Глава VII

…На новом месте освоились. Детям казалось: живут в Соболихе не второй год, а гораздо дольше.
Детдомовское хозяйство поддерживали своими силами. Ходили в лес заготовлять дрова на зиму, пилили, кололи, складывали в поленицы на просушку. Работали на приусадебном участке, помогали поварам на кухне, где дежурили по очереди.
Однажды подошла очередь Педро, Хосе, Мануэля и других ребят чистить картошку. Сначала упирались: мы ж её выкапывали, и нам же её чистить. Где тут справедливость? Но побоялись «ста процентов» воспитателя Хуана. У каждого из них уже было начислено процентов семьдесят. А это грозило тем, что в воскресенье они могли остаться без кино. В клубе ожидался новый американский боевик. И ребята решили благоразумно не поднимать и без того высокого процентного потолка.
Взяли вёдра и большие кухонные ножи с широкими лезвиями. Работа закипела. Сама собой завилась ниточка разговора.
- Отец говорил: у нас кто-то в роду был пиратом. Ещё в средние века. Наверно, тогда у морских пиратов были точь-в-точь такие ножи, - Хорхе крутит ножом над головой, недавно отточенное лезвие угрожающе поблескивает. Мануэль скрутил жгутом носовой платок, перевязал им правый глаз Хорхе: Билибонс, да и только. Все смеются – Хорхе не сердится. Повязки не снимает – Билибонс, так Билибонс. А разговор о морских путешествиях. О море.
- Педро, помнишь, как нас учили русские моряки картошку чистить? – говорит Хорхе – Билибонс, ловко поправляет остриём сползающую повязку.
- Когда это?
- Да по дороге в Советский Союз, - уточняет пират.
- Откуда мне помнить? Тогда я с гриппом в каюте капитана сидел. Если интересно, рассказывай. Всё равно делать нечего.
- Обступили мы моряков на камбузе. Чистили они не так, как в Испании. Четыре-пять ударов, и половина картошки летит в котёл. Другая половина в виде обрезанной кожуры – за борт. И я принялся помогать. Кто-то из нас спросил, почему они так неэкономно чистят. А они отвечают (в шутку, конечно), а я тогда был лопух-лопухом, думал всерьёз: Половина картошки пойдёт вам на еду, другая поплывёт в Испанию, к нашим родителям.
Так я после этого всю картошку за борт счистил. Семья-то у нас большая. Мать одна осталась с детьми. Соле-то и Росита тогда ещё были дома. Вот я и думал, что помогу им картошкой.
- Ну и чудак ты, Хорхе. У тебя всегда какой-нибудь выверт в голове.
Мануэль булькает смехом:
- Ой, уморил.
- Э, погоди. Ты и сейчас чистишь слишком щедро. Так не годится. У нас мало картошки осталось с зимы. Поаккуратней чисть. Прошлое, далёкое и близкое, плеснулось воспоминаниями.
- А я, - говорит Ами-Ама, - на параходе тогда заблудился. Честное слово. Меня воспитатели по номеру отыскали. Как сейчас помню, у меня был 13 несчастливый, так и вышло: Среди Астурийцев я затесался.
- А, я, - каким-то упавшим голосом, совсем тихо говорит Мануэль, - я и номера своего не помню уже.
На мгновенье устанавливается тишина, неловкая, колючая.
Вдруг Ами-Ама зовёт предупредительным шёпотком:
- Педро, смотри, - и глазами указывает в угол у самой двери. Из коридора зашла здоровенная крыса.
Педро резким движением бросается к двери, быстро захлопывает её. Крыса в западне. В кухне недавно заделали все щели в полу. Крысе некуда убежать.
Ножи и картошка летят в ведро. Начинается футбольный матч. В нём роль мяча по злой иронии судьбы выполняет крыса. За ней бегают с криками и улюлюканьем. Она в отчаяньи бросается на стены. Но ей некуда бежать. Тогда она, совсем ошалев, начинает кидаться на людей. Вдруг раздаётся испуганный голос Хорхе – Билибонса:
- Поймал! Поймал! Ой! Поймал!
Он перехватил правую штанину руками чуть повыше колена. Лицо у него бледное, без единой кровинки. Педро догадывается, что, спасаясь от погони, крыса залезла к Хорхе в штаны. «Укусили или нет?» - думает он и тут же выкрикивает, не растерявшись:
- Снимай штаны! Быстро!
- Не могу. Она дальше поползёт, проклятая. Ой! Ой! Ой! – орёт он осатанело.
Мануэль давится со смеху – буль, буль, буль. Педро не смеётся. У него возникает молниеносное решение:
- Мануэль! Хватай Хорхе подмышки. Опустим его в котёл со вчерашними щами. Крыса задохнётся – и капут ей.
Хорхе не хочет в щи, но подчиняется насилию.
- От таких кислых щей не только крыса задохнётся – слон не выдержит, - Мануэль не любит щей.
Когда опасность миновала, и большая, дородная крыса извлечена на свет божий из штанов злополучного Хорхе, Педро не может удержаться и тоже смеётся.
- А крыса-то жирная какая. Когда сами голодали, ни одной крысы не было. А теперь вон каких откормили. Стало быть, неплохо нам живётся. Вот. А ты говоришь, щи не вкусные.
Снова захлёстывает волна смеха.
- Хорхе, старина, да что это с тобой всякие смешные истории приключаются? То ты ловишь пальцами крабов, то ешь мыло вместо конфет, то в сене теряешься, а то заметаешь крыс штанами.
Педро смеётся простодушно, незлобно. Хорхе не обижается. Хотя ему и не до смеха. Как он в таких штанах по детдому пойдёт?
- Ну-ка, Мануэль, - командует Педро, - сбегай в комнату к Фернандо. Он сейчас спит. Я видел. Подмени ему брюки. У Фернандо ноги длинней. Но Хорхе засучит штаны. и всё будет в порядке.
Ребята решают никому не говорить о случившемся. Они щадат самолюбие Хорхе. А с Фернандо как-нибудь всё уладят – не впервой с ним воевать.
Когда Фернандо просыпается и начинает натягивать штаны, он поражён – они стали короче, только до колен и насквозь мокрые. В таком виде он идёт к директору. Жалуется, возмущённо разводит руками, от волнения путает русские звуки:
- Педруська какая-то получается. Были длинные, стали короткие… Лола спасает положение. Она берёт у мальчиков штаны, приводит их в порядок, отглаживает. Вообще у многих девочек есть подшефные мальчики, которых они отглаживают и отутюживают, но это бывает тогда, когда между ними начинается дружба. У Лолы ещё нет такого подшефного. А за братом она присматривает по-родственному.

…Весна 1944 года приносит радостные вести.
- Руссике скоро разобьют фашистов. Там и до Испании не далеко, - уверенно говорит Педро.
Мануэль, Хорхе и Лоренцо того же мнения. Они палочкой рисуют на песке карту Европы с театром военных действий. Измеряют щепочкой, сколько осталось до Испании.
- Километров с тысячу ещё будет, - говорит Педро.
- Нет, меньше: километров 800, - прикидывает на глаз Хорхе.
- Да больше 500 километров ни за что не будет, - вставляет Лоренцо.
Спорят долго, захлёбываясь, приводят разные доводы, сердятся, размахивают руками, дело доходит до выкриков и разгневанных взглядов.
- Да разве без масштабной линейки определишь, - веско, будто гирю, опускает Мануэль, любитель точных цыфр. – Математики!
Всем им искренне хочется, чтобы это расстояние было ещё меньше.
Рядом девочки играют в «алоде токар», игру, очень похожую на пятнашки. К ним присоединился Мануэль. Его полнота мешает ему бегать. Девочки легко от него увёртываются. Ему очень хочется поймать Лолиту. Он гоняется только за ней. Наконец, ему удаётся это сделать. Он схватил её за платье. Она хочет вырваться и делает резкое движение всем корпусом. Рука Мануэля скользит по её груди: он чувствует под платьем мягкую девичью упругость тела, которую не ощущал прежде, когда ему удавалось ловить её, играя в «алоде токар». По правилам игры он должен был спасаться сам, а она бежать за ним. Но получается не так. Мануэль останавливается, растерянный, ему почему-то хочется извиниться перед Лолой, он не знает и сам, в чём.
- Что ты? Отпусти! – кричит на него Лолита и убегает прочь.
Тёплое, дружеское чувство к той семилетней девочки, которой он хотел когда-то подарить морскую ракушку. Он не растерял, не утратил. Все эти годы она относилась к нему, как к хорошему товарищу. Теперь он видит, что их дружбе подходит конец. Лола стала другой, совсем чужой. С ней что-то происходит. Вот и сейчас она на него накричала. А он ведь не сделал ей ничего дурного. Но он по-прежнему предан и верен ей, как друг.
Лола из-за болезни пропустила целый год. Но ей не хотелось отставать. Она упорно продолжала ходить в тот же класс. У Педро не хватает терпения заниматься с сестрой. Зато у Мануэля его в избытке. После выписки из больницы Лола охотно принимала его помощь. Потом всё чаще и чаще стала отказываться от неё ссылаясь на то, что ей помогает Соле. Так и было на самом деле. Соле, действительно, ей помогала, и Лола принимала эту помощь. Ведь Соле – сестра Роситы, её любимой подружки.
Лолита часто приходит на могилу Роситы, небольшой холмик земли с деревянным обелиском, на острие которого прикреплена металлическая звёздочка. Рядом шумит тайга, пробуждённая к жизни весенними ветрами.
Со своей цветочной клумбы Лола нарезала цветов, положила их на зелёный холмик, тонко жужжа прилетела пчела. Похлопотала-похлопотала. Застыла в воздухе. Заметив брошенные на могилу цветы, подлетела к ним. Но не села, чтобы напится из их венчиков мёда, а покружилась и улетела прочь. Она собирала мёд только с ж и в ы х цветов. А эти были уже м ё р т в ы е. Лола вздрогнула от пришедшего на ум сравнения. Пчела помогает ей окончательно постичь непостижимую реальность смерти. Да, Роситы больше нет. Она уже не вернётся к жизни. Как и эти, пусть прекрасные и свежие, но теперь уже не ж ы в ы е цветы.
Лола вспоминает о Роситиной бабочке. Она её засушила и хранит в тумбочке. Ей сказали о смерти Роситы, когда она стала поправляться. Лоле тогда показалось. Что эта живая бабочка была душой Роситы, бессмертной и вечной, таинственным кусочком её существа. Потом умерла и бабочка. Порвалась последняя нить с Роситой, её тихой и ласковой подружкой. А теперь эта пчела, улетевшая прочь от её живых цветов… Лучше бы она совсем не прилетала – она успела с собой что-то невозвратимое. Лолите грустно. Она думает о Соле и сравнивает её с Роситой. Соле совсем не такая, как её сестра. А сколько раз Соле говорит ей:
- «Я заменю тебе Роситу. Давай будем сёстрами».
Но разве можно заменить человека. Лоле сама мысль об этом кажется кощунственной.

… Директор уехал в Москву на совещание. Прежде никто не замечал, что его присутствие было во всём – во всех больших и малых делах. Теперь они почувствовали, что им не хватает этого человека, которого многие даже не называли по имени, обращаясь к нему почти официально «камарада директор». Они единогласно считали его воплощением того высшего начала, которое было обязано заботиться и думать о них, кормит и одевать, поощрять и наказывать.
Известие о скором возвращении Ивана Петровича было воспринято с нескрываемой радостью. Почти все поехали встречать его.
Когда он выходил из вагона, Лола заметила, что он возбуждён и взволнован: он ожидал, что дети так ждали его возвращения. Никому из них он не уделял особого внимания. Не делил воспитанников на любимчиков и постылых. Поровну отдвал всем кусочек своей души. Семь лет, прожитых вместе, накрепко связали его с воспитанниками. Незримый со стороны труд его был вознаграждён сторицей. Они пришли на вокзал потому, что любили и ждали его. Об этом говорили их ясные и нелживые лица.
В Москве он пробыл месяц. Устраивал дела детдома а заодно и свои собственные. Пошаливало сердце и язва. Было необходимо лечение, а главное покой и отдых. Когда он привезёт детдом в Подмосковье, он поедет лечиться и, очевидно, оставит любимую работу навсегда. Это решение бесповоротно.
За непродолжительное время его отсутствия дети сильно изменились. Он уезжал в апреле, когда ещё было холодно. Теперь был конец мая. Может быть, они просто загорели на весеннем солнышке и выглядят здоровей, крепче и взрослее? А может быть, это было оттого, что после временного отсутствия заметней любые, даже незначительные изменения?
Педро как будто бы подрос. На нём растёгнут ворот рубашки. Он и зимой только наполовину застёгивает свой полушубок. Привык. Не боится холода. «Молодец. Хороший из него выйдет человек, смелый, правдивый, честный» - отмечает про себя директор. Любо-дорого смотреть на разбитного и энергичного Педро.
Рядом с ним стоит Лола. Она ещё больше вытянулась. Или это только кажется? Ведь она и так выше своих низкорослых сверстниц. У девочки стройная некрупная фигура. Под её любимым голубым платьицем, которое ей уже мало и плотно облегает тело, угадываются первые черты девического возраста. Она становится на цыпочки, чтобы получше рассмотреть директора. Большие тёплые глаза как-то по-особому светятся. Она улыбается только ими. Красиво вырезанные губы плотно сжаты. «Того и гляди влюбится в кого-нибудь девочка. Свою любовь она отдаст доверчиво, сполна, не оглядываясь боязливо назад, не дробя её на кусочки. Цельная натура».
Он вспоминает, как впервые познакомился с этой девочкой – в актовом зале детдома. Она пела тогда военную песню, приспосабливая к её маршевому, содатскому ритму свои упрямые детские ноги. Это было в мирное время. Потом полыхнула война, тяжёлая и странная. А детские ноги выдержали и окрепли. Длинный, извилистый путь отстукали они с тех пор.
Худой Фернандо заметно поправился. У него уже пробиваются усики. «Совсем мужчина. Сколько же ему лет?» - пытается вспомнить директор. «Кажется перевалило за шестнадцать. В этом году он кончает школу. У него мечта – поступить в юридический институт.
«А какой бы сейчас был Эрнесто?» вспоминает он о пропавшем без вести мальчике. «Непоседа, забияка, драчун. Что с ним случилось? Его следов он не нашёл и в Москве. Как в воду канул.
Нет с ними и Аурелио. Директор всегда гордился им. Первый комсомолец в их детдоме. Он юыл умным, спокойным, рассудительным парнишкой. Он видит его в военном полушубке и ушанке с красной звёздочкой. Директор и сейчас гордится им – смертью героя погиб он в бою.
В этом году оставляет их и Фелиса. «Умница. Большая дорога лежит перед ней. Не собьётся с неё Фелиса. Она всегда видит перед собой цель». Он в ней уверен, как в самом себе.
Многие воспитанники в этом году начинают свою самостоятельную жизнь. Большая часть детей кончает школу и уходит из детского дома. Уходит кое-кто и после семилетки. Одни хотят посту в институты. Другие в техзникумы. Кое-кто ещё в прошлом году ушёл в ФЗУ. Раймундо, очевидно, тоже начнёт самостоятельную жизнь, если останется в детдоме за старшего пионервожатого.
Директор вспоминает, что говорилось об испанских домах в Москве. По просьбе Долорес Ибарури всех испанских детей решили собрать в Подмосковье.


…Лолите грустно. Скоро они покинут полюбившиеся ей места. Алтай более идик, чем Кавказ, где они пробыли почти год. Здесь горы суровей и холодней. Склоны, покрытые густыми, первобытными лесами, мрачны и безлюдны. Больше всего ей здесь нравится тайга, молчаливая и в то же время полная голосов.
Дед Мазай научил её любить и понимать жизнь зверей. Раскрыл ей много тайн и в жизни деревьев, молчаливых таёжных жителей. Теперь она отличает пихту от сосны и знает, как узнавать стораны света по мху на деревьях – эту истину из учебника географии она сама не раз проверяла на практике.
Больше всего Лолита любит сибирский кедр. Он чем-то напоминает ей испанскую пинию только кедр стройней, величавей. Не распластывается, не гнётся, как пиния, южная жительница. Ствол у него высокий и прямой – от макушки до самого корневища. Она любит, лёжа на земле, смотреть, как изгибаясь под ветром, словно плывут, ушедшие высоко в небо, кедровые вершины. На кедре бывают такие вкусные масланые орешки. Если их поджарить на плите, сочные зёрнышки сами просятся в рот. Она пристрастилась к кедровым орехам в первые дни пребывания в Соболихе. Ребята ходили в тайгу, сбивали шишки. С виду они такие липкие, некрасивые. Зато внутри прячутся вкусные ядрышки-орешки.
Дед Матвей много рассказывал Лолите о лесных обетателях. Кедр он любит особенной любовью. О нём и говорит больше.
- Много кедрачей видел в Сибири и на Дальнем Востоке. Одно скажу – нет в тайге дерева красивей кедра. Умное дерево, и звери его любят и понимают.
Лолита не перебивает, слушает – всё это так увлекательно.
- Вот, скажем, белка, - продолжает дед Мазай. – Она с кедром в дружбе живёт. Года два уже не было такого большого урожая на кедровые орехи, как ныне. Мало было белок в лесу. А теперь видимо-невидимо. Потому как на орешки они собрались, прискакали со всей тайги. В тайге всё так – звери с деревом вместе живут. Не было бы такой дружбы, и тайги бы, почитай, никакой не было.
И правда, Лолита вспоминает, что в прошлом году не было в лесу столько белок.
- И соболь на кедровые орешки охоч. И кедровка, птичка такая шустрая, - былинным голосом ткёт свой рассказ дед Матвей, бороду седую поглаживает. Лола идёт рядом, почти нога в ногу. Склонив голову, слушает – интересно.
- Есть и травы и цветы таёжные, которые без кедра жить не могут. Глянь-кось. Вон жмётся бадан. Где кедр, там и он ползёт по земле, лопухами-листьями прикрывается. А больше всего моралий корень кедрачи любят.
Лолита слушает внимательно. Ничего этого в книгах не найдёшь, не прочитаешь. Дед Матвей сам, как увлекательная книга.
- А живёт кедр полтысячи лет. Во как.
Показал он ей и знаменитый кедр на лесной опушке у тёплого ключа.
- Люди постарее меня говорят, что стукнет ему скоро все пятьсот. А вишь, стоит крепкий да сильный – на старика не похож. Да, велика тайга, ан тесно в ней деревьям, и каждой лесине своё место. Кедр всё по взлобкам да пригоркам красуется. Ель в падях, пихта к низинкам сбивается.
- А вот это борец, опасная, едкая трава, - поясняет дед Матвей. – И цветочки у него красивые, а в корневище яд смертельный. В старобытные времена каторжане, которых настигала погоня и ждала смерть от палок и плетей, выкапывали корневища борца и конец свой принимали от его яда.
Много тайн открыл ей дед Матвей. Приметы всякие понимать научил. К примеру, мухи к земле приближаются – к плохой погоде. Собаки в снегу катаются, играют – к метели. Дым валит из трубы столбом – к морозу.

В детском доме идут последние приготовления – через несколько дней они уезжают. Здесь останутся их русские друзья, с которыми связали их крепкие узы дружбы.
Лолита решила попращаться с тайгой, с её моховыми и папоротниковыми коврами, с её тропками, ставшими ей близкими и понятными, зовущими далеко-далеко, до самого края земли; с далёким таёжным озером, о котором рассказывают столько былей и небылиц. Фелица ещё никогда не была на этом тёплом озере.  Лолита уговаривает её пойти с ней:
- Я знаю дорогу. Не заблудимся. Не пожалеешь. Там так красиво. Прям как в сказке, - она даже прихлопывает в ладоши, а в огромных валенсианских глазах полыхает восторг.
Чуть приметная тропка дальше и дальше уползает в тайгу.
- Куда ты меня тянешь? Зто, наверно, так далеко, - упирается Фелиса.
- Нет же, нет.
- Я не пойду дальше. Идём домой. Слышишь!
- А вот и не пойду. Если не хочешь, иди сама – прямо по этой тропинке. Не заблудишься.
Озорно засмеявшись и высунув язык, Лола убегает вперёд и вскоре теряется среди таёжных великанов – здесь лес особенно густ и трудно проходим.
- Лола-а-а-а! – доносится голос Фелисы. – Куда ж ты? Вернись! Я не знаю дороги.
Лолита не отвечает. Она дальше и дальше уходит в лесную чащу. Ей весело и радосно. Она смеётся во весь голос, не сдерживаясь, звонким, задорным голосом. Такого ощущения полноты жизни она. Кажется, ещё не испытывала. Её смющееся эхо подхватывают верхушки деревьев и швыряют рассыпчатый звон к своим стволам, а те слова подбрасывают его вверх – крепкий и упругий мячик.
- Лола-а-а-а-а! Вернись! Слы-шишь? – долетает до неё голос Фелисы, заглушенный расстоянием и целой стеной деревьев, вставших между ними.
- Ну и пусть себе идёт, - говорит вслух Лолита. – Трусиха. Хотела показать ей лесное озеро, а она испугалась. Барышня.
Фелиса уже взрослая. В этом году кончает школу. Она хочет поступить в медицинский институт. Лола уверена, что Фелиса обязательно поступит. Она такая умная. У неё все пятёрки. И говорят, что она может кончить школу с золотой медалью, первой в их детдоме. Никто так не занимается, как она. Лола завидует тому, что её старая подружка скоро будет жить по-своему, как захочет. И ей кажется, что она тоже уже не девочка, что она старше своих четырнадцати с половиной лет. Ей только немножко грустно, что Фелиса уходит в другую, большую жизнь. Ей грустно и завидно.
Дальше и дальше в лес уходит Лолита по ей одной ведомой тропке. Этот путь когда-то показал ей дед Матвей.
Там, в самой глуши, охраняемое от дурного людского глаза, лежит таёжное озеро. На дне его бьёт горячий родник. Из глубоких глубин запутанными дорожками вымывает он первородный огонь земли, тепло её недр. От соприкосновения с этим подземным жаром вода становится горячей и целебной. В округе люди считают, что эта вода врачует от многих недугов.
Здесь можно было купаться даже зимой, когда кругом лежал толстый снежный покров и колдовала-шаманила тайга. Озеро никогда не замерзало. Над ним колыхался пар. А в солнечные дни зимой и летом радуга одним концом коромысла пила из него воду, другим выливала её где-то непостижимо далеко.
Май. Но в лесу ещё прохладно. Деревья не пропускают солнца под свои кроны. А на берегу озера тепло. Испарения, подобно привидениям, вьются в непонятном медленном танце.
Лола часто бывала здесь с дедом Матвеем, Андрюшкой, Педро и Лоренцо. Она любила это место за необычность, таинственность, своеобразную дикую, таёжную красоту. Любила деревья, цветы, простую травку вдоль тропинок и на девственных полянах. Вот сарана, с которой в Сибири сложено немало легенд, а вон там Иван-чай, из которого дед Матвей в трудные военные годы заваривал чай. А это обыкновенная белена. Попадаются ей колючие кусты шиповника. Бярышник и орешник.
Лола нагибается и срывает неприхотливый цветок богульника. Тут же вплетает его в свои иссеня-чёрные врлосы. Посмотреться бы в зеркало. Наверно, красиво? То и дело перступает через огромные листья бадана.
Здесь темно. Лишь кое-где косые лучи прослаивают таёжный полумрак. Лола не видит, как откуда-то наползает тяжёлая чёрная туча. Надвигается гроза.
Зашумели высокими верхушками деревья – пробежал по ним предгрозовой ветерок – стремительный дозорный ненастья. Ударил гром, раскатистым гулким эхом раздробившись в таёжном царстве. Хлынул хлёсткий дождь. Его крупные капли пробивают зелёный заслон листвы. Лола почувствовала. Как на лицо упала первая капля – она вздрогнула от острого, холодного прикосновения влаги. Но дождь достигает её и там Она промокает насквозь и чувствует лёгкую дрожь в теле. Холодновато.
Недалеко на взлобке стоит кедр. Лола быстро перебегает поляну. Прислоняется к стволу. Он сух. Как приятно. Вот глупая – не догадалась. Ведь кедр не пропускает дождя. Она вспоминает рассказы деда Матвея. Красавиц марал только под кедром и прячется от дождя. Попадает на его кровянистые рога – больно зверю. А под кедром благодать, спасение: схватывает влагу его плотная крона, не роняет вниз.
Вдруг ослепительным светом опалило зелёный сумрак. Над вершинами загромыхало, раскололось в многоречивом эхо. Лола рассмеялась дробным, стремительным хохотом. Веселье-то какое. Сквозь шум пощёлкивающего по листочкам дождя прорезался далёкий голос деда Матвея: «Молния кедр не сечёт, сторонкой обходит». Лола видит в этом непонятную тайну. Кедр занимается порохом, сгорает дотла. Подожги молния кедровую лесину, весь кедрач выгорит. Но молния не трогает его. Видно, сама природа бережёт кедр. И вправду, умное дерево.
Лолита знает много разных таёжных секретов. Как дикая лесная травинка, прижилась она здесь, пустила острые, ласковые корешки в холодную сибирскую землю.
Платье промокло. Прилипает к телу. От этого Лолите ещё холодней.  Она решает искупаться в озере, чтобы согреться его тёплой, целебной водой. Долго не раздумывая, снимает с себя всю мокрую, и прилипшую к телу одежду. Оглядывается по сторонам. Смеётся про себя. Мысль о том, что её здесь могут увидеть, кажется ей смешной и забавной. Она развешивает на ветке боярышника весь свой немудрый наряд. Пусть высохнет, пока она будет купаться.
Нагая, она подходит к озеру. Осторожно опускает в него одну, потом другую ногу, словно лань, пробующая, глубоко ли место. Постепенно погружается в тёплую ванну озера. Вода приятно согревает. Тепло щекочет покрывшуюся пупырышками кожу. Она делает быстрое движение всем своим стройным, гибким девическим корпусом и легко плывёт.
…В лесу заухала непонятная таёжная птица. У-ух! У-ух! Лола, собравшаяся было выходить из воды, испугалась. Поплыла ещё дальше от берега. Прикасаясь то одной, то другой щекой к спокойной глади воды, успокаивается, думает о своём. Она научилась хорошо плавать ещё на Уекраине. Сколько с тех пор утекло воды! Сколько случилось разных событий!
Она вспоминает чудесные дни, проведённые на южном берегу Крыма. Смешная, тогда она пускала бумажные кораблики, думая, что они обязательно доплывут до Испании. Потом перед ней встаёт жизнь в детдоме на Украине. Там тоже было хорошо. Чудесная штука жизнь. Всё плохое, трудное и неприятное смыл поток времени. Осталось одно хорошее. И всё ещё впереди. А мать, отец, Испания? Нет, это не осталось в прошлом, не ушло навсегда, как тоскливое воспоминание. Это ещё будет. Обязательно будет. И скоро, очень скоро. Она знает. Наверно, поэтому ей сегодня так весело и радостно. Да, это будет. Ведь русские уже выгнали фашистов из Советского Союза. Скоро конец этой проклятой войне.
- …ла-а-а-а! – сквозь зелёный лесной шум слабо пробивается далёкий голос.
- Кто это? – пугается Лолита. – Неужели я здесь не одна?
- Ло-ла-а-а-а! – теперь отчётливо доносится из лесу.
«Это Фелиса. Конечно же, она. Значит не ушла».
- Лола! Где ты? Я заблудилась! – кричит Фелиса. «Конечно ж, это она».
Голос её приближается. Только одна тропа ведёт к озеру в этом месте. Значит. скоро она будет тут. Здесь недьзя сбиться с дороги. Лола подплывает к берегу. Выходит из воды. Прикладывает рупором руки ко рту. Раздаётся её звонкий голос. Точь-в-точь греческая нимфа, трубящая в рог.
- Я здесь! – кричит нимфа. – Иди по тропе!
И вдруг – хлоп, хлоп, хлоп – снова застучало по листьям. Но теперь Лола не дрожит – согрелась в тёплой озёрной воде. А холодные покусывания дождинок только веселит. Да и ливень весёлый – с солнышком. Она легко разбрасывает руки и кружится в танце, припевая:
- Дождик, дождик, пуще!
Потом начинает петь по-испански свою любимую:

Мира мэ, чулона миа,
Но мэ дэхэс дэ мирар…

Как хорошо! Неповторимо хорошо!
Из лесу выходит Фелиса. Она промокла и дрожит. Лолита ещё не остыла от языческой пляски. Ей весело. Она смотрит на Фелису. Улыбается задорно одними глазами:
- А. Всё же пришла!
По примеру Лолиты Фелиса тоже начинает раздеваться, чтобы окунуться в тёплую воду.
- Молодец. Не пожалеешь. Вода хорошая-хорошая. Вон ты как промокла. Почище меня.
Фелиса давно не видела Лолиту обнажённой. Последний раз это было на Кавказе, когда они мылись в городской бане. Ей бросается в глаза разница: тогда Лола была ещё совсем девочкой. Сейчас её тело по-девичьи округлилось. Заметно выступает небольшая упругая грудь.
Лола чувствует, что Фелиса рассматривет её внимательно и ревниво, словно завидуя ей. Она инстинктивно, словно от мужчины, закрывает свю наготу руками.
- ты что, глупая? Меня стесняешься?
- Ничего. Не смотри на меня так.
Лола снова успевает замёрзнуть на воздухе. Тело покрывается гусиной кожей. Она звонко, беспричинно смеётся. Снова бултыхается в воду.
- Догоняй!
Они долго и с удовольствием плавают и ныряют. Потом, весёлые и довольные, возвращаются домой.
Грозы как не бывало. Снова выкатило солнце, и небо снова непонятно чистое и ясное, словно и не лил на него дождь. Лишь кое-где виднеются оставшиеся после грозы одинокие. Забытые тучки. О дожде напоминают только редкие капли, которые то и дело падают с листа на лист, пока их не поглощает пробудившаяся к весенней жизни земля, жадная к влаге в пору своего ежегодного обновления.
Гроза растаяла, но она сделала своё дело. Первая весенняя гроза, короткая, напористая. Без неё нельзя. Пробуждённая природа должна испить её бодрой волшебной влаги. Грозовой дождь должен коснуться вещими перстами распустившихся почек, омыть открывшиеся глаза цветов, протянутые навстречу солнцу клейкие ладошки листьев.
Гроза давно прошла. Дождевые капельки осыпались. Деревья освежились, промытые и обновлённые. Небо очистилось от последних тучек отшумевшей бури. Теперь оно голубое-голубое и на всём его неохватном раздольи – слепящее сиянье солнца.
Лолите кажется, что эта весенняя гроза и купанье в лесном озере сделали её чище, строже и старше. Унесли всё вчерашнее, прошлое. Наполнили её новым и прекрасным, чему она ещё не может найти нужных слов. Но ясно одно – кусочек жизни, беспокойной и интересной, невозвратимо остался позади.

От сравненья никуда не деться:
Майской, непокладистой грозой
Отплескалось, вызвенело детство,
Дважды спалённое войной.
Всё в нём было первое и самое:
Слёзы, грусть, печали, песни, смех.
«Чтоб ты мне сейчас сказала, мама,
Самая из самых, лучше всех?
Я тебя ещё, наверно, встречу.
Ну, конечно. Только подожди»…
И лежит перед тобою вечность,
Жизнь перед тобою впереди.



Берёзка на чужбине.

Зари янтарной узкая полоска
Вдоль ломанной черты Кастильских гор.
Над пропастью зелёная берёзка
Раскинула немудрый свой шатёр.

У крутизны, у самого обрыва,
Куда оавины падают весной.
Стоит она, как серна, горделива,
Касаясь туч, плывущих над землёй.

Изогнут ствол и крепкий, и упругий,
В корнях сплетённых прячутся орлы.
Её срывают огненные вьюги
С отвесной глыбы голубой скалы.

Ей вслед за теми бурями стремиться
В упряжке горных дьявольских ветров
Через туманы, горы и границы
В страну степей бескрайних и лесов.

Родные сёстры снятся ей в долинах
Встречая первый, ясный день весны,
Они под ветром не склоняют спины,
Не гнутся, белостволы и стройны.

О Родине мечтать ей, об отчизне.
Незра в рассветный час пробуждена,
Как только солнце алым светом брызнет,
От той мечты вся светится она.

Владимир Григорьевич Бойко.