Свистуны

На берегу реки со смешным названьем Кривая Лука сидели трое и рыбачили. Вернее, рыбачил один. Двое других, забросив удочки и не насладившись клевом, махнули рукой и, расположившись поудобнее на траве, завели разговор. Рядом стояла банка самогона. На расстеленной газете лежала закуска. Ломоть ржаного хлеба, лук с огурцами да килька в томате. Чем больше друзья принимали на грудь, тем интересней и несерьезней становилась их беседа.
- Нет, Саша. Рыбу давно изловили сетями. Так что накрылась рыбалочка медным тазом. Уж поверь мне. Нет того азарта, как раньше, понимаешь? Нет. Потому и душа не лежит на это дело. Совсем не лежит, - промолвил Данила. Крепкий на вид парень со смешными веснушками у носа. – Раньше как было? Забросил удочку и только успевай вылавливать. Рыба сама на берег выпрыгивала. Прямо в руки. На голый крючок хватала. Как щас помню.
- Да ну.
- Вот тебе и ну, - заверил Данила. – Гонится, скажем, щука за плотвой, а та не будь дурой у самого берега молниеносно в сторону. И весь фокус. Плотва дальше себе поплыла по делам своим рыбьим, а щука верх брюхом под солнышком трепыхается. Иной раз и удочку не берешь. Надумаешь порыбачить, прихватишь корзину, что побольше, и не спеша вдоль берега идешь себе вразвалочку. Рыбы кругом… так и лежат друг на дружке. Бери любую. Не ленись. Вот и собираешь, дуреху эдакую, словно грибы по осени… Что значит рыба в реке водилась. Не то что нынче.
- Ты погляди-ка, - дивился Сашка.
- Вот и я про тоже, - соглашался Данила.
Степан, мужчина средних лет, с густыми рыжими усами, в который раз перебрасывая удочку, по привычке хмурил бровь. Клева не было.
- Не надоело еще отсебятину нести? – крикнул он не оборачиваясь. – Так и знал, что рыбачить не будете. Так и знал.
- А ты не слушай, коли не по душе. Никто не заставляет, - сказал Данила и взял банку. – Подходи, накатим по маленькой.
Степан не противился. Опрокинуть по маленькой он завсегда был готов. Только предложи. Чокнется со всеми стаканом, быстро выпьет и, громко вбирая носом воздух, шевеля усами, надкусит лук.
- Хороша, чертовка! – расплывутся в улыбке у Степана щеки.
- Кузьминична другую не гонит. Молодец баба, - согласится Сашка.
- Это что! – задирал нос Данила. – Вот раньше гнали так гнали. А-а!.. Тройного перегона. Чистая, как слеза младенца. И градус держит. Опрокинешь грамм сто, и глаза в кучу. О, как.
- Ты опять за свое? – бубнил Степан. – Неугомонная тетеря.
- Как есть, так и говорю. Зачем мне врать? – упирался Данила. – Технику самогоном заправляли. И ведь ехала. Ты, Степан, не знаешь. Не застал. А батя, царство ему небесное, сказывал. Едешь, бывало, из города. Осталось совсем ничего, а бензин на исходе. И канистры с собой нет. Зато самогон под рукой. Это как всегда. Зальешь в бак. Попыхтит немного, старушка, порычит и поехала дальше. А так… оставляй машину, либо ночуй, братец, средь полей… Что значит самогон был. Не то что сейчас. Вода одна.
- Ишь ты как, - доверчиво кивал Сашка. – В советское время халтуры не было. Даже в этом деле.
Степан, не желая спорить, шел к удочкам. Вынимал. Менял червя. Солнце играло на воде. Где-то в траве, если хорошенько прислушаться, стрекотали кузнечики. Приятный выдался день.   
- Хо-ро-шо! – пропел Данила и расстегнул рубаху. – Припекает малость, правда, а так… Хорошо.
- Зато комаров нет, - подметил Сашка.
- Хм. Комаров… Да разве нынче комары? Тьфу. Перхоть одна. Ты у нас второй год живешь…
- Третий, - подправил Сашка.
- Не одна собака разница, - улыбнулся Данила. – Это сейчас комарики да на воздушном шарике. Безобидные букашки. Только писком своим и умеют донимать. А возьми лет двадцать тому назад? Звери, а не комары. Слава богу, извелась нечисть такая. А то… Вечерами, бывало, на улицу нос не кажешь. Выбежишь на крыльцо покурить, а тебе в лицо будто рой пчелиный. Аж с ног валят. Искусают всего за считаную секунду… А скотины сколько погубили.
- Да?
- О!.. Неведомое количество.
- Ты гляди-ка, - хлопал глазами Сашка.
- Не успеет пастух вовремя стадо пригнать в деревню, все – кирдык! Голов десять лишился. Облепят бедолагу от ушей до хвоста, что без слез не взглянешь. А корова что? Она не человек. У ней рук и ног нет. Понимаешь? Далеко на копытах не убежишь, хвостом не отмашешься. А их в вечернюю пору дьяволят мелких тьма. И комарье, и буты, и мошка… В глаза, в ноздри, в рот лезут. Так и норовят побольнее укусить. Заберутся в уши и давай изнутри поедать. Глядишь, легла чья-то Буренка. Копытами о землю бьет и так жалобно стонет, аж сердце кровью обливается. Страшное зрелище.
- Ты прекратишь ахинею нести? – не выдерживает Степан. – Битый час городишь не пойми чего.
- Зачем бранишься? Виноват ли я, что у тебя рыба не клюет, - удивляется Данила. – Так всегда. Чуть что не получается враз - виноватых ищем. Надуемся, как арбуз и света белого не видим. Все кругом плохие. Так ведь?.. Та-ак. Дядю Данилу не обманешь. Он вас насквозь, умников, видит. Чего, скажи на милость, нос воротишь? Взял бы да и сам рассказал какую-нибудь историю. Годков на десять постарше будешь. Все больше нашего знаешь… Степан!
- Чего тебе? – Степан не оборачивается.
- Расскажи что-нибудь. Удиви нас, - просит Данила.
- Отстань.
- Не будь цаплей. Проще жить надо. Проще. Ну… Степан!
- Отстань, говорю.
  - Как знаешь. Разговор поддержать не каждый может. И то верно, - кивает Данила. – Иной начнет рассказывать, и не дослушаешь. Скучно. Не интересно. Раздражает прям. Хоть и правильно говорит, а не то. Нет азарта, с каким нужно вести диалог. Искорки нет. Понимаете? А другой хоть и сказки сказывает, да так складно, что заслушаешься. И не разберешь, где вымысел, а где правда. Так что, Степа, не научился вовремя красиво говорить, уди рыбу молча. Так спокойнее.
Настала тишина. Данила, распластавшись на траве, прищурившись и задрав подбородок к небу, наслаждался теплыми лучами солнца. Степан по-прежнему сидел с удочкой один и серчал на то, что за все это время так ни разу не клюнуло, а доносившаяся до его слуха чепуха окончательно испортило настроение. Даже самогон не радовал.
- У вас леса реденькие. Можно сказать, совсем нет, - нарушил молчание Сашка. – В моих краях, откуда я родом, леса густые. Как у Чапаева усы. Не знамши, заблудишься и сгинешь в одночасье. Как пить дать. Бывало, идешь с братом осенью по грибы, запрокинешь голову, а на деревьях белки висят.
- То есть как висят? – привстал на правый локоть Данила. – Не пойму тебя никак что-то.
- Повеселись.
- Да брось ты, - удивился Данила. – Такое разве бывает?
- Бывает. Всякое бывает, - поклялся Сашка. – Белки еще тот суицидный народ. Чуть что не по ихнему сразу лапы на себя накладывают. Ранимые зверьки.
- Никогда бы не подумал.
- Трудно поверить. Но факт остается фактом. Зрению пока что я привык доверять, - сказал Сашка. – Всем известно, что белки заготавливают запасы на зиму. Прячут в укромное место орехи… и прочее. Но случается и такое, что беличью кладовую находят. Заяц, либо мышь, или еще какой зверек. Опустошат до последнего зернышка. И усом не поведут. А уже осень. Зима на носу. Не успеет белка, если и захочет даже, заготовить новые запасы. А впереди лютые морозы, голод, мучительная неминуемая смерть. Впадет белочка в отчаянье, подберет подходящее деревце с ветвями, как рогатины, и удушится на этой самой рогатке.
- Интересно кошки мяукают, - не без удивления произнес Данила.
- Жизнь вообще непредсказуемая штука, - согласился Сашка. – Подводный и лесной мир по сей день до конца не изучен человеком. А животные… Иной раз такое отчебучат, что не поддается ни одному закону физики… Забавный случай был у нас лет пятнадцать тому назад. Один тип по имени Иван приручил вороненка. Да не только приручил, а выучил еще разговаривать. Человеческим голосом. Как тебе, а?.. И что ты думаешь? Однажды этот самый ворон при неизвестных обстоятельствах вырвался на волю. Неподалеку был овощной рынок. И пернатая хитрюга намылилась туда. Торговала на том рынке женщина вишней. Так вот, этот ворон (а надо признать, что он был немалого размера, откормил его Иван на славу) взлетел на стол и как закричит во все воронье горло: «Тетя, дай ягоду!». Бедняжка чуть со стула не упала. А ворон опять за свое: «Дай ягоду! Не будь жадиной». Народ, что ютился поблизости, тут же окружил говорящую птицу. Всем интересно, весело. Только женщине не до шуток. Собой загораживает вишню и кричит: «Граждане, чей ворон?». Появился Иван. Заприметил ворон хозяина и взмахнул на козырек прилавка. Пытается мужчина печеньем заманить питомца, да только ничего у него не выходит. Не поддается птица на уговоры.  «Что же ты, братец, кормильца своего не признал? Ай-яй-яй. Это же я, Ваня». А ворон ему в ответ: «Ваня, Ваня… Голова баранья». Народ в смех. Иван по сторонам глазами водит, а сделать ничего не может. «Ну-ну, -говорит. - Попадись только в руки, живьем в бульоне сварю, гада».
- Научил на свою голову, - смеется Данила.
- И ведь кого научил! Ворона. Человечьим языком. Н-да. Вот тебе и блины с пирогами. Всякое в жизни происходит, - вымолвил Сашка. – А то еще случай расскажу. Отмечали мы как-то мой день рождения в лесу. Естественно, подвыпили. И хорошенько подвыпили. Да так, что один из приятелей оставил гитару. И отправились мы на другой день с ним искать пропажу. Пробираемся кое-как сквозь поваленные деревья и колючий кустарник, выходим на поляну, и что ты думаешь?.. Сидит на пне медведь, закинув лапу на лапу и пытается играть на гитаре. А! Как тебе? Это же уму непостижимо. Ладно там по струнам лапой водит, бог с ним. Так ведь нет - сидит на пне с гитарой да вдобавок еще ногу на ногу забросил… Феноменально.
- И этот туда же, - с негодованием ухмылялся Степан. Никто уже давно не обращал на его мрачный вид внимания. – Свистуны… Одним словом. Свистуны!
Сердясь на приятелей, Степан понять не мог одного. Неужели они взаправду верят всему тому, о чем говорят? Слушают друг дружку затаив дыхание. Не перебивают. А по заключении рассказа дивятся, как малые дети, раскрыв рот. Чуть ли за щеку не хватаются и не качают головой. Мол, это же надо… Боже мой.
- Про животных и у нас интересная история имеется, - ожил Данила. – Матвею Лисицыну, бывшему завгару, баню новую козел помог поставить.
- Как баню? Настоящий козел? С рогами?
- Настоящий. И с настоящими рогами, - обрадовался Данила, что с первых же слов заинтриговал друга. – Баньку Матвей давно собирался поменять. Старую разобрать на дрова да поставить новую. Во всей красе. Только вот руки не доходили. С каждым разом откладывал на потом. А надо сказать, что научил он козла курить. Сам курит и козлу дает затянутся. Весело ему, что тот дым через ноздри выпускает да ушами шевелит. То поросенка к пиву приучит, то вот козла курить научил. Экспериментатор, да и только, - улыбается Данила. – После мужикам рассказывал, как дело было. Только, значит, прикурил сигарету, как жена в избу позвала. Бросил на землю, а потушить забыл… Гляжу, говорит, в окно, а с окурком моим козел по двору расхаживает. Бросился во двор, нет козла нигде. Затем вижу сарай горит. И козел из него выбегает. Ну, думаю, дрянь рогатая, доберусь и до тебя. Кинулся сарай тушить, да не тут то было. Вспыхнул, как спичка, а следом за ним и баня, что стояла рядом. Пока пожарных ждали обе постройки долой... Но худа без добра не бывает. Тем же летом баню новую поставил. Никуда не денешься, мыться где-то надо.
- А с козлом чего? Наказали?
- На мясо пустили.
- Зря. Животное не виновато.
- Не нам с тобой судить, - повел бровью Данила.
Наступило очередное молчание. Каждый пытался вспомнить или, может быть, даже выдумать такую историю, чтобы еще больше удивить приятеля. Тишину нарушил Степан.
- А известно ли вам, господа-товарищи, отчего у нашей реки такое необычное название? Кривая Лука.
Мужики оглянулись. Никто не знал. Данила еще что-то пытался сказать, но так быстро на ум ему ничего не шло, оттого он только мычал, как молодой теленок и нелепо пожимал плечами. Сашка даже не пытался. Места эти он совсем не знал.
- Эх, братцы-кролики, все-то вы знаете, да только не то, - улыбнулся в кои веки Степан. Сумел все же и он обратить на себя внимание. – А дело было так. Давным-давно в наших краях жил-поживал один барин. Звали его Лука. И до того этот барин был жадным, что день и ночь трудились на него мужики не покладая рук. Лишнюю копеечку не заплатит и честно заработанного не даст. Тут урежет да там откусит. Лишь бы не платить. Как только приближался день расчета, становился Лука злее черта. Посмотреть было боязно, не то чтобы заговорить с ним в такую минуту. Только и знал, что расхаживал по своим владениям и подсчитывал каждое деревце да каждый куст, что давали плоды. Переживал, кабы кто не обхитрил его и лишнего не урвал. Следил за каждым тщательно и спуску никому не давал. Хоть и был он скрягой редкостной, но на себя любимого денег не жалел. Баловал как только мог. Ходил в золоте, кушал заморскую черную икру и велел простому крестьянскому народу обращаться к нему, никак не иначе, как Ваше Величество. В саду почетное место занимала скульптура, где барин был изображен во всей красе. Даже речушку, неказистую, казалось бы, и махонькую, что текла через его владения, переименовал своим именем.
Степан замолчал. Было очевидно - рассказ не досказан.
- Ну? – спросил Данила.
- Что «ну»? – Степан перебросил удочку.
- Отчего к названию реки слово «Кривая» прибавилось? – пояснил Сашка.
- Ах, вы про это! Ну, слушайте дальше, - Степан продолжил. – И работал у барина честно и здраво, не жалея сил своих, один юноша. Но и его хитрая натура хозяина не обошла стороной. Обманул Лука бедолагу и усом не повел. Заплатил за изнурительный труд сущие гроши. И решил тогда юноша проучить жадного барина. На все сбережения, что имелись у него и его сестер, купил он себе костюм с цилиндром и даже трость. Заприметил Лука нарядного юношу и поспешил разведать у него, на какие-такие денежки он все это приобрел. Неужели где что своровал, а он не заметил. «Нет, Ваше Величество, - ответил ему парень. – За мои труды Вы вознаградили меня честно и справедливо. О большем я не могу и мечтать. Вспомнились мне на днях слова покойного папеньки. Мол, на том берегу реки, у крутого оврага, проживали когда-то цыгане. И земля там заколдованная. И если что в нее ночью положить, то к утру вдвое прибавится. Вот я, не будь дураком, зарыл деньги, а по утру вдвое больше поимел» - радовался юноша. «Да, ты и впрямь, малый, дурак, - подумал глядя на него барин. – Разве можно об этом кому говорить. Хех». Той же ночью погрузил Лука в лодку все свое богатство, золото и драгоценности, что у него имелись. И поплыл на тот берег. Очень ему хотелось приумножить все вдвое. Только не выдержала лодка такой тяжести и по средь реки пошла ко дну. Испугался барин. Стал на помощь звать. Прибежали мужики, спасли барина, а лодка так и ушла со всем золотом на дно. В ужасе скривил барин лицо, да и тронулся умом. Так и коротал свои дни в бедности и с кривой физиономией. Реку потом какой-то шутник переименовал в Кривую Луку. И пошло это названье в простонародье. А после революции и на новых картах изменили название… Вот как людей жадность губит.
Степан вытащил удочку и положил на берег. Клева не было. Данила, хлопая глазами, признался, что слышал эту самую историю, но только запамятовал. Теперь же вспомнил. Действительно, все именно так и было.
Степан улыбнулся.
- Даже так? – сказал он. – Не хочу никого расстраивать, но все это я выдумал только что на ваших глазах.
- Как, выдумал? – в один голос воскликнули приятели.
- Очень просто. Как подобное до меня выдумывали вы сами и языка не ломали. Вот и я решил приврать малость.
Наступило короткое молчание.
- Да, дружище, - расплылся в улыбке Данила. – Никогда бы не подумал. Это надо же. Хех. Тебе только книги писать.
- Видать, и в моем роду язык хорошо подвешен был, - кивнул Степан и указал на банку. – Теперь можно и выпить.
- Это завсегда пожалуйста, - обрадовался Сашка и принялся разливать.
Степан присел рядом и взял стакан. Солнышко грело. Трава и деревья радовали зеленью. Было хорошо. Приятно, пожалуй, в такую погоду выпить, ни о чем серьезном не думая. Рассказывать сказки и смеяться над небылицами.



                Антон Лукин