Удалёнка

Удалёнка.
Всем сотрудникам офисов десятых годов посвящается.

  Открываю глаза, следовательно, ясно, что я проснулся. Это очевидно, хотя я вижу просто серые сумерки в окне и они не помогают мне определить время суток. В доме сыро и зябко и я спускаюсь вниз по лестнице выпить кофе. Мы называем наш дом дачей, хотя это скорее таунхаус. Все сугубо функционально, ничего лишнего. Внизу мимо меня слева – направо проходит кот. Питер? Да, а кто еще. Но Питер обычно заглядывает в глаза, а у этого Питера похоже, их просто нет. Впрочем, если он сонный, то вся его мордочка просто сползла книзу и спрятала глаза, оставив для обозрения только широкий лоб. Входная дверь немного приоткрывается и в нее протискивается другой худой чёрный кот и сразу же начинает деловито изучать помещение. Нормально? Питер никак не реагирует. Следом за котом в холл протискивается пожилая дама в длинном сером кардигане. Со стороны улицы становится слышен отчетливый шум дождя, но накидка у старушки не мокрая, хотя и тянет от нее прелостью.
  – Здравствуйте, я соседка ваша, Зинаида Победовна. К вам мой паршивец не забегал? А, вот, вижу, паразит эдакий. Куда понесся? Обижали вы его что ли, кричали на него? Лови его теперь. К снохе моей младшей сестры золовка приехала, шпица своего брехливого привезла, вот Черныш и дал деру. Кис- кис.
  – Что? Что? Простите, я не понимаю. От вас следы мокрые и кот грязный такой, а у нас полы такие… такие. Нина, а где кофемашина? Я кофе хочу.
  Нина сидит в халате, в углу на высоком барном стуле, в руках дымится кружка. Полу спит, глаза закрыты, волосы растрепаны.
  – Ты ее сам на летнюю кухню отнес.
  – А у это у тебя что, кофе?
  – А, это? Это я давно налила, жду, остынет когда.
  – Когда?
  – Что - когда? Остынет - когда? Не знаю, жду вот.
  – Налила когда? Тогда, когда машина еще здесь была?
  – Да.
  – Так. Хорошо, я туда, оттуда в офис. На тебя оставляю Зинаиду э-э-э, Соседовну.
  Да. Так. По мокрой дорожке направо. Почему направо? Здесь ведь гараж. В гараже газонокосилка. Кстати, трава высокая, но мокрая, лежит. Косить нельзя. А ведь она должна быть под снегом, раньше зимой всегда снег был. Или кончилась зима? Ладно, кофе и в офисе можно попить. Да, хорошо, что офис рядом. Город наступает и не надо долго ехать. Вот он, уже через мост. Все перекопали, внизу котлован. Рабочие в касках копаются в грязи. Докопались почти до входа в офис. На охране – Миша. Сам встал, а охранников нехватка - значит?
  – Опаздываем?
  – В смысле?
  – Времени сколько?
  – Осталось? Или у кого сколько? Если у меня, так вроде весь день впереди.
  – Да? Так сначала думаешь. А потом, знаешь, что бывает? Вот, смотри, другие вообще с работы не уходят.
  Действительно, Виктор лежит на боку под столом. Соединяет витые пары, в руках зажим. Из стены цветными змейками вьются провода, им нет конца. Из-под черной майки Виктора вытек волосатый живот и дрожит на сером ковролине.
  – Миша, ты смотришь в глаза и играешь в ГРУшника, представляешься ракетчиком, но ты желдорбатовец в запасе.
  Это я сказал или Виктор? Нет у Виктора просто рот открыт от усердия, а я это только подумал. Лена, куда ты меня тащишь, я еще даже до рабочего места не дошел.
  – Идем на крыльцо, покурим. Та-акое расскажу!
  – Я не курю. Какое?
  – Такое. Чего пришел? Ты ведь на удалёнке.
  – И? Это ничего не значит. Многое на месте решается.
  – Значит многое. Не многое решается. Например, наличие твоего рабочего места. Его нет.
  – Нет. Потому я и на удалёнке.
  Лена смотрит многозначительно, затягивается. Под нами копошатся рабочие и тянут бесконечный кабель из одной дыры в другую.
  – Короче, Анька Горячева вернулась.
  – Это та-акое? Куда, в бухгалтерию?
  – Нет в бухгалтерию её не взяли, она ведь у конкурентов была, когда все туда уходили. А теперь все от них к нам бегут. У них точки сокращаются, а наши прирастают. А Горячую штучку в колл-центр взяли на холодные звонки.
  – Погоди, Главный ведь хотел точки закрыть и в онлайн продажи уйти.
  – Это раньше, а теперь конкуренты уходят, аренда падает, он эти площади не может не занять. Работы больше будет. Так что тебе стол выделили в отделе Розницы.
  – Ты только сказала, что у меня нет рабочего места.
  – Места нет, стол есть. Стол еще не место. Виктора видел? Он один остался в техподдержке. А к столу ничего не подведено еще.
  – Всё подведено, – горячо дышит в спину Виктор. – Только на удалёнке ты от себя работать будешь, а за столом в нашу сеть заходить как Вика Сеськина, пока мы не перелогинимся.
  – Просто Сеськина в декрете, – комментирует Ленка. – Так что у тебя будут все её материалы в электронном виде, а мне она оставила распечатки в четырёх чемоданах на колёсиках.
  – Идите оба к Верзилову, он вдёт, – Виктор сдирает зубами изоляцию, у меня - оскомина.
  Кабинет 20-48, сразу за кабинетом 21-35 и маленькой узкой дверкой. За дверкой сидит Зулейха и обнимает швабру. В кабинете 20-48 сидит Верзилов, крутит ручку между пальцами. Лицо круглое, очки в черной оправе, густые брови – домиком.
  – Число какое сегодня? Отчеты где? – смотрит непонимающе на Лену. – Я не звал. Сеськина где?
  – Отчёты всем отделом сдали недавно. Сеськина в декрете, я за нее.
  – Сеськина - брендменежер по Бренду, новинка Бренда - в топе. А ты лишь мерчендайзер и дело твоё… Ладно, как ты могла дела принять? И кто распорядился?
  – МаМи распорядилась, директор отдела Розницы.
  – Мне без разницы, кто там в Рознице. Я - по маркетингу директор! И как могла она, в моем отделе (без меня), замену кадров провести?
  – В новой сетке у ЭйчАров маркетинг - под Розницей.
  – Кто кадрам сетку утвердил?
  – Главный.
  Верзилов покрывается пятнами.
  – Ну и как ты собираешься Бренд двигать? Разбираешься?
  – Двинули уже. В ТЦ. – Лена ёрзает и сучит ногами.
  – Как? Как?!
  – Он (кивает на меня) фанерный ящик сколотил, его по согласованию в ТЦ поставили, тряпками по цветам из брендбука обмотали и логотип из оракала приклеили. Девочку поставили, и она пшикала. – последние слова Лена произносит почти шёпотом.
  Nota bene, – по школьному тяну руку. – Ящик не фанерный, ДСП - десятка. Собирали хозяйственники по моим чертежам.
  – Я сейчас сам пшикну, –  шипит Верзилов. – В бюджете ляма два было, на полную раскрутку. Я видел сам медиаплан, а это вам не шутка. Где они?
  Лена открывает рот, закрывает, начинает мерно покачиваться, набирает воздух, поёт высоким сопрано:
  – Сеськина ушла в декрет, сообщила: «денег нет». В бюджете Розницы было два ляма. А у них – финансовая яма.
  Верзилов вжимается в кресло, ручка в пальцах бешенно вращается.
  – Продолжай.
  Видя, что Лена не может продолжать, поясняю:
  – МаМи отказалась платить, отписалась Главному. Тот распорядился чтобы лонч оплатил поставщик. Поставщик отказался и сообщил, что запуск оплатит производитель. Производитель не принял мэйл, потому что он был составлен на мове. На мове потому, что мэйл уходил в Варшавский офис и посчитали, что языки схожи и там разберут. А в Варшавский офис потому, что Французы основали представительство в Польше, как головное, по всей Восточной Европе. МаМи выдала сумму хозяйственникам на закупку ДСП. Всё. Нет, еще не всё. В новом каталоге цвет упаковки поменялся, вот заявка на закупку новой подкладочной ткани для оборачивания ящика, простите – презентуара.
  Ручка Верзилова перестала вращаться. Заявка молча подписана.
  – Все свободны. Рабочий день окончен.
  Я уже выходил из кабинета, когда за спиной услышал голос:
  – А вас я попрошу остаться.
  Поскольку я с утра так и не выпил кофе, я никак не мог вспомнить, как меня зовут и решил остаться в надежде это выяснить. Верзилов заложил руки за спину мундира и стал мерять шагами кабинет. Его галифе при каждом шаге неприятно шелестели. Наконец он приблизил ко мне свое лицо и зашипел:
  – Мне отрекомендовали вас как хитрого и изворотливого сотрудника, который пересидел уже семь директоров по маркетингу и это только в этом году. Но, сколь веревочке не виться… Итак, вы утверждаете, как зафиксировано в протоколе, что оправили отчет со сканами платежек и приложениями к договорам на имя директора по маркетингу. Но я его не получал, о чем немедленно сообщил наверх, Главному!
  – Ничего удивительного, – безмятежно ответил я. – Я действительно отправил его на высочайшее и светлейшее имя Гогенцойлерна, который, как явствует из штатного расписания выбыл из должности только сегодня, а вы, хотя и исполняете обязанности уже неделю, согласно тому же расписанию, вступили в должность лишь сегодня по полудни. Вам надлежало не кляузничать сразу же Главному, у которого вы вследствие этих действий непременно попадёте в опалу, а отписаться айтишникам, которые бы вас в два счета заранее перелогинили из Гогенцоллерна в Верзилова. А теперь, любезный, даже не знаю, чем вам помочь. – Я развел руками и поправил шпагу на боку. Но мне было мало произведенного эффекта и поспешил его закрепить:
  – Кстати, не желаете ли узнать, за какой косяк был уволен Гогенцоллерн, несмотря на все свои связи? Молчите? Так я вам сообщу. Он напечатал за счет розницы пять тысяч дисконтных карт, но по рассеянности забыл распорядиться нанести на них штрихкод и магнитную ленту. Так что поскольку вы подписали договор, в котором принимаете все дела предшественника с обязательством довести их до конца, вам предписано вручную нанести на них нумерацию, причем распознаваемую кассовым сканером. Вот вам приказ и маркер, которым подписан этот приказ, к выполнению которого необходимо приступить немедля!
  С этими словами я встал во фрунт, щёлкнул шпорами и так резко кивнул головой, что с меня слетела треуголка. С Верзиловым неожиданно стали происходить некие метаморфозы. Он стал извиваться и явно пытался запоздало перелогиниться. Лицо его стало ко мне приближаться, на нём явно обозначилась хирургическая маска, которая напугала меня. В руках он держал окровавленный кусок мяса, которым стал трясти у меня перед носом и страшно закричал:
  – Больной, очнитесь. Наркоз давно отошёл. Мы вырезали ваш воспалённый аппендикс, вот ваша удалёнка!
 
  АЗот2020