон, - такой редкостный типаж – и в таком месте. Человек явно интеллигентной наружности – и козий пастух.
- Интеллигентной? – удивилась Лиля. - А ты ладони его видел. Это не руки интеллигента : большие, рабочие, с мозолями. Разве такие руки бывают у интеллигентов?
- А лицо? А улыбка? А глаза?
- Ну, такие лица в селах встречаются, правда, очень редко. Пропадает сельский мужик, спивается. А этот, наверное, верующий, глаза у него какие-то…небесные, что ли. Чистые. И добрые, как у нашей бабушки. Может быть, это сам поп? Хотя нет, у попов таких рук не бывает, да и не снимет он рясу, да и в лес, упаси Бог, его никакая сила не затянет, это тебе не с амвона проповеди произносить. Наверное, это какой-нибудь передовик- механизатор. Хотя тоже нереально, нет уже колхозов, нет и передовиков, есть только сезонные работники на чужого дядю, - рассуждала Лиля.
- Ну, допустим. А речь? Разве так говорят сельские жители? Ну и типаж! Вот когда я по- настоящему жалею , что нет со мной хотя бы этюдника, такой бы портрет получился!
- Ага, особенно, если бы ты его озаглавил « Козий пастух»…- съязвила юная жена, не привыкшая уступать на своей территории.
- Да бросьте спорить, ребята, - примирительно сказал Николай Васильевич. – В этих местах козьими пастухами все бывают по очереди. Есть у тебя коза, пришла твоя очередь – отпаси…
- Но глаза-то, глаза хороши, - после некоторого молчания заметила Лиля. - Такие, словно он годами в августовское небо смотрел. Только в августе бывает такое яркое небо.
Все снова замолчали, рассматривая пролетающие мимо пейзажи, аккуратные дома , отгороженные от дороги вишневыми и абрикосовыми деревьями, цветники у заборов, церковь с золочеными куполами над озером. Уже когда подъезжали к дому, Николай Васильевич вдруг осторожно спросил у детей:
- Ребята, а он, случайно, не картавил?
Те переглянулись:
- Кто?
- Человек у дороги! Козий пастух!
Те снова переглянулись:
- Да, вроде бы картавил. Чуть-чуть…А как ты догадался?
Николай Васильевич в сильном волнении остановил машину
и ударил ладонью по рулю:
- Этого не может быть !.. Как он туда попал?!.. Неужели это он?.. Да этого просто не может быть!
- Папа, ты о чем? – удивилась Лиля.- Чего не может быть? Ты о пастухе?!.. Ты его знаешь, что ли?
- Похоже, что знаю… Но этого не может быть! Неужели это Черемис? Валерка Черемис – и козий пастух ?!
- Пап, ты что, машину назад решил повернуть?! Успокойся, ты все равно его уже не найдешь, столько времени прошло. И что это за Черемис? Чего ты так разволновался?
- Это друг моего детства. И юности. Одноклассник.
- Ну и что? Жизнь такое с людьми делает!.. И потом это может быть просто похожий человек. Знаешь, бывают даже фестивали двойников.
- Да нет, ребята, Валерка из той категории, с которой жизнь ничего сделать не может. Это он делает жизнь – и не иначе. Эх, ребята, такие люди, как он, редкость на земле…Непохожие… А что касается двойников…Да я что-то с таким явлением не сталкивался.
Когда машина въехала в открытые ворота и была поставлена в гараж, Николай Васильевич исчез на некоторое время в доме и вскоре подозвал к себе Лилю с Антоном. В руках у него было несколько черно-белых фотографий с групповыми снимками.
- Ну-ка, ребятки, взгляните на этого парня. Похож?
« Ребятки» пристально всматривались в изображение высокого то улыбающегося, то серьезного мальчишки с копной кудрявых волос над крутым лбом.
- Вроде похож, - неуверенно сказала Лиля, всматриваясь в фотографию. Антон только пожал плечами : что можно определить по фотографии многолетней давности?!
Обычно очень веселый и разговорчивый , Николай Васильевич целый вечер молчал, погрузившись в какие-то свои мысли. Когда за ужином вся семья снова собралась за столом и рассказывала старикам о своих впечатлениях, Николай Васильевич вдруг прервал восхищенный поток эпитетов, метафор и сравнений:
- Мам, ты помнишь Валерку Черемиса?
- Конечно. Кудрявый такой хлопчик, воспитанный…Дружок твой закадычный. А что, с ним что-то случилось?
- Пока не знаю… А ты о нем ничего не слышала?
- Да кого ж я вижу, сынок? Где я бываю? Родителей его , может, видела пару раз на родительском собрании да на выпускном, да и то не помню их толком. Может, и встречались где-нибудь, да друг друга не узнали.
- Пап, ты всех уже задолбал своим Черемисом, вернее, зинтриговал… Ну что в нем такого, что ты так разволновался?
- Знаешь, встреть я его в другой обстановке, я бы иначе к этому отнесся…А так…Просто я должен убедиться в том, что это не он. А если он – значит, в беду попал. Не могу же я просто так это выкинуть из головы!.. Валерка Черемис – и козий пастух. Я – ведущий инженер завода, а он… Да такого просто не может быть! Почему? Да я вам сейчас расскажу…
Учился я с ним с самого первого класса. Мальчишек в нашем классе было больше, чем девчонок, поэтому мы с ним несколько лет за одной партой сидели. И вообще были мы с ним не разлей – вода, как говорят. Был Валерка старшим в многодетной семье, а это о многом говорит : привык с самых ранних лет к ответственности и труду. Много сильных учеников, в основном девчонок, было в нашем классе, но никто с ним тягаться не мог в знаниях, очень хорошо он учился, и учеба давалась ему на удивление легко, потому что никогда он над уроками часами не просиживал. Очень был веселый и доброжелательный парень, и поэтому друзей у него хватало и среди девчонок, и среди мальчишек. И самое интересное – всегда был занят. Особенно с тех пор, как стал посещать где-то в седьмом классе станцию юных техников или СЮТ, как ее в сокращении называли. А так как многие из нас, моих земляков тех лет, вышли из этой станции и стали технарями, то я должен немного о ней вам рассказать.
Она и сейчас существует, эта станция, но это не то, ребята. То ли время сейчас другое, то ли мальчишки иные, но такого духа творчества, как было в наше время, там уже нет, я интересовался. И руководителя такого нет, каким был наш Михаил Трофимович, царство ему небесное.
Располагалась наша станция в низком кирпичном барачном здании с огромными окнами, и было там четыре комнаты, в каждой из которых находится технический кружок: фотографический, авиамодельный, водомоторный и еще один, без названия, там стояли столярный и слесарный станки , верстаки, и туда сходились ребята из разных кружков. Надо сказать , что некоторые умудрялись посещать все кружки, научились всему понемногу и торчали в станции все свободное время. После уроков и в выходные дни там звучала многоголосная мальчишечья речь, что-то точилось, стругалось, ремонтировалось, ломалось. Это было мальчишечье царство, царем в котором был Михаил Трофимович, гроза и кумир мальчишек. В прошлом был он военным летчиком, участником боевых действий, и это уже возвышало его в наших глазах. … Был он большого роста, крупный такой мужик, похожий на медведя . Всегда невозмутимый и ироничный, он никогда не подымал голоса на шалунов и разгильдяев, да и не было в том никакой необходимости.
Был Михаил Трофимович директором станции юных техников. В подчинении у него было только два инструктора из числа его бывших активистов, которые по стилю работы с пацанами были похожи на своего наставника. И хотя никакого педагогического образования у него не было, он был педагогом по призванию, находил удовольствие от общения с мальчишками и хорошо разбирался в сложной мальчишечьей натуре…Удивительное дело, вот ни о ком из своих былых учителей я не смог бы сказать подобного, но я тоже могу найти этому оправдание : учебная нагрузка, переполненные классы, потом в школу учиться приходит много ребят, за всеми не уследишь, тем более что большинство приходит не за знаниями, а потому, что так положено, либо общаться, либо по принуждению родительскому или общественному. А в станцию юных техников приходили по интересам и не всегда все подряд задерживались, оставались самые увлеченные. Сказать, что наш Трофимович тотально контролировал работу своих инструкторов, я не могу, но он непостижимым образом знал все обо всех. Скажешь, получился идеализированный образ? Наверняка, у него были какие-то недостатки семейного плана, потому что вряд ли его семье нравился его образ жизни, но к нам это не имело никакого отношения.
Каждое лето вывозил своих воспитанников в летний спортивный лагерь на берег Донца. О, это был долгожданный и радостный праздник, к которому мы заранее тщательно готовились: чистили и смазывали моторы, ремонтировали скутера, старенькую моторную лодку, просматривали водные лыжи, штопали палатки и спальные мешки, которые числились за станцией, а также готовили личные рыболовные принадлежности и рюкзаки. Все это немыслимое для нашего времени богатство на грузовой машине вывозилось в лагерь, который традиционно располагался далеко от города и подальше от сельских населенных пунктов, на крутом берегу Донца, обросшего могучими деревьями и кустарником. Расселялись мы в лично нами установленных палатках, и начиналась необыкновенная, праздничная жизнь : гоняли по Донцу скутера, наполняя ревом моторов тихие берега, лихо катались на водных лыжах, ныряли с « тарзанок» в воду. Иногда удалялись за излучину реки, в места, где располагались пляжи, чтоб продемонстрировать отдыхающим свое мастерство, но Трофимович это не поощрял, поэтому повыпендриваться нам удавалось редко, но фурор от нашего появления тем более был впечатляющим… По вечерам пекли в золе потухающих костров картошку, учились куховарить из того, что привозили из дому или же давала нам река, не гнушались тайными набегами на колхозные и частные сады и огороды ( голод – не тетка), но в город возвращаться не стремились , вели полудикий образ жизни и возвращались к сентябрю домой загорелые, поджарые и ловкие, как индейцы, не хватало только боевой раскраски на лице и перьев в волосах.
Вот тут я не могу не упомянуть младших братьев Черемиса, которых ему родители выдавали вместо довеска, иначе он не смог бы быть в летнем спортивном лагере. Я немного был знаком с его родителями, так как часто бывал в его доме. Это были занятые собой и довольно безответственные родители, дети у них росли, как трава в поле, никто о них не волновался, никто их не контролировал, и уже то, что в такой семье родился Валерка – поистине загадка природы. Проблемы воспитания младших отпрысков родители переложили на старшего брата, не очень-то вникая в то, чем он сам занимается. Очень удобная позиция : дети под присмотром, задача их занятости на старшем, ответственность – тоже. Мальчишки были намного младше его, двойняшки, совершенно не похожие друг на друга ни по содержанию, ни внешне, единственное, что их и старшего брата объединяло – неестественно яркие синие глаза ; но и выражение глаз у всех было разное : у Валерки – внимательные, спокойные, ласковые; у старшего из двойняшек –печальные, он был очень худ и слаб, часто болел ; зато у младшего ( он был моложе на полчаса) – горящие любопытством и смекалкой. Сказать, что старший брат мальчишек опекал и наставлял, я не могу, напротив, он предоставил им полную свободу действий, что их вполне устраивало. Старший из двойняшек мог часами просиживать у воды с удочкой в руках или бродить у ближнего болота, наблюдая за разнообразным болотным миром : черепахами, ужами, лягушками – у него был скорее созерцательный образ жизни. Младший же – сама деятельность. Когда он шел по берегу, похожий на сжатую пружину , мы знали, что он идет на очередной подвиг : катание без спросу на скутере, что категорически запрещалось малолеткам, драку с кем-то из чужих отдыхающих пацанов, нечаянно задевших его на свою беду, или на набег на колхозное поле за молодой кукурузой. Надо сказать, что был он общественник, и если набег удавался, кукурузой был обеспечен весь немногочисленный, но крепко спаянный контингент лагеря, постоянно голодный , так как жалкий сухой паек, выделяемый для него районо, не мог насытить пацанву, которая была в постоянном движении и соприкосновении с водой. Если же в силу веских причин набег не удавался, то к делу подключался старший из двойняшек, так что французы – не единственный народ, поедающий лягушек, к этому деликатесу мы тоже были приобщены, и я вам скажу, что французы – не дураки, есть что ни попадя они не будут - круг поклонников лягушечьих ножек ширился и вместе с тем ширился круг специалистов по их добыванию. Правда, деликатес есть деликатес, поэтому мы больше налегали на кукурузу, картошку и яблоки. Так что Черемисов-младших в лагере ценили не благодаря авторитету старшего брата, а потому, что они этого стоили, никогда не путались под ногами, не ныли в трудную минуту, а жили своей независимой жизнью. Михаил Трофимович тоже к братьям благоволил, звал их «братьями-кроликами» и против их пребывания в лагере не возражал, хотя по возрасту им в летнем спортивном лагере пребывать было рановато…
Помню, однажды возле наших палаток, зарычав, остановился « Уазик», из него вылез какой-то мужик и спросил старшего. По его грозному виду мы догадались, что это неспроста, Уединившись с Трофимовичем, он что-то громко начал ему говорить, а потом разговор стал тише и тише… Разведка донесла, что это приезжал главный агроном соседнего хозяйства, который жаловался сами понимаете на что. Трофимович его выслушал, а потом сказал, что порядки колхозные хорошо знает, знает и то, что приличная часть урожая все равно сгниет или будет растащена, а если какая-то часть пошла на доброе дело, то это на благо, потому что ребята в лагере прекрасные, талантливые, сплошь будущие чемпионы ; если что – они и хозяйству помогут при уборке урожая за какие-то проценты, что он их поступкам не покровительствует, осуждает, да иногда такие ситуации бывают, что хоть сам иди и обноси что-нибудь государственное, потому что государство не очень беспокоится о детском питании, а он, агроном, лучше бы сам привез для детворы что-нибудь из овощей и хотя бы нетоварных яблок… А потом он достал заветную бутылку – и расстались они с агрономом друзьями. Надо сказать, что агроном , действительно, последовал совету Трофимовича, через несколько дней привез несколько ящиков овощей и яблок, за что был угощен нами наваристой ухой и раками, которых тогда видимо- невидимо водилось в зеленых водах Донца, не отравленного ни химикалиями, ни преступным выводом в чистые воды канализационных стоков.
Надо сказать, что за ухой и раками приезжали и другие гости из города, из приезда которых Трофимович неизменно стремился извлечь какую-нибудь выгоду для лагеря, и иногда это удавалось. Не удавалось только расколоть заврайоно, который ссылался на трудности бюджета, но чаще других приезжал с символическими проверками работы лагеря, вернее, на уху, и чаще других заказывал раков и уплетал их под содержимое бутылок, припасенных Трофимовичем для таких случаев. А возможности личного бюджета директора СЮТа его не очень волновали, что возмущало наблюдательных пацанов, поэтому они с приезжим начальником предпочитали не здороваться, а раков для него отбирали самых тощих и несимпатичных. А когда он возжелал попробовать наш деликатес, главный специалист по их добыванию, Черемис- младший, сказал, глядя на заказчика грустными своими глазами, что по причине систематического голодания СЮТовцев вся живность болота давно съедена, а уцелевшая панически подалась в другие места подальше от лагеря. Но того и это не прошибло.
- Пап, а почему ты никогда мне об этом не рассказывал? – спросила Лиля, увлекшаяся рассказом отца. - Это так интересно!
- Разве ты когда-нибудь спрашивала о моем детстве, юности? Да так сложилось исторически, что всегда родители интересуются делами детей, а дети – увы… Как вы нас называете? Предки, а значит : скучные, неинтересные, отжившие свой век? Нет, я тебя не упрекаю – сам таким был. Отцы и дети – вечная проблема, как мне кажется, надуманная, потому что стареет только тело, но не мировосприятие. А мы почему-то обращаем внимание на внешнюю оболочку, а что под ней, нас мало интересует.
Да, самые светлые воспоминания моей жизни – летний спортивный лагерь моих юных лет. Как много давал он не только физическому, но и духовному развитию! Но лето проходило – и мы с удовольствием окунались в цивилизованную жизнь . Вследствие физической закаленности и систематических тренировок ребята наши участвовали и не раз побеждали в соревнованиях и по водомоторному спорту, и по авиационному моделированию, и все наши подвиги увековечивались нашими доморощенными фотографами, так что памятные фотографии, хотя и не очень качественные, у многих были. Это сейчас каких только фотоаппаратов нет, а тогда в основном « Сменой» снимали.
Ко всем Трофимович относился хорошо, но Черемиса особенно отмечал, да и то немудрено: фанат фаната издалека видит. А Черемис был настоящим фанатом авиамоделизма, он модели новых планеров, наверное, и во сне видел. Приходил в СЮТ первым и уходил последним. Пытался и братьев своих приобщить, но это дело требовало усидчивости и старания, умения разбираться в чертежах, самых тонких расчетов и определенной сноровки. Непосед- братьев больше привлекало просто общение, но для виду они болтались в водомоторном кружке на правах подручных наших асов- скутеристов.
Прозвенело детство, пролетели школьные годы, вот мы уже и выпускники. Одним словом, окончили мы школу, он с серебряной медалью, я - с деревянной, и поступили, конечно, в политехнический институт. Никаких сомнений на этот счет не было : куда мой друг, туда и я. Поселили нас как земляков в одной комнатке – и начался новый этап в нашей жизни. Но в институте Черемис от меня потихоньку стал отдаляться: мне как единственному сыну родители материально хорошо помогали , а он учился почти на одну стипендию, поэтому вынужден был постоянно подрабатывать то грузчиком, то мойщиком в троллейбусном парке по ночам. Никогда он девчонками не увлекался, не был завсегдатаем школьных и студенческих вечеринок - и вдруг на третьем курсе женился на девчонке из параллельной группы ( когда он успел ее заметить и как я смог его роман проморгать?!) - и учиться стал за двоих, жене своей и курсовые делал, и чертежи чертил, тем более, что вскоре и ребенок у них родился. … Я бы такую жизнь ни за что не выдержал. Во-первых, он никогда не отдыхал. Каждое лето вместо каникул отправлялся со студенческим строительным отрядом то коровники строить, то еще что-нибудь. Зато у него первого из нашей группы появился шикарный по тому времени мотоцикл « Ява», что значительно увеличило его возможности и передвижения, и экономии времени. Во-вторых, на него свалились такие семейные проблемы, которые очень трудно выдержать в таком молодом возрасте. К ответственности за кого-то он с детства привык, но здесь дело в другом : мужем и отцом он был нежнейшим, на своей семье сконцентрировал свои душевные силы. Мало того, что он выдержал испытания семейной жизнью, но и окончил с красным дипломом институт, что давало ему право выбирать место трудового распределения , чего не было у меня, так как сочетать вольную студенческую жизнь со строгим учебным аскетизмом я не мог и поехал по распределению, куда послали. Но отношения с Черемисом я поддерживал первое время письменно, иногда видел кого-то из его братьев, потому знал, что поступил Черемис в аспирантуру, защитился, пригласили его на преподавательскую работу в институт, и он предложение принял. Вскоре и братьев в армию забрали, а семья Черемисов переехала в другое место. А потом и я женился – и понесла меня жизнь!.. Конечно, живи мы в одном городе, мы бы, возможно, друг от друга не отошли , а так… мало кто сохраняет юношеские взаимоотношения до седин…
После школы наш класс не собирался, только несколько лет тому назад удалось нашим былым активисткам собрать его по частям, чтоб отметить тридцатилетие выпуска. Я на встречу приехал в надежде, что встречусь со старым другом, ведь определенную роль в моей судьбе он сыграл. Но Черемис не явился. Все его вспоминали и иронизировали : мол, професором стал Черемис, зажрался, забыл школьных друзей …Поэтому так взволновала меня сегодняшняя встреча…
Я вот принял такое решение : поеду-ка я в этот поселок и узнаю, кто этот человек у дороги. Может, и правда он к другу моей юности никакого отношения не имеет.
-А как же ты узнаешь?
- Элементарно! Узнаю у тех, у кого козы есть, как найти вчерашнего пастуха… Или в поселковом совете спрошу, не живет ли в поселке некто Черемис Валерий Андреевич… Нет , Лиля , я поеду сам, дело это интимное, мало ли как может повернуться…
Долго не мог заснуть этой ночью Николай Васильевич, все думал, вспоминал. Забылся сном уже под утро.
Подъезжая к поселку, где, по его предположению, мог жить вчерашний человек у дороги, Николай Васильевич решил начать именно с самых осведомленных : хозяев коз. К его удивлению, на это ушло немало времени, потому что поселок был большой, разбросанный вдоль дороги на улочки- переулочки, а хозяев коз оказалось не так уж много да и фамилии пастухов почти никто назвать не мог, называли по сельской привычке клички, потому что много в нем было однофамильцев.. Вчерашнего пастуха называли по основной примете – Бородачом. Но ему подсказали, что в поселке живет «староста козьего стада», которая составляла график , в котором определялось пофамильно, кто и когда выгоняет стадо на пастбище. Нашел и старосту. Под ожесточенный хриплый лай лохматого пса к калитке вышла пожилая женщина в белой косынке , пестром фартуке и тяпкой в руке. Выслушав взволнованный вопрос Николая Васильевича относительно того, кто вчера выгонял стадо на пастбище, она насторожилась:
- А шо такое? Ваша коза загубилася? Як!сь претенз!!? Та такого не можеть бути : людина пасла порядочна, не алкаш який-небуть, - заговорила она на подзабытом Николаем Васильевичем суржике, свойственном этим местам.
Он ей ответил таким же образом :
- Та не ! Я цю людину розшукую по другому поводу!
- По якому? - уставила она на него любопытные глаза.
- Я розшукую Черемиса Валерия Андреевича, а мен! сказали, що в!н у вас пасэ стадо ( Николай Васильевич с трудом подбирал слова, надеясь, что его суржик быстрее расположит к себе « ц!каву» старосту.
- Розшукуете? А вы шо, з милиции? А шо в!н натворив? – глаза старосты округлились от любопытства, и Николай Васильевич про себя тихо выругался : ну, тетка, и язык у тебя! И он вынужден был сказать, что разыскивает старого друга, которого не видел много лет. Глаза у старосты потухли , и она сказала разочарованно:
- А, ось воно шо. Так воно ! е, учора свое отпасав Черем!с… Де в!н живе? Та ось тут недалечко, його д!м н! з чи!м не перепутаеш.
Сердце у Николая Васильевича забилось от этого сообщения и он почти побежал к своей машине.
Дом, к которому он подходил, действительно, перепутать с другими добротными домами было нельзя : во-первых, он стоял не у забора, как другие дома, а в самой глубине двора, был построен не по типовому проекту, а представлял собой оригинальную архитектурную композицию из светло-коричневого кирпича, нижняя часть которой была скрыта высоким забором из плоского шифера. Николай Васильевич толкнул высокую калитку и вошел во двор. К нему подбежала большая рыжая колли, посмотрела внимательно маленькими круглыми глазками, потом повернулась и неспешно потрусила вглубь двора, где у машины спиной к нему возился высокий человек в грязных шортах и выгоревшей футболке.
-Здравствуйте! - громко проговорил Николай Васильевич, и человек у машины неторопливо повернулся на его голос. С загорелого бородатого лица на Николая Васильевича глянули такие знакомые яркие глаза…
- Господи! Колька?! Каким ветром?
Крепкие объятия, похлопывание друг друга по плечам, радостные восклицания. В окне первого этажа мелькнуло женское лицо – и на крыльцо выбежала женщина, которую Николай Васильевич тоже сразу узнал – та самая Аня, которая надела на шею третьекурснику Черемису семейный хомут ( так с досадой говорил когда-то давно Николай Васильевич, когда его друг женился). По установившейся украинской традиции она умчалась готовить стол, Валерий Андреевич , извинившись, поспешил в душ, попросив друга его подождать и осмотреться , пока суть да дело. Сопровождаемый добродушной колли, Николай Васильевич осмотрелся : в углу двора, у забора, ютилась древняя мазанка с почти вросшими в землю подслеповатыми окнами, перекошенной верандой и развалившимся крыльцом( зачем она здесь, не понятно). Рядом, почти у забора, стоял такой же древний колодец с разросшимся кустом калины над ним. Двор широкий, просторный , заросший низкой мягкой травой, вдоль забора, ведущего к дому, несколько берез, бросавших легкую тень на траву. Николай Васильевич обогнул угол дома и увидел сад, оригинальные надворные постройки, цветники, аккуратные грядки, а от них по наклону вела узкая тропинка , по одной стороне обсаженная деревьями, а по другой – ягодником, она сбегала вниз и терялась на лугу, за которым буйно зеленели какие-то непролазные чащи, которые обычно вырастают на земле с близким залеганием подпочвенных вод. И над всей этой красотой яркое августовское небо с лениво ползущими по нему легкими облаками.
- Красиво? – раздался голос за спиной. Черемис , уже облаченный в чистое, смотрел на друга веселыми прищуренными глазами, и Николай Васильевич удивился тому, насколько мало он изменился. Высокий, поджарый, с слегка поредевшей шапкой волос на голове, и хотя начавшие седеть завитки волос и бороды добавляли солидности, но никак не влияли на выражение глаз и улыбку. От глаз разбегались тонкие лучики морщин, но зубы по-прежнему у него были мелкие, белые, хорошо сохранившиеся, поэтому улыбка казалась мальчишеской.
- Да, красиво, и рельеф участка интересный. Классная у тебя дача! – одобрительно сказал Николай Васильевич, осознавая ,что даром переполошился, никакая беда с его другом не случилась, наоборот, живет человек в довольствии и гармонии с самим собой.
- Почему ты решил, что это дача? – улыбнулся Черемис.- Я здесь постоянно живу.
- Не понял… А работаешь где?
- Здесь и работаю, - спокойно сказал тот и, видя оторопевший взгляд гостя, обнял его за плечо. - Ладно, пойдем, соловья баснями не кормят. Там Аннушка наколдовала чего-то…Ты уже позавтракал? Нет? Ну, и я – нет…
Завтрак на открытой веранде был легким и сытным : овощи, брынза, фрукты, ароматный чай на травах. Беседа тоже была легкой и непринужденной. Николай Васильевич рассказал о себе, о семье, о работе. Черемис внимательно слушал, не перебивая, ласково поглаживая голову собаки, которую та уложила на его колени и преданно посматривала в лицо хозяина круглыми коричневыми глазками. Да, руки у него были явно не профессорские: большие, с сильными узловатыми пальцами.
- Ну что я о себе да о себе…Ты здесь что, научные трактаты пишешь?( Гость заметил, как муж и жена переглянулись, но не придал этому значения)...Знаешь, я вчера дочери о твоих братьях рассказывал. Где они? Чем занимаются?
- Нет, трактатами я давно не занимаюсь . А братья?..Один биологом стал, работает в институте защиты растений. Второй – авиатор, только не строит самолеты, а сам летает. Угадай с трех раз, кто есть кто? – засмеялся Черемис.
- Да тут и угадывать не надо, оно еще в лагере наблюдалось! Специалист по лягушкам – биолог, ну а младший сорви-голова ни на какую другую профессию не клюнет. И летает, небось, на сверхзвуковых?
Вспомнили юность, школу, СЮТ, Михаила Трофимовича.
Аня, чтобы не мешать общению старых друзей, убрала со стола тарелки и ушла.
- Никак не ожидал такого приятного сюрприза – возможности хоть на время возвратиться в прошлое да еще со старым товарищем. Кстати, как ты меня нашел? – спросил Черемис.
- Да вот так, сам о том не думаючи. Ехал вчера из Святогорска, гляжу – человек у дороги, коз пасет…- сказал Николай Васильевич, пристально всматриваясь в лицо былого приятеля : смутится или не смутится? Тот нисколько не смутился, никаких эмоций не отразилось на его лице. Николай Васильевич продолжал :
- Правда, узнал я тебя не сразу, ты же, как Лев Толстой, опростился, бороду отпустил, стал сельским жителем… Как узнать!
- Хорошее сравнение, - задумчиво заметил Черемис. - Не одобряешь? В тоне твоем не слышу одобрения..
- Как я могу одобрять или не одобрять, если я не знаю, что так круто заставило тебя изменить образ жизни? Просто не понимаю. Насколько я понял, научную деятельность ты оставил. И производственную – тоже. Судя по твоим рукам, сменил ее на примитивный физический труд и…- он хотел сказать « на выпас коз», но воздержался.
Черемис усмехнулся, он угадал эти слова, но не обиделся и не рассердился. Да иначе и быть не могло, он всегда отличался выдержкой.
- Продолжай, продолжай… Хотя я заранее знаю, что ты скажешь дальше, потому что я это уже не раз слышал : потенциальные возможности, карьера, перспектива, авторитет… Ну, а если это для меня не самое главное? Ты думаешь, у меня неудача случилась на карьерном пути и меня она сломила? Запил? Крыша поехала? Ни то, ни другое, ни третье… Все у меня было в порядке, мало того, ничего не мешало продвижению « все выше, и выше, и выше». А зачем? Это никогда не было целью моей жизни. У меня всегда была другая цель - получать удовольствие от нее. Мне нравилось учиться – я учился, мне нравилось запускать в небо новые модели – я запускал. Нравилось строить семью – я строил. Правда, иногда приходилось делать что-то по необходимости, но ничего просто так, напрасно, я не делал. Да, и коз гонять – один из элементов удовольствия.. Ты никогда не пробовал? Это довольно интересно, - и засмеялся, увидев недоуменное лицо товарища. – Хорошо, постараюсь объяснить популярно мою позицию.
Моя предыдущая жизнь была, словно библейские слова : «Все суета сует и вечная суета», исключая школьные годы : там были необходимые для становления любой личности постижение жизни, постижение себя, СЮТ, Трофимович, мечты , планы. А потом началась гонка : учеба плюс работа, работа плюс учеба , аспирантура, кандидатская, постоянное стремление к более менее стабильному достатку. А так как достатка не было ( как платили инженерам на производстве, где работала Аня, и как оплачивается труд преподавателей вузов , ты знаешь) ,пришлось думать о дополнительном заработке. Так как брать взятки со студентов мне не позволяла совесть, в своем гараже я открыл подпольную мастерскую по ремонту машин, где торчал до глубокой ночи. У меня появились постоянные клиенты. Дело пошло. Квартира, слава Богу, у меня была, тогда еще государство обеспечивало жильем молодых специалистов в течение трех лет, но надо было обставить ее, нужно было одеть жену, дать более менее пристойное образование детям… Одним словом , деньги у меня появились. Тогда, помнишь, нам миллионы платили. Тогда , в стране нищих миллионеров, я был еще тот миллионер! Только жену и детей я почти не видел, начал уставать, появились проблемы со здоровьем. Смотреть со стороны : респектабельная крепкая семья, а кто был в ней счастлив? Ведь никакие деньги не заменят радости общения с любимыми людьми, природой, искусством. Мало того, я допустил ошибку, уйдя из производства на преподавательскую работу. Не было у меня настоящих учеников, а уж плодить инженеров – будущих 6езработных мне казалось просто аморальным. Для трудоустройства теперь не диплом с отличными оценками нужен, а рука, нога, взятка, и на это рассчитывали многие мои питомцы. То же самое нужно и для назначения на кафедре, деканатство, ректорство. Отношения между преподавателями на кафедре в основном строились на прагматизме. Противно…Уйти обратно на производство? А куда, если производство либо распадается, либо разоряется одно за другим , продается за бесценок новым нуворишам и над всеми постоянно висит дамоклов меч сокращения? И потом, ты знаешь, как относятся к научным деятелям, пришедшим на производство…
Однажды я приехал в гости к родителям и решил показать детям Святогорск Когда машина катила по этой дороге, по какой приехал и ты, меня вдруг как будто толкнул кто-то : на воротах двора, мимо которого мы проезжали, крупными буквами было написано :» Продается». Я остановил машину просто из любопытства, как мне тогда казалось. Дворик был неказистый, весь в сарайчиках, ветхий домишко, который ты видел, да криница у забора. Что привело меня сюда? Наверное, рука судьбы. Я верю в провидение, тем более что возвращались мы из святых мест,..да-да, не удивляйся моей сентиментальности. Но что-то такое в этом было…Мы узнали, что бывшие хозяева вымерли, а эти завалюхи наследникам были не нужны. Можно было либо продать их по дешевке, либо подарить кому-то, либо бросить на произвол судьбы, как брошены подобные строения во многих селениях и провинциальных городишках. И когда я внес предложение на приобретение умирающего участка, меня поддержали все члены моей семьи без дискуссий и противоречий. Когда все необходимые формальности по приобретению были соблюдены , мы стали обладателями этого двора , огорода, заросшего буйным бурьяном в человеческий рост, и той красоты, которой ты восхищался.
Ты представить себе не можешь, насколько качественно изменилась жизнь моей семьи после этого приобретения. Раньше у каждого были свои проблемы, свои стремления и мечты, а теперь они вдруг объединились. Вечерами мы выносили на суд семьи свои проекты и чертежи, по выходным неслись к себе на будущую дачу и воплощали свои планы в жизнь : снесли сарайчики, расчистили двор, возродили к жизни грядки, и эта возня приносила нам непонятное удовлетворение, хотя физически уставал каждый. А потом к нам потянулись посетители : сначала приехали из любопытства родители; когда в отпуск к ним приезжали братья с семьями, они неизменно наносили визит нам, привлеченные красотой окрестностей. Ну, о приятелях и говорить не буду, у нас даже был определен традиционный день сбора, словно для открытия лагеря. Ютились гости в нашей лачуге, но это никого не смущало: ночью спали на кроватях, лавках, полу. А днем в нашем распоряжении был широкий двор. Кое-кто из друзей искал и нашел себе подходящие домишки поблизости, так что к радости частнособственнических инстинктов и соприкосновения с природой я их тоже невольно приобщил.
И однажды у меня возник замысел построить дом, в котором всем бы хватило места, что-то вроде родового гнезда. Иногда, просыпаясь ночью, я думал не о предстоящих лекциях, не о выполнении заказа, не о бытовых проблемах, а о том, каким он будет, этот будущий дом, мысленно рисовал проекты, учитывая пожелания членов моей семьи. Моя жизнь наполнилась новым содержанием…
Мой дом я стоил пятнадцать лет. Почему говорю « Я »? Потому что почти все в нем от цоколя до крыши сделано моими руками: и кирпичная кладка, и столярка, и отделочные работы ( ты знаешь, работа в стройотрядах меня многому научила, я и каменщик, и сварщик, и столяр, и слесарь, еще СЮТ многие навыки дал). Зимой мы с женой собирали деньги, летом строили. Чтоб облегчить работу на земле, сконструировал и собрал культиватор, придумал систему полива. За это время дети поднялись и стали на ноги, разлетелись , как птицы из родительского гнезда. Сначала я совмещал работу в институте и стройку, а лет пять назад без всякого сожаления рассчитался, продал квартиру и переехал сюда.
Конечно, кое-кто вертел пальцем у виска. А мне моя жизнь нравится. На будущую пенсию стажа хватит, все равно государство одинаково оплачивает ее и людям с многолетним стажем, и тем, кто совсем не работал. Свой мизер буду иметь и я. Но зато я свободен, я не завишу ни от милости государства, ни от идиотизма правителей разных рангов, кормят меня мои руки, потому что я и сварщик, и автослесарь, и пахарь, и пастух, и ни от какой работы не отказываюсь. Кормит сад, огород, козы, даже детям кое-что перепадает. Аня тоже по самые уши поглощена своим любимым цветоводством и садовым дизайном, а выращенные ягоды и фрукты на рынок выносит. А чего стыдиться, если рынок заполонил новый вид продавцов : вчерашние инженеры, учителя, служащие?!
А какое вино, какие ликеры Аннушка готовит из фруктовых излишков! У тебя будет возможность их попробовать. Это одна сторона медали. А другая…
Тебе когда-нибудь приходилось косить траву ранним утром, когда воздух чист и свеж, когда из проснувшейся чащи несется разноголосый птичий щебет и далекое кукование кукушки? Ты часто наблюдаешь рассвет над лесом или тихий печальный закат?
Тебе удается наблюдать, как растет, крепнет и развивается посаженное тобой дерево, вдыхать аромат первых плодов? Нет, Коля, не жалеть меня надо, а радоваться новому повороту моей судьбы. Если человек запускает в небо свой самолет и счастлив, за него надо радоваться. Если выращивает хлеб и счастлив – тоже. Если кандидат технических наук выгоняет в лес коз, наблюдает за ними, общается с природой и получает от этого удовольствие, как можно его за это жалеть?! Я сам выбрал свою дорогу, иду по ней и не жалею ни о чем. Жалеть надо тех, кто не нашел своего места в жизни, кто, потеряв в городе работу, опускается, опускает руки и ропщет на судьбу. Что на нее роптать, в селе столько пустует брошенных домов, столько земли ждет хозяйских рук, сколько красот земных не увидено , приходи – и живи. Это Высоцкий пел: « В суету городов и в потоки машин возвращаемся мы – просто некуда деться…». Сейчас есть куда деться и бывшим шахтерам из мрачных подземелий, ежегодно уносящих тысячи жизней и приносящих доход новоявленным капиталистам ; и строителям, и целой армии выброшенных на улицу рабочих. Просто надо себя уважать и не бояться крутого поворота судьбы. Надо понять одну истину : « никто не даст нам избавленья : ни Бог, ни царь и ни герой»… Я вот недавно познакомился с социологическими исследованиями среди категории людей, выброшенных на улицу. Их бомжами зовут. На призыв возвратиться к труду и наладить свою жизнь таким образом отозвалось только двадцать пять процентов из них ( правда, это в России было, но не думаю, что на Украине иначе).Представляешь? Оказывается, бездействовать, слоняться по подвалам, пьянствовать, протягивать руку за подаянием и ждать милости правителей, авось новую ночлежку построят или похлебкой накормят, куда лучше, чем вылезать из ямы с помощью физических усилий. Да что о них говорить, тут полпоселка безработных мужчин, слоняются без дела, а попробуй нанять кого-нибудь за деньги да за сытный обед – ничего не получится. Проще сидеть на шее у жены, у престарелых родителей, стянуть у соседа то, что плохо лежит, и пропить. А те, кто стоят на учете в центре занятости, получив работу, не спешат на рабочее место : вот если бы найти такую работу, чтоб не работать и за это еще бы и зарплату получать. А остальные граждане, пока еще работающие, ждут чего-то от тех, кто распоряжается нашими судьбами и жизнями, аморфны и запуганы. Народ разобщен, как прутики в разломанном венике. Нет объединяющей идеи, да и нет веры идеям вообще, потому что идеи оболганы и опошлены нашими правителями. Я вот газет не читаю и телевизор почти не смотрю – и нет во мне ни горечи разочарований, ни желчи, ни праведного гнева, это осталось позади, в прошлой жизни.
- А , может, ты , как черепаха, спрятал голову в панцирь и прячешься от жизни? – осторожно спросил Николай Васильевич.
Черемис рассмеялся :
- Нет, друг мой Колька, это не обо мне. Я жизнь свою прожил не зря : дом построил, причем сам, детям жизнь дал ( и мне за них не стыдно), а уж сколько деревьев посадил ! А теперь хочу остаток жизни прожить без унизительной зависимости от доброго дяди, а в труде и уважении к самому себе. А для меня именно это важно.
- А зачем ты завалюху свою оставил, ведь в ней вы уже не живете? Она весь дизайн портит.
- А это уже в назидание будущим внукам и некоторым заезжим скептикам : никогда не стыдно жить в такой лачуге, если ты можешь построить нормальный дом. Но если ты с ней сжился и ничего не хочешь менять в своей жизни, то тебя только пожалеть надо. Это и в прямом, и в переносном смысле...
Приехал Николай Васильевич домой к вечеру.
- О, папа, наконец-то, мы уж волноваться стали! Так это все-таки твой друг оказался? Что с ним? – обрушила дочка вопросы на отца.
- Да все у него в порядке! – успокоил дочь отец. – Посидели, поговорили, вспомнили юность…Как был Черемис личностью, так и остался.
- А козы как тогда с ним разом оказались? - удивилась Лиля. – Личность – и стадо коз.
- Ну как бы тебе это популярно объяснить?.. Это у него хобби. Я же тебе говорил – непохожий он человек. Редкий экземпляр. Чем и ценен.
Свидетельство о публикации №220020400610