Рыжик. Глава 5

                5   
                *** 
Теперь, уважаемый мой читатель, настало время пояснить, какое же значение имеет слово – «конюховка», так часто употребляемое мной, в данном тексте и, что же это за сооружение, в котором теперь будет жить главный герой этой повести – Рыжик.
Так вот, «конюховка» - это слово естественно чаще всего употребляется,  конюхами, и обозначает деревянную постройку – избушку, в которой отдыхают работающие на конном дворе конюхи. Кроме того в ней же располагается лошадиная сбруя, развешанная на стенах на металлических клиньях,  над клиньями  прибиты таблички с кличками лошадей, которым принадлежит эта самая сбруя. /Для особо несведущих  в лошадином деле, поясняю, что для рабочей лошади в состав так называемой сбруи входят: уздечка, хомут, шлея, седёлка,  через седельник и вожжи. / А так же в этой избушке находится металлическая печь, типа «буржуйка», которая топится чаще всего берёзовыми дровами. И уж конечно в «конюховке» не обойтись без лежаков, которые обычно располагались вдоль стен, по всему периметру и одновременно служили лавками – сидениями, для колхозников, приходивших за закреплёнными за ними лошадьми. 
Рыжику Аким отвёл место в свободном углу, настелив свежей соломы. Обещанную, бригадиру молочной фермы, работу он выполнил за пять дней, как и обещал, особо не утруждая Рыжуху. Рыжика Аким подпускал под кобылу с утра и, дождавшись, когда он напьётся вдоволь материнского молока, уносил его на новое место жительства, такое кормление повторялось  в обед и вечером.  Первые несколько дней, Рыжик, скучая по матери, начинал верещать тоненьким голоском, мешая захмелевшему Серёге дремать, но скоро привык к такому режиму. Серёга тоже привык к новому жильцу и иногда даже пытался его погладить, но Рыжик, учуяв запах перегара, недовольно прядал ушами и взбрыкивал.
- Вот шкет, ещё чо-то из себя выкаблучивает, - недовольно ворчал конюх и, отвернувшись к стенке, продолжал дремать.
Аким после того, как вывез навоз с фермы, упросил бригадира Михаила Алексеевича, чтобы он Рыжуху закрепил за конным двором, так как Соловуха не могла уже выполнять возложенные на неё работы.
Аким, выезжая в поле, косить траву для лошадей, брал с собой жеребёнка, и вот тогда Рыжик узнал, что же такое вольная воля. Вокруг зеленела трава, шумела растревоженная ветром берёзовая листва, жеребёнок сломя голову носился по полю, не отбегая от телеги на дальнее расстояние. Прислушиваясь к щебетанию различных птиц, Рыжик со временем понял, что люди не ржут, как лошади, а произносят звуки, как птицы. Когда их собирается несколько человек вместе, они щебечут как воробьи, когда они начинают кричать друг на друга, они каркают, как вороны. А когда собирались несколько человек с тонкими голосами и с длинными волосами, они тараторили как сороки. Когда же начинал говорить Аким, что случалось, не так часто, Рыжик сразу представлял птицу филина, который частенько им встречался в дальней роще и, подслеповато глядя на него, пытался напугать своим уханьем. Жеребёнок поначалу действительно пугался, но постепенно привык и понял, что филин птица не злая.
                ***
Вот так размеренно протекала жизнь трёх божьих тварей, двух не кому не нужных, отвергнутых сельским обществом людей и одного маленького жеребёнка.
Блажной Аким, угрюмый и неразговорчивый с людьми, и заботливый, внимательный и доверчивый,  к так полюбившимся  ему, этим умным, трудолюбивым и благодарным  животным – лошадям. Если бы кому-то удалось понаблюдать за ним незаметно, как Аким общается со своими подопечными,  то этот наблюдатель был бы очень удивлён. Раздавая в кормушки сено, он то и дело останавливался для того, что бы погладить по холке очередную лошадку.  Выражение его лица являло собой божественное умиротворение, подобие улыбки озаряло его обросшую  щетиной физиономию. А если прислушаться, можно было услышать приглушенное урчание, издалека напоминающее мурлыканье большой дикой кошки – вероятно, это была его душевная песня. Но стоило появиться человеку, Аким замыкался и делался недоступным каменным идолом.   
Пьяница Серёга, нескладный, никчёмный человек, нелюбимый ни людьми, ни лошадьми и тем же плативший им всем, жил так – день прошёл, и ладно.  Основной задачей его было стремление поскорее найти спиртное. И это иногда создавало конфликтную ситуацию между ним и третьим жителем «конюховки», жеребёнком Рыжиком.
Прошло около трёх месяцев, Рыжик подрастал, крепчал и начинал уже кое-что понимать. В отношениях с Акимом всё было ясно, их любовь друг к другу росла с каждым прожитым днём.  А вот с Серёгой дружбы у Рыжика не получалось. Мало того, что от конюха постоянно пахло перегаром, к чему жеребёнок никак привыкнуть не мог, Серёга ещё постоянно не выпускал изо рта самокрутку, и когда он дежурил, в «конюховке»  стоял едкий махорочный дым, как говорится – столбом. Жеребёнок чихал, выскакивал во двор, благо, что дверь открывалась свободно. А Серёга злорадно смеялся, приговаривая:
- Чё, антилигент, не нравица, вали на конюшню, обоим вам там место, вместе с твоим хозяином, - но побаиваясь Акима, он всё же Рыжика, немного покуражившись, загонял на место.
Подрастая, Рыжик стал замечать, что в «конюховке» иногда, вдруг, появлялись какие-то мешки, чем-то наполненные. Чем? Он своим жеребячьим умом сообразить не мог. Затем эти мешки Серёга грузил на телегу и куда-то увозил. Вернувшись, назад он заносил авоську с несколькими бутылками, наполненными беловатой жидкостью, напоминающую молоко. Садился за стол, открывал одну из бутылок и начинал стаканами поглощать эту жидкость. Вокруг распространялся отвратительный запах, как от бутылок, так и от Серёги. Через некоторое время конюх пытался встать из-за стола, но как обычно сделать этого не мог и, завалившись на бок, начинал храпеть.
Однажды, когда Серёга в очередной раз занёс наполненный мешок, а сам куда-то вышел, любознательность Рыжика достигла верхнего предела и он, подойдя к лежащему на лежанке мешку,  прокусил его своими острыми зубами. В мешке оказался  комбикорм. Смесь эта показалась ему довольно вкусной  и жеребёнок, прорвав довольно большую дырку в мешке, начал поедать его содержимое, но услышав шаги Серёги, лёг на своё место. А нужно сказать, что в «конюховке»  электрического света не было, и основным освещением являлись отблески огня из железной печки. Ничего не подозревающий Серёга, схватил мешок и поднял его, всё содержимое, через проеденную дырку, немедленно оказалось на полу.
- Ах, мать, пере мать, - захлебнулся в страшной злобе он, - это какая же тварь порвала мешок?
Но так как, притихший жеребёнок, не подавал никаких признаков жизни, словно сообразив, что ему сейчас нужно прикинуться спящим, не совсем трезвый Серёга, решил, что он где-то зацепился за гвоздь.  Долго в темноте собирал в новый мешок рассыпавшийся комбикорм, постоянно сопровождая свою деятельность матом. Затем взвалив на плечо мешок куда-то вышел. Рыжик услышал скрип тележных колёс удаляющихся от конного двора.
Вернулся Серёга к утру, когда уже занималась заря. В руке у него, как всегда была авоська с бутылками. Он уже было расположился за столом, чтобы похмелиться, но послышавшиеся снаружи шаги не дали ему сделать задуманное. Конюх вскочил и быстро спрятал авоську с бутылками в ближайший висящий на штыре хомут.
Дверь заскрипела, и на пороге появился Аким.
- У, дьявол угрюмый, - заворчал Серёга, - я то думал бригадир идёт, а это тебя черти принесли.
Ничего не ответив, Аким уселся на лавку к печке. Облегчённо вздохнув, Серёга потянулся к хомуту за авоськой, но за дверью опять послышались тяжёлые шаги и в избушку зашел бригадир Михаил Алексеевич. Так как на улице уже рассвело,  пробившийся через единственное окно свет, высветил остатки рассыпанного комбикорма:
- А что это у вас здесь за мельница, откуда комбикорм? – Строго спросил бригадир.
Аким угрюмо молчал, Серёга, заморгав красными глазами, залопотал:
- Дык ет, Лексеич, я тута хотел жеребца Битюка подкормить, ды вот малость рассыпал.
- Не бреши! – Нахмурился бригадир. - Где же тогда этот мешок с остатками комбикорма? Не ночью же ты его кормил, ты днём – то путём ничего не делаешь. – Поглядев на молчащего Акима, - бригадир повернулся к жеребёнку. – Ну, что Рыжик, изо всех, видимо, здесь проживающих, ты самый умный. Может быть, ты мне скажешь, что тут было.
Что нашло, в этот момент, на Рыжика? Трудно сказать, то ли он каким-то образом хотел избавиться от ненавистной авоськи, а может, хотел отомстить Серёге за все те неудобства, которыми тот угнетал Рыжика.  Но он, вдруг, подошёл к висящему на стене хомуту и выдернул зубами из него авоську. Бутылки с грохотом свалились на пол и разбились, «конюховка» наполнилась отвратительным самогонным смрадом.
- Так вот значить, что здесь происходит, воруешь комбикорм на ферме, сволочь, и обмениваешь его на самогон. Ни как всё не можешь свою поганую глотку залить до отказа. То-то мне Василий Афонасьевич жаловался, что мешки по ночам с фермы пропадают.
- Лексеич прости, больше ни когда не буду, только председателю не говори, - упал на колени Серёга, - они меня и так за человека не считают.
- А ты сам-то себя человеком чувствуешь или нет? Встань с колен, мразь, ты вон даже жеребёнку своими выходками надоел. Что толку председателю на тебя доносить, все равно ни хрена тебе не будет. Но знай, ещё раз попадёшься, я сразу напишу заявление в милицию. – И громко хлопнув дверью, бригадир пошёл запрягать коня.
Угрюмый Аким поднялся с лавки, презрительно плюнул в сторону напарника и тоже пошёл, кормить лошадей.
                ***
Вот так неожиданно Рыжик стал главным героем в разоблачении неприглядных дел нелюбимого  им сожителя .
После этого случая, отношение окружающих его людей, изменилось и приблизило это животное к разуму человеческому, хотя бы и с невысоким уровнем интеллекта.
Аким твёрдо уверовал  своим, не очень богатым, умом, что сознание Рыжика довольно близко расположено к их с Серёгой сознанию, и к его любви к этому жеребёнку прибавилось убеждение, что тот находится на одном уровне умственного развития с ними. Поэтому в присутствии Рыжика,  он стал теперь более осторожен в своих действиях и словах. Всё допускаемое, по мелочи, неприличное отмёл. И потребовал от Серёги исключит грубые слова в присутствии своего друга, и что самое обидное, заставил своего напарника курить на улице.
Серёга не мог поставить разум жеребёнка на один уровень со своим, он просто не мог до этого додуматься. Но мешки с комбикормом в «конюховку» таскать перестал и некоторое время, после разоблачения, ходил трезвый, либо чуть-чуть навеселе. Матюгнувшись, с опаской оглядывался на Рыжика, словно боялся, что тот всё расскажет Акиму. В душе же он ненавидел это животное и мечтал, как - ни будь, поскорее от него избавиться.
Бригадир Михаил Алексеевич, приходил в «конюховку», садился на лавку, доставал маленький кусочек сахара и, протягивая его на вытянутой руке, подзывал Рыжика:
- Ну, иди ко мне, милок, поговорим, больше-то здесь разговаривать не с кем, - и Рыжик, который, как мы помним, делил всех людей по их характеру и отношениям к нему, начал понимать, что этот человек, как и Аким, относиться к определению – Добрый. Он подходил к бригадиру, брал губами осторожно кусочек сахару и, похрустывая им, довольно махал хвостом. Бригадир гладил его по спине, холке, по высоко поднятой голове, и что-то несколько минут говорил – приятное, ласковое. И постепенно Рыжик начал понимать, что люди, всё-таки, не щебечут, как птицы, а разговаривают, как этот большой добрый человек.
Но однажды бригадир, зайдя к конюхам, обратился к Акиму:
- Ну, что Аким, я понимаю твою любовь к Рыжику, но ему уже скоро полгода будет, смотри он какой большой, четвертую часть вашей избушки занимает. Да вот и Серёга мне всё время жалуется, места ему мало. Надо жеребёнка переводить в конюшню к остальным жеребятам.
- Сам знаю, мне этот иуда тоже надоел своими жалобами. Боюсь я, обижать его там наши толстяки будут. Пусть побудет ещё дней десять, уберу.
                ***
Но вот в один из этих дней – скорее ночей, произошёл опять не ординарный случай, героем которого снова стал Рыжик, пусть может и не с главной, но достаточно значительной ролью.
Аким Бычков, занятый повседневной работой и воспитанием жеребёнка, совсем забыл о конфликте с Петькой «Прокурором», да, в общем – то, ему эта память была ни к чему. Но не таков был «Прокурор», он ещё ни разу, в своей поганой жизни, не забыл нанесённые ему обиды.
Была уже вторая половина октября месяца, на улице выпал первый колючий снежок.  Так случилось, что в эту ночь, остались дежурить оба конюха. Серёга, как всегда под хмельком, завалился спать с вечера. Аким, растопив печку берёзовыми дровами, сходил во двор и принёс охапку поленьев в запас, на ночь. Посмотрев на разгорающееся пламя, он, закрыв дверку топки, тоже завалился на лежак. Через некоторое время «конюховка» наполнилась громким храпом, оба конюха спали беспробудным сном. В своём углу дремал и Рыжик, но в отличие от своих сожителей, сон его был лёгким, каждый незнакомый шорох воспринимался его слуховым аппаратом и отражался на тревожно подрагивающих ушах.
Вдруг он открыл глаза и настороженно поднял вверх уши – на улице послышались крадущиеся шаги. Эти шаги до ужаса показались знакомыми Рыжику. Он где – то их слышал, так мог ходить только Враг. У всех животных, несмотря на вмешательство человека в их жизнь, сохранился веками выработанный  инстинкт самосохранения. Стоит им только раз услышать шаги, враждебно настроенных особей, и они эти звуки запоминают на всю жизнь.
   Да это были шаги Врага, запомнившиеся с первой встречи, когда он стоял вместе с матерью в станке. Рыжик поднялся на ноги и начал внимательно прислушиваться. Вот захрустел снежок у окна сторожки, чья – то тень закрыла звёздное небо. Постояв у окна, кто-то перелез через жерди забора и медленно направился к двери. Двери «конюховки» изнутри не запирались, ведь дежурные конюхи одновременно являлись сторожами на конном дворе. А какие сторожа охраняют порученное им имущество, закрывшись на засов в тёплой сторожке?
 Что делать? Вот уже до двери остаётся несколько шагов, Рыжик быстро подошёл к Акиму, и крепко вцепившись зубами в его фуфайку, дёрнул спящего Друга.
- Ты чо, с ума спятил, - вылупил глаза Аким, быстро подымаясь на ноги. За стеной скрип снега прекратился, видимо крадущийся услышал шум в избушке. Аким присел на лежанку, недоумённо уставившись на жеребёнка, но, вдруг, почти у самой двери снова заскрипел снег.
«Кто это может быть?- Промелькнуло в сознание Бычкова, и тут видимо тоже, инстинкт самосохранения Акима сработал, - возможно «Прокурор», говорил же дядя Вася – бригадир, что он будет мстить.
 Аким быстро вскочил на ноги, схватил первый попавшийся под руку хомут и встал за косяк двери. Дверь открывалась наружу, и спрятаться за ней было невозможно. Вот она осторожно заскрипела, в отблесках печного огня, в проёме показалась голова. Аким поднял хомут и хотел одеть его на эту голову, но поторопился, она, голова эта, быстро отдёрнулась назад,  хомут,   пролетев мимо, исчез в темноте. Страшный удар ногой в живот, отбросил Акима к печке, он запнулся за  берёзовые поленья, и упал навзничь на пол.
Петька «Прокурор», а это оказался именно он, бросился сверху на Акима, придавив его грудь ногой и левой рукой, правой полез за голенище сапога.
Рыжик всё это время, дрожа всем телом, переступая с ноги на ногу, не решался, что либо, сделать. Да и, что он мог. Он видел, как его друг и хозяин упал на пол, видел, как Злой сел на него верхом, жеребёнок хотел выскочить на улицу, но сцепившиеся в схватке люди барахтались у него на пути. Затем он увидел, как Злой потянулся к своей ноге и в отблесках пламени, в поднятой руке, засветился кусок блестящего металла, в мерцающем красном пламени эта картина была ужасна. Рыжик рванулся и, перепрыгнув через дерущихся, выскочил в дверь. Но прыгая, жеребёнок, взбрыкнув, сам того не желая, нанёс задними ногами сокрушительный удар в голову Врага.
Петька, вскрикнув, повалился набок, нож выпал из рук.  Опрокинув «Прокурора», разбрасывая ногами поленья, Аким, быстро вскочив с пола, выдернул из стены металлический штырь, всё это он проделывал молча, тяжело дыша. «Прокурор» извергая немыслимые маты, схватил с пола нож и тоже быстро вскочил, но замахнуться не успел, металлический штырь, высоко поднятый Акимом, со всей силы, на какую только мог быть способен Аким, опустился ему на правое плечо, рука обвисла плетью, нож выпал и впился концом в деревянный пол.
- А чой-то вы тут делаете, - вытаращив глаза, испуганно спросил, проснувшийся, Серёга.
- В поддавки играем, - тяжело дыша, ответил Аким, туго скручивая Петьку вожжами.
- Ладно, сука, твоя взяла, - зло прошипел «Прокурор», - скажи спасибо этому лошадиному рахиту, а то бы сейчас уже в аду на сковородке жарился.
Связав «Прокурора» Аким хотел подобрать  нож,  но подумав, что на его ручке останутся следы от пальцев, делать этого не стал. Засунув выдернутый из стены штырь, на место, повернулся к Серёге:
- Ты присмотри, чтобы эта тварь не развязалась, я пойду,  найду Рыжика, после запрягу коня, и увезу этого подонка в милицию.
Жеребёнка искать долго не пришлось, он стоял за углом и мелко трясся от страха.
- Рыжик, ты настоящий друг, - обнял жеребёнка Аким, и, не удержавшись от нахлынувших чувств, крепко поцеловал его в мокрый нос, - пойдём, запряжем Рыжуху, да этого гада доставим  в его любимое место, - обратился Аким к Рыжику, как к равному. И тот, успокаиваясь, двинулся вслед за хозяином.
А в избушке в это время Петька «Прокурор» обрабатывал Серёгу:
- Слушай, Серёга, развяжи меня!?
- Не, Акимка меня убьёть.
- Акимка не убьёт, ему в тюряге парится не с руки, а вот я тебе, освобожусь, точно голову откручу. Тебе и твоей вороне, а также  всем председательским. Мне ведь много не дадут, ну может года три не больше. Давай развязывай, а я скажу своей бабке Марье, она тебе каждый день будет наливать по кружке самогона.
Что больше убедило Серёгу пойти на подлость: страх перед Петькиными угрозами, или предвкушение ежедневной порции самогона от бабки Марьи, но он быстро развязал «Прокурора».
- А это тебе на закуску к самогону, - прошипел тот, и со всех оставшихся сил, саданул своего спасителя левой рукой. Серёга, вякнув,  как жаба, залетел под лавку.  Петька, перепрыгнув через забор, исчез в ночи.
- А где «Прокурор»? – открыв дверь, спросил Аким.
- Убёг, гад! – шмыгая разбитым носом, простонал Серёга.
- А ты чего валяешься, благодарность получил, - догадываясь обо всём, прорычал Аким, - ну ты и Иуда, переломал бы я тебе рёбра, но рук марать не хочется, - и, хлопнув дверью, Аким пошёл распрягать Рыжуху.
                ***
Утром пришёл бригадир полеводства Михаил Алексеевич. Забрезживший рассвет, добравшись до окна сторожки, высветил последствия, произошедшего ночью события: по полу были разбросаны берёзовые поленья, на плохо оструганных плахах засохли пятна крови, видимо Рыжик, ударив «Прокурора» ногой, рассёк ему лицо или голову. На лежанке сидел Серёга и хлюпал разбитым носом, вокруг глаз расползлись фиолетовые синяки.  У прогоревшей печки, торчал, впившийся в пол нож – «финка».  Аким сидел у входа в «конюховку», на чурбаке держа в руках, выброшенный ночью, хомут, и угрюмо смотрел себе под ноги.
- Вы, что подрались, что ли? – растерянно осматривая поле боя, воскликнул бригадир. - Совсем спятили!
- Ды, нет, - загундосил плаксиво Серёга, - ет нас Петька «Прокурор» отделал. Вона Акимку чуть не прирезал и мне морду начистил.
- А вы, что же, двое не могли с ним справиться?
- Справились, - зло, плюнув под ноги, поднялся Аким, - да вот ета тварь его развязала.  Послушай бригадир, убери этого поскудника  от меня, а ни то, я его, когда, ни будь, придушу, как бешеного пса.
- Ладно, после разберёмся, а сейчас садитесь, пишите заявления на имя начальника милиции и объяснительные.
- Я не хочу с «Прокурором» связываться, вон пусть этот, поганец, Серёга пишет. Да я и писать – то не умею.
- А я так пряма писарь, с тобой одну школу заканчивали, - загнусавил тот, - дык и я не хочу Петьке на перо попасть.
- Ладно, архаровцы, я сам напишу, а вы подпишите. Вас он перебьёт, не жалко, двумя дураками  в деревне меньше будет, а вот если он конный двор следующий раз спалит вместе с конями, колхозу крышка придёт. – Михаил Алексеевич написал бумагу, конюхи поставили на ней какие-то каракули.
Ближе к обеду приехали два милиционера и следователь.  Допросили Акима и Серёгу, составили протоколы, забрали «финку»…
…Петьку «Прокурора» взяли в больнице посёлка Лесозаводской, который находился в пяти километрах от села Орловки, где и происходят все описываемые выше события. У Петьки была сломана правая ключица, от удара металлическим штырём, и рассечен копытом Рыжика лоб.
В описываемые времена, следствие надолго не затягивалось, не бегали адвокаты, в поисках  алиби, пытаясь во чтобы, то не стало, оправдать виновного, тем более рецидивиста.  Поэтому суд состоялся уже через три недели, после задержания виновного. Перед зачтением приговора Петьке предложили произнести речь в свою защиту.  Но он на скамье подсудимых находился не первый раз, а уже четвёртый, и усвоил, что вся эта болтовня ни к чему.  Толку, от неё никакого нет, поэтому от пламенной речи отказался, но отыскав злобным взглядом Акима, находящегося здесь, в качестве главного свидетеля, выдал:
- А ты Акимка, жди, выйду, я с тобой рассчитаюсь, и тварь эту рыжую прирежу!
В связи с тем, что особого урона Петька не нанёс, а от ножа наотрез отказался, сказав, что он его поднял у «конюховки», «Прокурор» в очередной раз был приговорён только к двум годам лишения свободы.
Акиму на общем колхозном собрании была объявлена благодарность и принято решение: для большей надёжности по охране лошадей,  выдать ему дробовик - старое ружьё, которое давно валялось на складе, но для стрельбы по наглым воронам, было ещё пригодно. Серёгу в расчёт никто не брал, все знали его трусость.