Гори оно синим пламенем

        Давние подруги не часто встречались, а уж  если встречались,  то  разговаривали   о своем,  о женском  аж до полуночи.  В деревне нЕкуда выйти, общались на кухне под домашнее легкое винцо да закусочку разную из погреба.  У хорошей хозяйки есть чем гостя порадовать всегда, разносолы всякие на зависть.
     - Хорошо живешь – добрела Верка после третьей рюмки.
     - Как все, наверное, кто на селе живет - не спешила покупаться  Тамарка на ласковые речи. И добавляла:
     - Только работай,  не ленись.
      И была права сто раз: кто ленился в деревне, сразу видно, коли  двор в запустении, так и в погребе не густо запасов.  Тамара к Верке старалась не заглядывать, там не поболтаешь, не дадут. Дверь Веркиного дома и на пяте не стояла (как у нас говорят), кто-нибудь из соседей да лез в крылечко по делу и без дела.  А здесь никто не мешал: дети выросли и уехали, муж  подался за чужой юбкой, жил в соседнем селе.  Дела семейные Тамара не обсуждала ни с кем, пусть сначала дорастут до  уровня житейской мудрости. Сама она не унывала (экая потеря-муж), выглядела она еще молодо, да и здоровьем Бог не обидел. Заглядывались на нее сельские мужики, да только «видит око, а зуб не ймет», знали что и близко не подпустит.
      Верка тоже «фильтровала базар», лишку язык не тянула, выспрашивала аккуратно. Знала, что не поздоровиться, коли напросишь. Да и Тамарку она знала давно, по прямой дороге та хаживала, а не окольными путями, как некоторые. Несправедливости она не терпела, да и сплетен тоже. Знала Верка и про Тамарину давнюю любовь, о которой никто в селе и не слышал, знала и  помалкивала. Одно смущало ее сердце в подруге: завидовала она ее сильному характеру, да и внешности тоже по ходу.
     Веркин длинный нос совался везде, бабье любопытство не давало ей покоя. Иной раз ее так распирало от сельских сплетен, что она разом все выдавала Тамарке:
     - А у нас в школе снова Санта-Барбара: физрук то наш к соседке похаживает через подвал дома. Видно попался с поличным, голубчик…
Верка барахталась в немой паузе, Тамара на затравку не клевала, во взгляде сплошное безразличие. Как  выпутаться, не знала, продолжила наугад:
     - А Попенок Ирку снова побил, говорят все «табло» синее.
Тамара угрожающе свела брови:
    - Вот козлина, отботать бы самого один раз, надолго бы охота пропала кулаками размахивать. Ирка то по доброте душевной его не сажает, а зона то по нему плачет уже.

    - Знаешь что, Тамар, я вот редками думаю: хорошая ты баба, а одна. Несправедливо ведь, верно? - все провоцировала Верка.
    - Да нет, наоборот, каждый заслуживает спокойной жизни, а уж если Господи убрал от тебя негожих людей, так только благодарной  надо быть – не сдавалась Тамарка.
Но обида все-таки захлестывала ее душу, непрошеные слезы наворачивались на глаза, видно выпитая рюмка топила и броню. Тамарка подливала  в бокал подруги, дабы усыпить немного ее бдительность. Верка плескала как на «каменку», уже не закусывая, но язык еще работал исправно:
     - А по мне, хоть трава не расти. Тьфу, на этих мужиков, толку то от них  никакого.
     Веркин мужик, в прошлом, колхозный шофер, никогда много не зарабатывал. Когда  ему надоел колхозный гараж, он перебрался на ферму к бабам, дояром. Верка, скрежеща зубами от ревности, ненавидела всех доярок сразу, зато семья была и с молоком и с кормами для своей живности, никто кормов в колхозе не закупал для своего скота, все тащили с колхозных складов, это было в порядке вещей.
      Когда грянула в России перестройка, мужики подались на заработки в Москву. Нанимались в охрану, искали, где легче, но зарплаты выходили не большие за вахту, семья от такого гастролера денег почти и не видела. А уж если кто выпивал, так и отправлять такого работника на сторону не стоило, приезжали они без копейки, да еще и  без паспортов бывало. Что б не бежали такие работяги назад в деревню, паспорта забирали хозяева организации. Приходилось бедолагам еще и паспорта выправлять новые по приезду.  А бывало и такое, что мужик пришел из Москвы пешком, паспорт и деньги на вокзале вытащили ворье. Добирался он до своего родного села дней  сорок (каким образом - история умалчивает) и больше уж  в столицу на заработки  не ездил.
На улицу уже  выбрались глубокой ночью.   Тамара одну Верку  никогда не отпускала, провожала до полпути, как раз до середины оврага, разделяющего село на две части.
Верка демонстрировала напоследок свою любовь Тамаре неожиданным образом:
    - Да и пусть он сидит в своем Стрельцове, а ты и без него не пропадешь.
    - Да гори оно синим пламенем! - вторила Тамара в угоду Верке, освобождено хохотнув.
    В гору Верка поднималась обычно помогая себе руками (как говориться на четырех…), Тамара еще могла это отследить, но хлопнула ли входная дверь уже было не слышно. Ну вот и пережили нежданных гостей, блуждало в голове Тамары, пока она выбиралась из оврага на свою улицу…
    Утром Верка искала сумку по пути ночного следования и конечно была замечена за таким занятием односельчанами, шутка ли в деле, потерять все документы (права и паспорт). Тамара только и надеялась на то, что хоть не объявит подруга от кого справлялась. Местонахождение Веркиной сумки вычислили вместе по телефону:
- Вер, а ты в баню не заходила свою? – осенило Тамару.
- Точно!  Заходила, кажется, умыться…
    В общем, день начинался весело, ничто больше не предвещало продолжения событий. Но к вечеру у Тамары снова зазвонил телефон. Она даже напряглась как то, прежде чем поднять трубку:
- Прикинь,  горит ведь оно!
- Что горит? – не въехала Тамара…
- Да Стрельцово полыхает, говорят восемь домов сразу-захлебывалась Верка.