Чушь психологических теорий

            Несостоятельность так называемых психологических теорий совершенно легко показать. Это удобно сделать на примере, особенно, если он имеет ключевое основополагающее значение для всей современной психологической говорильни (называть это наукой не поворачивается язык, как вы сами увидите далее). Ведь теория — это особо рациональная форма знания, основанная на использовании замкнутого конечного поля понятий и утверждений, где каждое из них обязательно имеет строгое определение или интуитивную очевидность, где каждое из них имеет своё чёткое место в архитектуре данной теории. Это не очередь, в которую становятся всё новые и новые, когда уходят старые; это не карусель, где вращение постоянно приближает и удаляет, меняет местами; и это не собака, бегающая за своим хвостом, ошибочно принимающая его за объект своего достижения.
            Вот, почему теория обязательно должна иметь постулированный формат, который собственно и позволяет осуществлять логический контроль на непротиворечивость, строгую вытекаемость (что из чего следует, и почему) и полноту (когда собраны все факторы без изъяна) и позволяет определять строгое значение всех собранных факторов. Гуманитарной теории вполне можно было бы простить несоблюдение принципа несводимости друг к другу некоторых факторов одной теории, не математика всё-таки, и некоторая избыточность не так страшна, а бывает даже и полезна для очень сложных систем. Но, всё-таки, надо же соблюдать хоть какие-то теоретические принципы. Научная совесть и научное разумение должны были бы требовать некой теоретической замкнутости, самодостаточности, т.е. без незаметного привлечения «волшебных» понятий, появляющихся по мановению волшебной пилочки, т.е. карандаша без стирательной резинки, которая, видимо, психологам не требуется (в смысле, стирательная резинка).
            Итак, прежде всего — постулирование. Это чрезвычайно важный формат, без которого не будет никакого логического контроля за соответствием между понятиями, утверждениями и выводами, что и происходит в психологии повсеместно и постоянно.
            Это пока что было объяснение, откуда берутся в нескончаемом потоке ошибки психологов, создавая одну гигантскую перманентную зону сплошной ошибочности, сплошного несоответствия, как следствие отсутствия определённого незаменимого научного инструментария. Теперь же надо разобрать конкретно и внятно их теоретический провал на конкретном «теоретическом» примере, тем более, что он имеет ключевое основополагающее значение для психологии. Вот это будет потеха.
            Таким подходящим примером для нас послужит теория выученной беспомощности, автором которой является Мартин Селигман, основавший на ней позитивистскую психологию. Он использовал для обоснования своих выводов понятие условного рефлекса, объясняя с его помощью, почему собаки, могущие выйти на свободу от систематических ударов током теряют способность её обрести и лишь беспомощно скулят.
            Ну что ж, обратимся к условному рефлексу.

            Условный рефлекс — это выработанная в течение некоторого множества сеансов (и нескольких дней) привязка какой-либо реакции к постороннему (индифферентному) ПРОСТОМУ воздействию. Особенно важно подчеркнуть, что именно к ПРОСТОМУ, т.е. к простому звуку или к простому свету, касанию; но не к симфонии, не к символу, не к свободе и даже не к имени, и ни к каким прочим хоть сколько-нибудь сложным воздействиям. В структуре условного рефлекса мы обязательно видим реакцию; и эта реакция есть ни что иное, как проявление безусловного рефлекса, которым теперь может управлять этот условный через выработанную привязку. В свою очередь, безусловный рефлекс, пусть даже привязанный через постороннее условие, заканчивается реакцией: либо моторной, либо выделительной. Т.е. либо произойдёт движение (вдох, отдёргивание, подача вперёд, отскок, моргание, чиханье, эякуляция), либо произойдёт выделение (слюны, смазки, пота, слёз…). Состояние же подавленности НЕ является (и не может являться) одним из возможных проявлений безусловного рефлекса, а, следовательно, и условного.
            А проявлением чего же является эта так называемая выученная беспомощьность, теорию которой создал Мартин Селигман, что он даже стал столпом сегодняшней позитивистской психологии? А вот чего!.. Кроме безусловного и условного рефлексов есть ещё и третий — сочетательный, впервые упомянутый Бехтеревым, но не описавшим его в должной научной манере, из-за чего его сочли всё тем же уловным, хотя он явно обладает целым рядом отличий. И они следующие: реакция на сложную композицию факторов; возможность мгновенной выработки без всяких сеансов при формировании яркого впечатления; сопровождается эмоцией, что не соответствует функциям условного рефлекса; возможность некоторой смены порядка факторов при формировании и срабатывании этого рефлекса (обратный ход); возможный внутренний мыслительный вариант проявления без внешних признаков (у игроков в покер); возможность переживания без внешней стимуляции (собака во сне порой подёргивает лапами, как при беге и слегка лает. т.е. собаке иногда снится бег). Сочетательный рефлекс имеет также и такую форму, которая не ведёт к впечатлению, не сопряжена с сильной эмоцией и формируется в течение множества сеансов. Это привычка. Её психологи, видимо, и перепутали с условным рефлексом, хотя и она имеет ряд отличий от него: сложность сочетания и возможность остановить, притормозить непременное выполнение, регулировать его дозу проявления. Последнее категорически невозможно для условного рефлекса, так как он вызывает к активности определённые безусловные рефлексы, а те в свою очередь заканчиваются неотлагаемой моторной или выделительной реакцией.
            Таким образом, в экспериментах господина Селигмана по ударению током собак на пороге свободы проявлял себя не условный, а сочетательный рефлекс, который с успехом проморгали психологи. Да они вообще много чего проморгали там, где можно было просто внимательно и мало-мальски вдумчиво посмотреть и чуть-чуть логически поразмыслить. Главное, что отсутствие логических связей их нисколько не обеспокоило, равно как и сплошное несоответствие определениям во всех их рассуждениях на эту тему, впрочем, как и во всех остальных их темах. На этом примере видно, что весь поток рассуждений строился в режиме «ПОКАЗАЛОСЬ» по мимолётным первым попавшимся приблизительным признакам, как в детском саду. Ну, а если иметь в виду взрослых людей, то по данному признаку отношения к делу определяется олигофрения. Это, увы, таков парадокс психологии.
            На сочетательном рефлексе, который они потеряли, должна была бы строится вся психология, если бы она хоть что-то могла или собиралась сделать полезного и вразумительного, кроме обещаний. Сочетательный рефлекс не то, что недостающая ступень, а недостающий пролёт лестницы в здании психологии, между условным рефлексом и образным волевым мышлением. А тут ещё и отсутствие логики и вольности с определениями...
            При чётком анализе с опорой на интеграционную модель сознания каждому из трёх рефлексов соответствуют свои чувства: безусловному — возбуждение; условному — ощущение; а сочетательному — эмоция.
            У Селигмана, который бил собачек током при попытках обрести свободу наблюдению подвергался именно сочетательный рефлекс, так как свобода есть сложный объект в отличие от пищи, да и вызывает именно эмоции от её предчувствия. Так что это тоже указывает на сочетательный рефлекс.
            При объяснении этого феномена у людей в рамках позитивистской психологии Селигмана привлекались даже ссылки на мотивации, которые от условного рефлекса невероятно далеки в структуре сознания. Так что мы в лице этой так называемой теории имеем столпотворение каких-то роящихся понятий и утверждений, которые вообще не имеют чёткого места в структуре, которую обязана иметь теория. Таким образом, элементарный логический разбор «теории» Селигмана приводит нас к недоумению. К тому же, и называется феномен выученной беспомощностью, где слово «выученная» никак не вяжется с условным рефлексом, потому что учимся мы от сочетательного, проходя далее интуитивную стадию, ассоциативную, мотивационную и, наконец, смысловую.
            Вот мы и сталкиваемся лицом к лицу с тем, что было бы справедливо сформулировать, как ЧУШЬ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ТЕОРИЙ.