Контуженое детство. Главы 2-3

Начало тут: http://www.proza.ru/2020/02/03/1047   

2. «Эвакуация». Возвращение домой. День Победы.

    Как принято сейчас считать официально, эвакуация из Сталинграда началась 23 августа 1942 года. Теперь это историческая точка отсчёта в Сталинградской битве. На самом же деле, никакой организованной для жителей эвакуации не было. Слишком неожиданно и мощно фашисты начали бомбить город с воздуха.
          Отец, работавший на «Баррикадах», действительно был эвакуирован в Златоуст вместе с техникой и оборудованием завода примерно в середине июля 1942 года, откуда он до 23 августа успел прислать нам письмо в желтовато-сером маленьком конверте со штампом «Златоуст СБД», и печатью от 1942 года. На конверте написано:
                г. Сталинград
         Тракторозаводский р-н,
        Южный Пос, землянка №921
        Федосовой Марии
          Ильиничне.
  И ниже:
         г. Златоуст
         п/я 36.
  Этот конверт хранится у меня до сих пор.               
 
    Мы с мамой и бабушкой Агафьей (матерью моей мамы, которая до этих трагических событий жила в районе завода «Красный Октябрь»), как и многие сталинградцы, ушли с нажитых мест только через несколько дней после начала массированной бомбардировки.   
           Шли мы два дня. Из города уходили пешком вдоль Волги. Дорога была тяжёлой. Бабушка рассказывала, что меня она вела за руку, я не капризничал, а маленькую Валю мама несла на руках. Через паромную переправу попали на левый берег Волги, оттуда нас направили в Палласовский район в посёлок Эльтон. Мать определили работать на колхозную ферму. Жили мы там, по всей вероятности, недолго.
    Здесь я впервые увидел верблюда. Он показался мне уродливым и величественным одновременно. Когда я подошёл к нему поближе, чтобы рассмотреть как следует, ко мне подбежали местные мальчишки:
  -  Хочешь покататься?
  -  Хочу, - не задумываясь, ответил я.
    Я не понял, что ребята решили позабавиться и посмеяться надо мной, городским. Сначала верблюд пошёл медленно, потом по команде одного из мальчишек стал набирать скорость и побежал. Я, не привязанный, свалился с высоты этого «степного транспорта», громко крича от страха и ушибов:
  -  А-а-а! Спасите!
 Местные, хохоча,  подбежали ко мне со словами:
  -  Ну, ты, малец! Жаловаться будешь маменьке?
 Вытирая грязное от пыли и слёз лицо, я ответил:
  - Не буду.
 Но с тех пор к верблюдам я не приближался, обходил и новых друзей.

    Зимовали мы, дети, я и сестра, с бабушкой в посёлке Горный Балыклей (там жили наши родственники, оттуда родом была мать), куда добирались из Эльтона тоже пешком, иногда нас подвозили на подводах. В этот посёлок мы переправились через Волгу из Верхнего Балыклея.
    Мы все после окончания Сталинградской битвы вернулись в родной город, но в разное время: сначала мать, а летом – бабушка Агафья и мы с Валей. Мама вернулась зимой, почти сразу после окончания боёв. В город гражданских ещё не пускали, поэтому ей приходилось пробираться к родным местам тропками, прячась от военных патрулей.
    Сестра Валя умерла в июле 1943 года от дизентерии в детской инфекционной больнице, находившейся на подъёме в Горный посёлок напротив двенадцатой школы. Видно, детский организм не выдержал голода и долгих скитаний. В последний день жизни моей младшей сестры мама несла ей в больницу вишню (врачи разрешили уже всё, так слаба была девочка), не успела…
 
    Но жизнь продолжалась. После освобождения Сталинграда началось восстановление, прежде всего, тракторного завода, налаживался выпуск танков Т-34, готовился конвейер для мирных тракторов. Дети подрастали уже не под грохот бомбёжек. Началась жизнь без страха налётов. Все ждали победы. Верили в неё.
    В мае 1945 года ни у кого из нас не было никаких сомнений в том, что победа близка. Наши уже взяли Берлин, и объявления о победе ждали со дня на день. Готовились к ней. Готовились и жители посёлка Южный. Женщины позаботились о съестных припасах и о том, чтобы можно было законно выпить за победу, то есть ставили бражку. Купить алкоголь было негде, самогон не гнали, так как он был под строгим запретом.

    И вот она – Победа!!! На улицу высыпали все от мала до велика. Кричали «ура», смеялись, обнимались, плакали, радовались. И всё это одновременно. Мужчин было, понятно, мало: инвалиды да старики. Ждали возвращения солдат с войны, а кто-то, как мы отца, тружеников тыла.

      Вынесли на улицу столы, сдвинули их в один ряд. Несли из домов всё, что было припасено: квашеную капусту, картошечку; рыбаки – селёдочку, рыбу жареную, варёную. Дымилась в кастрюльках волжская уха. Была на столах и осетринка – на Волге же жили. И праздник великий! Поднимали тосты, вспоминали о былом, пели под гармонь песни военной поры: «В землянке», «Синий платочек», «Катюша». Детей за стол не сажали, но мы крутились здесь же, вместе со всеми смеялись, подпевали.
    Мы, дети, тоже приготовились к празднику. Когда веселье уже было в разгаре, Петька-гармонист взял в руки свою гармошку, выстроил нас перед взрослыми, и мы не совсем слаженно, но громко и празднично запели переделанную с помощью нашего уличного музыканта, солдата-инвалида дяди Вани известную песню «Катюша»:

     Расцветали яблони и груши,
     Поплыли туманы над рекой,
     Выходила на берег Катюша
     На высокий берег, на крутой.

     Выходила песню заводила
     Про войну и храброго бойца,
     Как фашистов лихо мы побили,
     Разгромили немца до конца!

     Гнали гадов мы от Сталинграда
     С ноября по лютый по февраль,
     Гнали их от берегов мы Волги,
     Превратив себя в сплошную сталь!      

    Сначала взрослые начали было подпевать нам, услышав знакомый мотив и слова, но вскоре стали прислушиваться. Мы пели, посматривая то на собравшихся за праздничным столом, то поднимая наши взоры к майскому небу, удивительно чистому. Нет, никогда больше мы не будем под прицелом злобного фашистского взгляда с высоты нашего родного сталинградского неба! Мы выжили, и мы будем жить!
    Когда песня закончилась, все дружно захлопали, а кто-то сказал:
 - Молодцы, ребята! Так их, проклятых зверюг!

               
3. Игрушки войны.

    Кто из мальчишек-сталинградцев не мечтал в те годы о «личном» оружии!? И кто его не имел!? Под осыпавшимися склонами высоких берегов, в рыхлости истерзанной взрывами земли было захоронено столько оружия, неразорвавшихся снарядов, что понадобилось несколько десятков лет, чтобы избавиться от этой беды. Да и сегодня мы то и дело слышим, что где-то нашли поржавевшие от многолетнего пребывания в земле снаряды времён Сталинградской битвы.
    Вооружены были и старшие, и средние, и младшие подростки, то есть все мальчишки. Свободного времени особенно летом у нас было полно: взрослые работали день и ночь сначала на оборону страны, потом на восстановление города. Детских садов в первые годы после освобождения Сталинграда от фашистов да и в первые  мирные годы не было, и  дети были предоставлены самим себе. Хорошо ещё, если у кого была бабушка. У меня была, но это не мешало мне, шестилетнему, как и моим друзьям, с рассветом устремляться на улицу - она нас манила и ждала…   
    О! Сколько интересных приключений связано с улицей! Мы неустанно были в поисках оружия! Чаще всего мы лазали по оврагам, бродили вдоль берега Волги: и от глаз родителей подальше, а значит свободы больше, и места эти, хоть и были пройдены минёрами, но вероятность находок здесь была больше, чем вблизи жилья. 
    Нас было четверо друзей, почти одного возраста, сплочённых заразительными поисками «военных трофеев». И жили мы в землянках, расположенных на одной улице.
    Самым активным и заводным из нас был Вовка Молодцов. Из троих южанских друзей помню только его фамилию. Во взрослой жизни, когда судьба уже развела нас в разные стороны, я случайно столкнусь с ним на автобусной остановке. Мы узнаем друг друга, но разговор наш будет коротким.
- Колька, это ты, друг? – сказал он, вглядываясь в мои черты, - это я, Молодцов. Помнишь, как мы оружие искали, помнишь участкового Контуженного?
- Помню, Вовка. Помню, как ты гранаты делил.
-  Парабеллум сдал?
-  Сдал.
-  Жалко, я бы не сдал.
Я молча пожал плечами..
- Ба-а-а! Да ты не заикаешься. Здорово! Если что – обращайся! Я – Молодцов! - произнёс он со значением, запрыгивая в автобус.
    И только когда он уехал, я связал имя своего друга детства с именем криминального авторитета, грозой всего Тракторного района. Вот как бывает! К другу Вовке Молодцову мне так и не довелось обратиться за помощью. Не было причины.
    Второй мой товарищ белобрысый Петька по прозвищу Гармонист отличался задумчивостью и мечтательностью. Почти каждый вечер он ходил к дому гармониста-фронтовика дяди Вани - послушать, как тот играет. Вскоре и у Петьки появилась гармошка, которую он освоил довольно быстро и играл, развлекая всех вечерами.
    Третий – Лёшка-немкарь. Немкарь не от слова «немец», а от слова «немой», но не потому, что Лёшка был нем как рыба, а потому, что он так же, как и я, заикался из-за контузии, полученной во время бомбёжек. Но если я ещё мог выговорить хоть какие-то слова, то Лёшка не говорил слов совсем, он просто мычал и жестикулировал.  Над нами не смеялись, таких ребят, покалеченных войной, было немало.
    Нашей дружной четвёркой мы отправлялись почти каждое утро на поиски оружия. У нас был уговор, кто первый встанет, будит остальных. Рано утром, тот, кто проснулся раньше, осторожно стучал, а то и скрёб в окошко, чтобы не услышали взрослые. Мы выбегали на улицу, прихватив с собой кусок хлеба, и мчались на берег Волги.
    Чтобы представить характерную картину того, что мы искали, приведу фрагмент из  повести участника обороны Сталинграда Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда». Он рисует в деталях строительство военного укрепления с учётом природных особенностей правой береговой линии: «Бойцы долбят кирками твёрдый, как камень, грунт. Двое выносят землю ведрами, двое крепят лес… Туннель в крутом волжском обрыве – длинный, метров десять, никак не меньше. В виде заглавной буквы Т… Над головой метров двенадцать».
    Такие сооружения строили, врезая их в глубь высокого берега реки. Укрытия от обстрелов располагались по всему берегу Волги от Тракторозаводского района до центра города.
    Мы  знали о засыпанных блиндажах, искали их целенаправленно. Не всем везло найти военное подземное укрытие, поэтому почти ежедневным нашим развлечением было собирание гильз, осколков снарядов, патронов. Всё найденное пряталось в бесхитростных тайниках, о которых, конечно, родители не ведали. Просто им было некогда. Работали.               
 
    Заветной мечтой каждого мальчишки было найти настоящее оружие. И находили. Некоторые, кто был постарше нас, имели по несколько пистолетов, винтовок и гранат.
    Теперь вы понимаете, о чём мечтал и я, мальчишка, который вернулся в разрушенный Сталинград в 1943 году в возрасте пяти лет и воспитывался на этой истерзанной земле, которую насквозь прошили, пробили, растерзали вражеские снаряды. То, о чём я расскажу дальше, обычная история, случившаяся почти со всеми мальчишками военного и послевоенного Сталинграда.

    Однажды жарким летним днём 1945 победного года наша четвёрка, как всегда, об-следовала берег, то есть мы лазали по любимому оврагу, слонялись по узкой песчаной полосе берега, взбирались, где было возможно, на кручу обрывного берега, всматриваясь в каждую подозрительную земляную щель. Вовка Молодцов оступился и покатился вниз по  крутому берегу. 
-  А-а-а! -  закричал он, хватаясь за стебли редких растений, - ребята, помогите.
Через некоторое время опять его крик:
-  Ребята быстрее, я что-то нашёл!
    Его падение успешно завершилось на песчаной части берега. Мы, находившиеся выше Вовки, стали осторожно спускаться вниз и, наконец, увидели друга целого, но слегка поцарапанного.
    Место, на которое скатился  Молодцов, а затем и мы, оказалось не простым: из от-весной стены берега выступали брёвна, просматривалось углубление и едва заметная вертикальная щель. Вскоре мы  поняли, что это было делом рук человеческих. Володя же сто-ял вплотную к береговой стене, запустив свою руку в чернеющее отверстие.
- Ого! Здесь пусто, наверное, что-то есть, - кричал он.
Мы бросились к тому месту, где стоял Молодцов.
-  Ребята, скорее сюда, - продолжал кричать он, -  давайте копать!               
    Вчетвером мы начали разгребать глинистую серо-жёлтую почву со скоростью, на которую были способны наши детские руки.  Едва отверстие увеличилось, мы поняли, что нашли то, что искали.
- Блиндаж! -  ахнул Петька-гармонист.
- Первым идём мы с Колькой, - скомандовал Молодцов, -  вы стойте здесь, - указал он Лёшке и Петьке.
    И не зря. Только мы втиснулись в помещение, поняли, что дышать нечем. В воздухе стоял тяжёлый гнилостный  запах. Да и проделанное нами отверстие было мало и не давало возможности что-либо увидеть.
-  Назад, - проговорил Вовка, - разгребаем дальше. Так ничего не видно и дышать трудно.
    Выбравшись наружу, мы продолжили расширять проход в блиндаж, пока не убедились, что света стало достаточно, чтобы что-либо рассмотреть.
    Первое, что мы увидели, не удивило нас, но заставило дальше действовать быстро, но осторожно.
-  Солдаты, - прошептал Лёшка, - указывая на трупы  людей в советской военной форме, лежавшие на полу. Их было трое.
-  Заходим, - продолжал командовать Вовка
    Он первым, зажимая себе нос, вошёл внутрь блиндажа, мы - за ним, держась за руки. Привыкнув к полумраку после яркого солнца, мы стали всматриваться в окружающую нас обстановку.
    Стены и потолок блиндажа были выложены из толстых брёвен. Внутри едва различались какие-то предметы.
-  С-с-стол! – разглядел я в полумраке.
- Стол, - подтвердил Молодцов, -  и на нём что-то есть!
    Только мы было ринулись к нему, как Петька прошептал:
-  А как же люди!!! Давайте взрослых позовём!
            Мы в нерешительности замерли на месте.
- Пойдём дальше, - твёрдо произнёс Молодцов. - Ты чего, боишься? – набросился он на Петьку. – Сначала всё осмотрим, может, что найдём, потом взрослым скажем.
    Осторожно и медленно переступая, зная от бывалых искателей о случаях обрушения подобных военных укреплений, мы стали осматривать помещение.
    Мы, дети войны, были любопытны и, согласно законам военного детства, смелы. Упустить возможные находки мы не могли.
    У левой стены стоял грубо сколоченный деревянный стол, на котором были разбросаны вещи, какие мы и не ожидали найти: пистолет - мечта всех мальчишек, складной нож,  полевой бинокль, командирский планшет! Все четверо бросились к столу. Я первый схватил пистолет. Добыча досталась мне! Без труда я определил, что это было за оружие.
- Маузер! - прошептал Вовка, с завистью глядя на оружие, - отдай мне.
- Нет, я первый нашёл! Парабеллум, - поправил я Молодцова . –  Смотри: у маузера «магазин» квадратный, а у этого ручка толще, а сам пистолет меньше.
-  Парабеллум, -  согласился друг, -  не отдашь?
-  Нет, - твёрдо сказал я.
Для детей Сталинграда определить марку оружия не было трудно: научила война.               
Складной нож с несколькими лезвиями, бинокль и планшет поделили между собой мои друзья. В полутьме, почти на ощупь мы обследовали все углы блиндажа. Мне вновь повезло: я нашёл и обойму к парабеллуму. На лицах моих товарищей читалась зависть.
    В углу были сложены какие-то вещмешки, ящики, которые мы тут же стали разбирать.
- Смотрите, смотрите, - закричал Петька-гармонист, - винтовки!
- Ой, а это что!? – уже вопил Вовка. – Пулемёт! И обойма почти целая!
    В одном из ящиков были «лимонки», которые мы, сколько уместилось, рассовали по карманам, я ухитрился припрятать три, больше было не унести. Мы понимали, что взять с собой ружья и пулемёт было невозможно. Пистолет, гранаты можно было спрятать в своих тайниках, а вот с пулемётом и ружьями было сложнее, да и о погибших надо сказать взрослым. Находиться долго в блиндаже было нельзя, вскоре мы выбрались на свежий воздух. Повздыхав о найденных сокровищах, которыми мы не сможем обладать, мы отправились домой с военными трофеями в карманах и за пазухой.
    Это были наши игрушки,  игрушки детей Сталинграда!..
    В этот же день мы рассказали о находке взрослым, которые решили: погибших надо похоронить, а пулемёт и винтовки сдать участковому милиционеру. Рассказали всё, показали, где нашли блиндаж, но о том, что припрятали, не сказали никому.
    Это были наши мальчишеские трофеи. А по понятиям мальчишек Сталинграда, всё  то оружие, что ты нашёл - твоё!
    Мы были детьми, и мы были воспитанниками чудовищного, бесчеловечного учителя по имени Война.               
    На следующий день найденных нами воинов похоронили на маленьком кладбище поселка Южный. Собралось несколько человек, в основном малые да старые. Пришли и военные. Участковый  в  карманах погибших нашёл документы, откуда узнали их имена. На заранее приготовленной фанерке карандашом написал имена защитников. Потом он дал карандаш нам, и в верхней части фанерного листа каждый из нашей четвёрки нарисовал по звезде. Мы рисовали, а из наших глаз текли слёзы…   
    Я был слишком мал, чтобы запомнить имена тех героев, но до сих пор в минуты грусти перед моими глазами всплывает блиндаж с его страшным содержимым, кладбище на берегу Волги и фанерка с именами павших солдат, послужившая им памятником.
    Через год похороненных воинов перенесли в братскую могилу в парк возле центральных проходных тракторного завода.
    Пулемёт и винтовки увёз участковый по прозвищу Контуженный, который выразил нам четверым благодарность «за наличие гражданской совести и патриотизм».


Продолжение http://www.proza.ru/2020/02/05/1101