На бис

Приходи на меня посмотреть.
Приходи. Я живая. Мне больно...

А. Ахматова


- Я старый.
- Я знаю.
- Я больной.
- Я знаю.
- Я странный.
- Я знаю.
- Рано или поздно ты уйдёшь.
- Не уйду.
- Уйдёшь.
…Я знаю.

*************************

- Одинокая женщина в театре. Моветон, - грустно констатировала, заглянув в большое театральное зеркало, и тут же сама себя вежливо поправила, - не одинокая, а свободная. К тому же, всё ещё хороша.

- Хороша, - согласилось зеркало, - только зачем ты здесь?

И вправду, зачем она после окончания трудной недели, в пятницу, когда больше всего хочется отряхнуться от мира, пришла в театр? Странный порыв. Необъяснимый. Но и непреодолимый. Значит, что-то ей здесь нужно, в этом театре, именно сегодня.

- Если бы вы видели себя сейчас, вы бы восхищались так же, как и я, - услышала она и не поверила своим ушам. Повернулась. Увидела нелепого старика со слезящимися впалыми глазами, который убого пытался заигрывать с молодой женщиной. А та брезгливо фыркала, - алкаш.

- Ну зачем вы так, устало произнёс он, - алкаш – это обидное оскорбление…
«Алкоголик – гордое звание больного человека», - его голосом мысленно продолжила она.

Безжалостно сломанный артритом, больной и жалкий, - это всё ещё был он.
Резко отвернулась. Зажала рот ладонью, зажмурилась до боли в глазах. Казалось, откроет глаза, и горячие слёзы обожгут лицо. Замерла, постояла несколько секунд, боясь пошевелиться, обнаружить себя. Вспомнила, что стоит напротив зеркала, и оно предательски её выдаёт. Медленно, как во сне, повернулась и пошла, отмеряя метрономом каждый шаг, хотя хотелось побежать, что есть сил. Но живо представила, как скользят каблуки на сверкающем театральном паркете, она падает и лежит посередине фойе в нелепой позе. Все это видят. И он тоже. Поэтому бежать нельзя. Несколько метров до выхода показались вечностью. Наконец, свобода. Холодный воздух резко вошёл в лёгкие, обдал ледяным душем лицо. Оглянулась. Вокруг тихо, темно. Может всё приснилось? Нет, временная передышка. Кино памяти запустилась с новой силой, теперь уже с другим сюжетом. Острая жалость смешалась с чувством вины. Гремучая смесь переполнила, взорвалась внутри, лишила равновесия. Она прислонилась к стене и медленно сползла вниз. Зарыдала - завыла громко и отчаянно. «Хорошенькое развлечение опаздывающим театралам, - никакого театра не надо, - иронизировало сознание, - та ещё картинка: красивая баба безутешно рыдает, будто на кладбище, а не в театре». Удивительно, но сразу за этой мыслью появились люди. Смотрели на неё встревоженно, открывали рот как рыбы, - слов не разобрать.
Вдруг ярко вспомнилось, как рожала сына, и глаза совсем зелёных девочек – студенток по мере продвижения процесса становились круглее и больше. А когда её в конце стошнило, одна из девочек не выдержала и громко спросила: что с ней?
Наверное, и эти люди-рыбы тоже пытались спросить, что с ней. Рыдания внезапно отпустили, стало хорошо и спокойно. Пусто.

…Инсульт. Вызывайте скорую.

- Скорую? – только и успела подумать она, - наверное, кому-то стало плохо, а в следующее мгновение с удивлением поняла, что это она лежит внутри машины скорой помощи.
В голове больно отзывались далёкие голоса. Каждое слово переливалось из одного железного бидона в другой, с грохотом ударяясь о дно.

- Что здесь?
- Жесть. Сначала тётка завалилась на пол прямо посередине фойе. Ну все к ней, конечно, бросились. Кто-то успел нас вызвать. Потом, рассказывают, старик подошёл. Странный, видно, больной. Увидел её и тоже рядом упал. Вот двоих сразу и забрали.

С большим усилием она повернула голову и увидела на соседней каталке человека.
Его лицо прикрывала простыня.
Искорёженная артритная рука тяжело свешивалась, и уже никому не принадлежала.

Наташа Васильева
Февраль 2020