Как я был маньяком

(Из цикла «Мелким штрихом»)

А хорошо у меня на даче! Притаились она на самой окраине поселка. Тихо. Умиротворенно. И берег реки – прямо за калиткой. Собственный пляж, можно сказать. Провозился я как-то с неделю, и построил причал. Летом еду в город по делам, беру с собой надувную лодку. Оставлю в офисе, а потом на такси добираюсь до бывшей городской пристани, и по воде – домой. Поздней весной особенно хорошо. Идешь по реке, под вечер. По берегам черемуха цветет. Месяц лезет  молоденький. А впереди – уют старинного дома, покой и обязательно - баня.

Баня тоже хороша. Распаришься покруче – и бегом в Ингоду. Рядом – никого.
Я всегда заправляю баню по - полной, что бы наутро была теплая вода. Освежишься спросонья, и - на работу.  А парная – добротная, осиной обшитая, жар до утра порой держит. Вот из-за этого все и случилось.
 
Как-то засиделся я за  статьей до момента, когда уже небо посерело. Через три часа – электричка. Вздремнул часок, и в баню. Парная так и манит – просохла, пропиталась запахом можжевельника и эвкалипта. Зашел я в парилочку, да и прикорнул там.
Просыпаюсь – в ушах звон, как на Пасху.  Перед глазами круги разноцветные. Красивые. И хорал  ангельский послышался. Еле поднялся. Сердце скачет так, что кожа на груди вибрирует. Первая мысль – проспал на работу. Вторая – умираю.
Вывалился из бани, как пьяный из пригородного автобуса. Сделал три глубоких вдоха. И – в речку.

Ну откуда же я знал, что в это утро две какие-то незнакомые тетки облюбовали мой лодочный причал? Белье они там полощут. Песенку напевают: «На тебе сошелся клином белый свееееет».
И тут я - глиссером мимо них. В ушах звенит, кусты ивы панораму загораживают. Не увидел я теток! Пронесся, взбил россыпь брызг, и упал плашмя в воду. Хорошо! И перевернулся на спину.
Вместо песни – визг дикий. Как будто, и, правда, клин сошелся.  Не в том месте. Крики: «Ой!», «Помогите!», «Насилуют!» (последнее слово, кажется, было выкрикнуто с робкой надеждой). Похватали дамы свое бельишко, и ушлепали по воде, как перепуганные гусыни по мелководью. Я даже толком и не понял, что произошло. Оделся и уехал в город на автобусе.
 
Вернулся вечером. Зашел в пристанционный магазинчик. Хороший такой магазинчик.  И название веселое:  «Масленок».
- Слушай, что было! – навалилась на прилавок продавщица Аля. В  ее выпуклых глазах плескался страх. Я испугался.
- Маньяк у нас объявился! Натуральный. Чуть двух женщин не изнасиловал. Еле убежали от него.
- Утром они постирушки устроили. Ну, так, по - мелочи. И тут из кустов на них мужик прыгает. Здоровенный. Голый! И прямо вот весь наготове уже. Одна его тазом огрела, он в воду шлепнулся, а они – тикать. Он  за ними погнался, орал страшно. Но они убежали. Вот как теперь домой идти?
- Тебе-то чего боятся? – выглянул из подсобки Тарасыч. Он был грузчиком, сторожем, а зимой - истопником. – Он как твою жопу увидит, так у него все маньячество–то и усохнет.
У Али,  действительно, была внушительная корма.
- А ты рот свой пьяный закрой! Уже нализался? Я вот сейчас пойду, портвейн-то пересчитаю!
Тарасыч захлопнул пасть, и испарился.
- Что творится? Не, раньше такого не было, – говорила Аля, укладывая в мой пакет  сахар, лавровый лист, банку кукурузы, и пачку сосисок.

У «Масленка»  традиционно обитали местные пьяницы – Фома и Налим. Оба с утра до вечера сидели на лавочке, которую они принесли с полустанка. Каждый день они жили тут, надеяясь на внезапное угощение.
- Борисыч! – поднялся Налим, широкомордый невысокий мужик с усами, которые росли параллельно земной поверхности. – Постой-ка! Щас чё-то расскажу. Ты ж этот, как его, корреспондент? Вот, в газету напишешь. Сенсация. Только займи тридцатку? Подшипники стучат, а это жопастиха в долг не дает.
Я дал три десятирублевые монетки.
- Слушай, короче! – Налим придвинулся ближе. Я почуял, что они уже успели угоститься, и даже закусить чесноком. Начатая головка чеснока выпирала из кармана на полосатой футболке. Крокодильчик, нарисованный на кармане, изогнулся под прямым углом
- Тут утром за бабами голый мужик гонялся. Говорят, здоровенный, под два метра ростом. И главное - с вооот таким болтом! Наготове! Ага! С одной аж истерика случилась. Еле водой отпоили. Его мужики пошли искать. Да тоже побаиваются. Вдруг он не только по бабам работает. Вот, так и напиши: граждане, будьте бдительны! Голый мужик! – закончил Налим с интонациями диктора, объявляющего воздушную тревогу.

Рассказ о гоняющемся голом мужике моментально облетел поселок. Люди стали боятся по одному ходить на берег. Любая одинокая фигура у прибрежной линии вызывала подозрение.
Приехал участковый. Он опросил «потерпевших». Потом двинулся на обход дач,  примыкающих к месту происшествия.
Участкового я знал давно. У нас были приятельские отношения. Как-то, зимой, мы с соседом поймали двух вороваек, и сдали ему лично. Участковый получил премию. На участке у задержанных нашли много вещей, числящихся в списках украденного.
- Борисыч, привет!
- Здорово, Лёня. Заходи. 50 грамм примешь?
- Я на службе. Так что - давай. Только есть лаврушка, или еще там что? Зажевать.
Лёня знал, что у меня всегда имеется хороший самогон, настоянный на бруснике. Самогон я брал у соседа.
Лёня присел на крашеную лавку в летней кухне, медленно выцедил рюмку самогона, и хрустко зажевал редиску. Потом сунул в нагрудный карман лавровый лист.
- Ты что-нибудь про маньяка слышал? – спросил он, достал чистый лист, и подложил под него папку. Тут меня прорвало.
- Чего ржешь-то? Дело-то серьезное. Попытка изнасилования. Ориентировку будем составлять.
Мне тут же стало не смешно. Эти дуры, которые полоскали белье, действительно могли заявить все, что угодно.
- Лёнь. Я знаю, кто маньяк.
Лёня хищно  занес ручку над бумагой.
- Давай! Говори!
- Это я.
Участковый, не опуская ручки, посмотрел на меня поглупевшим взглядом, как будто бы я только что признался ему в любви.
- Ты серьезно? Ты зачем это? Баб не хватает, что ли? Ты понимаешь, что я должен тебя задержать?
- Успеешь. Подожди.
Я со всеми подробностями доложил участковому, что произошло утром. И даже сводил в баню, и на берег.
- Не…ну баб-то тоже можно понять. Они, значит, стирают. А тут мимо них такое… ты зачем же погнался за ними?
- И не думал даже. Если честно, я их и не заметил. Тепловой удар же был. Чуть не помер.
- Гм… одна гражданка показала, что ты… ну, то есть подозреваемый, гнался за ней, как бы  это сказать… в возбужденном состоянии.
- Какой там гнался! Я, когда вынырнул, они уже по кустам неслись. Я и не понял, что случилось.

В кухне на мгновение потемнело. Это мимо окошка прошел мой сосед по прозвищу Россиюшка, похожий на Верещагина из «Белого солнца пустыни». Здоровенный отставной кавторанг, а затем фельдъегерь, бывший чемпион тихоокеанского флота по тяжелой атлетике, он заслужил прозвище тем, что когда крепко выпивал, то выходил на берег, и распевно орал: «Эгегегеегеееееей, Росссиюшка-матушкаааа!». И вслушивался в эхо. Это с ним мы зимой поймали вороваек.
- А, попался маньяк! – густым протодиаконским басом расхохотался Россиюшка. Участковый навострился.
- Что можете показать по существу?
- Да я-то что могу показать? Борька с утра уже сам все показал. А я что? Я с утра жерди тесал на парник новые. Вижу – Борисыч из бани ломанулся в речку. Потом бабы кааак заорут! И шорох по кустам. Я - на берег. Смотрю, Борька кверху пузом дрейфует, как гальваноударная мина. Только рожок не торчит. Съежился.  Вода-то прохладная.  Ну, пусть, думаю, дрейфует.
- То есть, вы подтверждаете, что гражданин Ветров – участковый стал собранный и официальный, – не преследовал гражданок в голом виде и в… гм… возбужденном состоянии?
- Слышь, капитан. Ты этих баб видел?
- Так точно.
- Ты бы стал за такими гнаться? Возбужденный?
Участковый крепко задумался. И понял – что нет, не стал бы.
Россиюшка продолжал веселиться.
- А то давай очную ставку устроим. Бери подставных. Вот, меня например. Мы все заголимся. А они пусть опознают. Только уж придется им сперва постараться, что бы мы были, как там они говорят – в возбужденном состоянии.
- Черт-те что у вас тут творится! Это из-за такой херни я сюда перся? Дурдом.
Он аккуратно взял с меня и Россиюшки объяснительные, сложил их в папку, выпил еще одну рюмочку настойки, и, уходя, сказал мне – Ты все-таки поосторожней тут… мину изображай.

С тех пор, с подачи Россиюшки, меня еще долго называли в поселке маньяком. Некоторые  добавляли: с воооот таким болтом!