Время выбрало нас. 19. Не только оружием

К 31-ой  годовщине  вывода советских войск из Афганистана.   

Говорят участники афганской войны от солдата до генерала. Истории нужен широкий взгляд разных людей, участвовавших в ней. Это важно для показа  правды истории.

Корляков Борис Николаевич      
полковник в отставке

В то весеннее мартовское утро 1985 года я, как обычно, пришел на службу в штаб Прикарпатского военного округа в отдел специальной пропаганды Политического  управления округа. Ничто не предвещало каких-либо неожиданностей. Тем не менее, именно тот день внес изменения в мою службу и жизнь.

Не успел я приступить к прослушиванию утренней программы Би-Би-Си на английском языке, как раздался телефонный звонок. Я снял трубку. Начальник отдела полковник Новиков В.А. пригласил меня зайти к нему в кабинет.

- Я  слышал, что вы хотели бы поехать служить в Афганистан? - спросил он.

- Да. Такое желание у меня есть.

- Пришла разнарядка на должность старшего инструктора по специальной пропаганде политотдела тыла и спецчастей 40-ой армии. Подумайте еще раз и, если ваше желание неизменно…

- Оно неизменно.

- Вот и хорошо. Берите досье на Афганистан и приступайте к изучению этой страны. Чем глубже будут ваши знания, тем эффективнее будет работа. В вашем распоряжении около месяца.

Пришлось серьезно поработать. До этого я, как спецпропагандист, служил в Дальневосточном военном округе, где нашими вероятными противниками были США, Япония и, в то время, Китай. А с 1980 года в ПрикВО пришлось переключиться на Центрально-Европейский театр военных действий и, следовательно, на европейские страны НАТО.

Теперь же мне предстояло работать на совершенно новом для меня театре военных действий и противостоять не вероятному, а реальному противнику. Те, кого посылали в Афганистан, были уверены, что там мы защищаем южные рубежи Родины и оказываем интернациональную помощь афганскому народу. А если бы не мы, то туда пришли бы американцы. Верил в это и я.

О текущих событиях в Афганистане рассказывал корреспондент центрального телевидения Лещинский. Его бравурные репортажи озадачивали. Чувствовалось, что СССР там войну не ведет. Нас, людей военных, такое утверждение приводило в недоумение. Мы же знали, что были у нас погибшие, раненые, пропавшие без вести и попавшие в плен. Мы искали ответ на вопрос, какой статус получали наши военнослужащие, попавшие там с оружием в руках в плен? Если мы войну не ведем, значит, они не военнопленные. А кто же они? К сожалению, было понятно, что в таком случае они не попадали под покровительство Международного Красного Креста.

Быстро пролетело время, и 4 мая1985 года я уже был в Ташкенте в отделе кадров Туркестанского военного округа, а 8 мая вылетел в Кабул. Пассажирами самолета были в основном  направленные в 40-ю армию на замену и возвращающиеся из отпусков офицеры. Рядом со мной сидел подполковник – артиллерист, которого вызывали в штаб округа, а теперь он возвращался в свой полк. Летели на большой высоте. Погода была хорошая, и я рассматривал далеко внизу незнакомый мне безлесый желтокоричневый среднеазиатский ландшафт.

Внезапно показался Кабул, раскинувшийся на огромной территории.

- Вот мы и прилетели, - сказал я.

- Не торопитесь, - возразил мой сосед, - прилетим, когда шасси коснутся взлетно-посадочной полосы.

Самолет начал снижаться, делая большие круги по спирали над аэродромом. В стороны и вниз от него полетели ракеты с высокой температурой горения, так называемые тепловые ловушки против переносных зенитно-ракетных комплексов типа «Стингер».

Пока снижались, мой сосед рассказал, что в Афганистане самолеты и вертолеты есть наиболее безопасный военный транспорт. Но после того, как у моджахедов появились американские «Стингеры», их стали сбивать чаще. Так, в Кундузе  вместе с товарищами погиб летчик-ас Герой Советского Союза Вячеслав Гайнутдинов. После ремонта вертолета они взлетели над аэродромом, и были сбиты такой ракетой. Теперь выручают тепловые ловушки.

На аэродроме прибывших в 40-ю   армию офицеров встречал армейский автобус. Я сел у окна и с интересом наблюдал новую и необычную для меня картину. Машины неслись навстречу слева и справа. Казалось, вот- вот мы столкнемся. Но нет, не столкнулись. Наши водители тоже научились  соблюдать «кабульские правила движения». А за окном мелькали афганцы в традиционной одежде, женщины в  парандже, гордые верблюды, ослики, запряженные в нагруженные товарами тележки и т.д.

Поражало изобилие магазинчиков по сторонам улиц, где их владельцы жарили мясо и зазывали покупателей. Казалось, что передо мной мелькали кадры фильма о Ближнем Востоке. Но это был не фильм. Вдруг что-то ударило в стекло против меня, и я увидел стекающую по стеклу кашицу.

- Наверное, переспелая груша, - мелькнула мысль. - Вот меня и встретили.  А через некоторое время я задал себе вопрос: «А могла бы это быть граната?»   

Кадровики армии направили меня  в политотдел тыла и спецчастей, который размещался невдалеке. Начальник политотдела полковник Качура был мне знаком по службе в ПрикВО. После короткого разговора он распорядился, чтобы я получил на складе личное оружие и «афганское» обмундирование. Вечером я уже не отличался от остальных офицеров, разве что новизной обмундирования. На поясе я чувствовал тяжесть пистолета, а на плече был автомат Калашникова, с которым я не расставался до конца службы в Афганистане.   

Назавтра 9 мая был праздник. Вернулся из командировки подполковник Меньшиков В.П., которого я прибыл менять. С ним мы служили на Дальнем Востоке. Нам было о чем поговорить. А вечером мы, как и положено  в Советской Армии, отметили День Победы. И тут я узнал об афганской традиции, согласно которой  третья рюмка выпивалась, молча и стоя, за погибших в Афганистане товарищей. А когда стемнело, небо над Кабулом вдруг осветилось пунктирами трассирующих очередей. Стреляли с окраин города, где стояли наши части и заставы. Так воины сороковой армии салютовали Дню Победы.

На следующий день меня представили Члену  Военного совета армии генерал-майору   Л.Щербакову. После беседы со мной он сказал, что я назначаюсь заместителем по политической части командира оперативной группы армии на перевале Саланг и приказал  докладывать ему два раза в неделю о положении дел.

Такое назначение не смутило меня. После суворовского и пехотного училищ я тринадцать лет командовал стрелковым, потом минометным взводом и батареей. А после завершения заочного обучения на факультете иностранных языков Одесского университета был направлен  в спецпропаганду.

В это же время был назначен и новый командир опергруппы полковник Ковалев Валерий Иванович. В Афганистане он служил уже второй год и хорошо знал обстановку, в том числе и на перевале. 13 мая мы на двух бронетранспортерах отправились на перевал. Оставались позади Баграм, Чарикар, зеленка, Джабаль-Уссарадж, где дислоцировался наш мотострелковый полк.

Направо отходила грунтовая дорога к Панджшерскому ущелью, где хозяйничал Ахмад-шах Масуд. Он возглавлял силы северного альянса моджахедов и был влиятельной фигурой в Афганистане. Его люди угрожали безопасности тоннеля на перевале Саланг, а в ущелье против них периодически велись боевые действия.

Отсюда начинался более интенсивный подъем в горы к перевалу. Валерий Иванович знакомил меня с обстановкой. Оперативная группа армии начала работать на перевале после того, как в 1983 году в тоннеле образовался затор, и погибли люди от угарного газа работающих двигателей. Тогда движение   наших колонн и афганских машин было в обоих направлениях. Теперь же движение было 3 дня в неделю только с севера на юг и  2 дня – в обратном направленнии от Кабула до Хайратона. Движение колонн разрешалось только в дневное время. С наступлением сумерек на дороге всё замирало и только сторожевые заставы несли свою боевую службу.

Мы поднимались все выше и выше. Натужно ревели моторы бронетранспортеров, начали попадаться крытые галлереи над дорогой для защиты от камнепадов и снежных лавин. Поворот, еще поворот.

- Подъезжаем к двадцатой заставе. Начинается крутой подъем к туннелю, - сказал Валерий Иванович.

Вдруг мы увидели впереди столбы черного дыма. Что такое? Подъезжаем ближе. Оказалось, «душманы» обстреляли и подожгли трубопровод. Вдоль всей дороги от советской границы до Баграма были проложены две нитки трубопровода, по которым непрерывно перекачивались солярка и авиационное топливо.

Здесь  уже был действующий командир оперативной группы полковник Чугуй Е.Г.  Пробитое звено трубы меняли солдаты трубопроводного батальона. А мы поехали дальше. Сторожевые заставы теперь располагались на расстоянии видимости. Не доезжая до  21 заставы,  мы увидели кучи искареженного металла вокруг расчищенной ровной площадки.

Полковник Чугуй Е.Г. объяснил, что здесь останавливаются на ночь наши колонны. Примерно полгода назад под утро здесь в колонне взорвалась машина с боеприпасами. Повидимому, где-то по дороге к ней была прикреплена магнитная мина с часовым механизмом.

Дальше дорога пошла серпантином. С одной стороны пропасть, а с другой  - скала, от которой над дорогой местами построены крытые галлереи. Миновали еще две заставы и подъехали к южному порталу туннеля. Он начинался с  галлереи, переходящей в двухкилометровый туннель с принудительной вентилляцией и хорошим освещением. Дизельная электростанция  рядом с туннелем на северной стороне. Весь этот сложнейший инженерно-строительный комплекс был построен лет за 20-25 до описываемых событий советскими специалистами.

На следующий день мы завершили прием – передачу командования оперативной группой и приступили к выполнению боевой задачи. Главным было обеспечить надежную охрану и оборону туннеля, и бесперебойное продвижение колонн с грузами, обеспечение  жизнедеятельности армии. По договору мы ничего не закупали в Афганистане, приходилось везти из Союза всё до последней мелочи.

Охрану и оборону туннеля помимо сторожевых застав обеспечивал горно-стрелковый батальон майора Валентина Глушко. Туннель находится на высоте 3500 метров. Сторожевые посты батальона занимали господствующие высоты на подходе к туннелю, над ним и вокруг него.

Трубопроводный батальон поддерживал необходимое давление горючего в трубах и проводил их ремонт в случае повреждения.  За проводку колонн по графику отвечал  батальон дорожно-комендантской бригады. Был на перевале и инженерно-саперный взвод,  в штате и на довольствии которого состояло несколько минно-розыскных собак, которые ежедневно перед началом движения и после его  прекращения вынюхивали взрывчатку в туннеле. При необходимости их использовали для досмотра подозрительных афганских машин.

С афганской стороны на перевале несли службу подразделения царандоя  (МВД) и небольшой отряд хадовцев (госбезопасность Афганистана). Ремонтом дорог занимались дорожно-восстановительные подразделения.

Организацией взаимодействия всех этих подразделений и занималась наша оперативная группа. Рядом со мной работали начальник штаба подполковник  А.Н.Матрошилов, заместитель по боевой работе майор Ю.А.Кузнецов, помощник по связи подполковник А.Т. Тихонов, помощник по медико-санитарной службе майор Т.А.Ишмуратов. О нормированном рабочем дне не могло  быть и речи. Завершив свои дневные обязанности, ночью мы по очереди проверяли службу сторожевых застав и постов.

В мои обязанности  входила работа  с жителями кишлаков в районе перевала. В основном это были  вопросы взаимоотношений с нашими военнослужащими. К сожалению, конфликты были неизбежны. Как мог, я старался их разрешать. Я понимал, что даже лояльный к нашему присутствию на их земле человек, возьмется за оружие, если будут нарушаться его права, и некому будет защитить его от произвола. Эту простую истину я внушал и солдатам, и офицерам.

Но не все воспринимали это серьезно. Однажды мне пожаловались афганцы, что поблизости одной заставы у пастуха отобрали барана. Командиром заставы был молодой лейтенант. Я поговорил с ним, с солдатами заставы. Они все отрицали, но подобные случаи прекратились. 

И вот снова. На этот раз жалобу высказал командир афганской дорожно-восстановительной роты, но предметом жалобы была та же причина, та же застава и ее командир. Я снова встретился с ним. Поражало какое-то пренебрежительное отношение к афганцам.

Я взывал к его офицерской чести, чувству справедливости к бедным людям и прямо сказал, что он играет с огнем. Увы, он меня не понял! В результате произошла трагедия.   Вскоре после этого разговора меня зачем-то вызвали в Кабул, а когда я вернулся, мне сказали, что погиб лейтенант, командир той самой заставы. Со слезами на глазах об обстоятельствах трагедии рассказывал его товарищ.

Днем лейтенант в сопровождении солдата пошел на сторожевой пост метрах в восьмистах от заставы выше в горах. Поднимались по тропе, по которой ежедневно носили туда еду, практически на глазах  у заставы. Примерно на полпути у них под ногами прогремел мощный взрыв. Лейтенант погиб, солдат получил ранение. Предположительно это было управляемое взрывное устройство. К счастью такие случаи больше не повторялись.

А служба шла своим чередом. Из штаба армии поступали предупреждения о готовящихся диверсиях в туннеле. Мы принимали  свои меры. Помню, как я услышал в первый раз, как свистят пули. Из штаба  армии на вертолете к нам прилетела группа офицеров.

Мы с командиром опергруппы организовали охрану вертолетной площадки в районе 209-ой заставы и ожидали прибытия вертолета. Раздался шум работающего двигателя, и мы увидели приближающийся МИ-8. Вдруг я услышал резкий, короткий звук. Раз, другой.

- Слышите, Валерий Иванович? – спросил я командира.

- Да, стреляют, - ответил он.

Мы отошли за бронетранспортер. Откуда  велась стрельба, определить было сложно. Слева и справа от дороги на расстоянии полутора километров на склонах с редкой растительностью теснились кишлаки.

Так проходили дни, и похожие и не похожие друг на друга. То обстреляют заставу, то во время землятрясения сорвавшейся глыбой повредит трубопровод. А трясло частенько, правда, несильно. Как увидишь, что электрическая лампочка вдруг начала раскачиваться, значит это привет оттуда, из недр. А однажды во время досмотра автобуса обнаружили раненого душмана. Им занялись хадовцы. Мы-то «войну не вели».

В  один из дней из Кабула поступила команда помочь отряду царандоя, попавшему под обстрел в тридцати километрах севернее перевала. Уже через 10 минут  группой из боевой машины пехоты и двух бронетранспортеров мы спешим на помощь. Когда подъехали, на обочине дороги горел бронетранспортер. Выяснилось, отряд обстреляли из зеленки недалеко от городка, где уже шла мирная жизнь, как будто ничего и не было. Мы дали несколько залпов в сторону зеленки и вместе с афганцами поехали обратно к перевалу.

Это была беда для наших колонн. Практически безнаказанно душманы могли обстреливать нас из зеленки или развалин кишлаков вдоль дороги. А сунуться туда нельзя. Мины. Ну что тут поможет, когда тебя видят, а ты нет?! Скорость и ее величество фортуна. Надо было что-то делать. 

И командующий 40-ой армией в то время  генерал И.Н.Родионов нашел решение. Наши инженерные части с помощью бульдозеров и другой техники начали расчищать в опасных местах с обеих сторон от дороги двухсотметровые полосы.  И положительный эффект сразу сказался.

Подходил к концу 1985 год. Я уже знал перевал как свои пять пальцев. Оперативная группа работала слаженно и успешно выполняла свою задачу.

Но ведь я спецпропагандист. Я подал рапорт, и моя просьба была удовлетворена. Тем более, что из-за специфики нашего пребывания в Афганистане, этой работе придавалось особое значение. Силы и средства спецпропаганды 40 армии были увеличены в разы. Если по штату в общевойсковой армии для работы среди войск и населения противника предусматривался один агитотряд, то в сороковой армии  такие отряды были в каждой мотострелковой, воздушно-десантной дивизии и дорожно-комендантской бригаде.

Для самостоятельной работы отряды были усилены или боевыми машинами пехоты, или  бронетранспортерами и стали называться боевыми агитационно- пропагандистскими отрядами. С 1986 года ввели должность заместителя  командира полка по работе с местным населением.

Когда я вернулся в Кабул, начальник отделения спецпропаганды армии подполковник В.Ф. Кадыков   ознакомил меня с изменениями в военно-политической обстановке и особенностями нашей работы.

Мы наметили план моей работы, выделив два главных направления: обучение и оказание помощи командирам, политработникам тыловых и специальных частей в работе с местным населением. Кроме того, взяли на себя работу с  агитационно-пропагандистским отрядом  дорожно-комендантской бригады в кишлаках, афганских госпредприятиях и воинских частях вдоль дороги Кабул - Хайратон.

Оказалось, что тыл армии – это громоздкая организация. На политотдел тыла и спецчастей замыкались более 100 соединений, частей, подразделений и учреждений, в том числе дорожно-комендантская, автомобильная, трубопроводная бригады, семь госпиталей, отдельные полки и батальоны и т.д. В них не было офицеров спецпропаганды, а командиры и политработники с такой работой сталкивались впервые.

С другой стороны, мы плохо знали эту страну, национальные и религиозные особенности ее населения.  А ведь это был совершенно другой, непонятный для нас мир со своим укладом жизни и своими традициями.  Это осложняло работу и приводило к недопониманию и ошибкам.

Для преодоления языкового барьера помогало то, что на севере Афганистана значительный процент населения составляли таджики, узбеки и туркмены. Наши солдаты этих национальностей и выполняли функцию  переводчиков. А в провинциальных и уездных органах власти зачастую работали афганцы, окончившие различные курсы при высших   учебных заведениях  СССР. Они вцелом хорошо знали русский язык.

Тыловые части армии кроме Кабула дислоцировались по всему Афганистану. Чаще всего приходилось работать в Пули-Хумри, Шинданде, Чаугани, Хинжане. Я выписывал командировочное предписание, продаттестат, добирался до аэропорта или КПП на окраине Кабула, а там уже ожидал попутный воздушный или наземный транспорт в нужном мне  направлении. Моими верными спутниками всегда были пистолет Макарова и автомат Калашникова.

В частях и подразделениях я разъяснял военно-политическую обстановку, национальные особенности Афганистана, помогал налаживать контакты с местным населением, оборудовать комнаты советско-афганской дружбы, отвечал на многочисленные вопросы солдат и офицеров.

Примерно раз в месяц я выезжал с боевым  агитационно-пропагандистским отрядом дорожно-комендантской бригады для работы в кишлаках, афганских воинских частях и госпредприятиях. Наш отряд отличался от других. В его штате были врач и фельдшер  с санитарной машиной, бензовоз для раздачи керосина жителям кишлаков. Все четыре офицера и 80% личного состава были выходцами из среднеазиатских республик, что снимало языковую проблему.

Устная пропаганда была в силу неграмотности населения основной формой работы.  Иногда к нам присоединялся секретарь провинциального комитета  Аманулло и инструктор по работе с женщинами.

Нередко пунктом назначения был населенный пункт Работ, недавняя столица банды Амир-хана. Он заключил договор с народной властью, прекратил разбой на дороге, а в обмен получил зерно, топливо, оружие. Отряд его насчитывал полторы тысячи штыков, если считать стариков и детей. А их надо было считать, так как они воевали на уровне с молодыми.

«Кто в Афганистане без ружья? – писал в тридцатые годы прошлого века писатель и журналист Михаил Кольцов после поездки в эту страну. - Только дети да их матери. Всякий человек носит на плече винтовку…  И ничего нет более надежного и доходного на горных тропинках, на узких полосах афганских долин».

С тех пор мало, что изменилось. Вопрос только  в том, куда, против кого направлены эти винтовки. А оружия у населения накопилось за годы войн столько, что в каждой семье оно было, начиная с грудных младенцев и кончая глубокими старцами. Там, где позволяла дорога, ехали на предельно возможной скорости. Особенно опасными были участки зеленки, из которых нередко раздавались внезапные очереди.

- Вот здесь был убит фельдшер отряда Володя Гребенюк год назад, - говорит мне командир отряда старший лейтенант Алишер Ахмаджонов.

Свернули на проселочную дорогу и вскоре подъехали  к кишлаку. Везде ходили вооруженные люди.

Самыми смелыми всегда оказывались мальчишки. Они окружали бронетранспортеры, карабкались на них, заговаривали с нашими солдатами, в надежде получить «бакшиш», какую-нибудь мелочь.  Вскоре появился Амир-хан в окружении вооруженных людей. Высокий, стройный мужчина лет тридцати приятной наружности. Мы с Аманулло объяснили цель нашего приезда. Да, он как мне показалось, знал о нашем визите. Слухи в Афганистане распространяются очень быстро.

Амир-хан распорядился собрать людей, а командир отряда развернул все, что  было необходимо  для нашей работы. Были подготовлены три точки: клубная машина с киноустановкой для дневного показа, медицинский пункт и пункт раздачи керосина и продуктов.

Когда собралось достаточное  количество жителей кишлака (женщин, конечно, не было), мы с Аманулло рассказали об обстановке в стране, о последних указах правительства, о помощи, которую оказывает Советский Союз Афганистану. Затем ответили на вопросы. Аманулло и его инструктор пошли работать по своему плану.

Наибольшим успехом, как всегда, пользовался медпункт. Здесь в белом халате «священнодействовал» врач Виктор Пальчиковский. Его санитарную машину обступили плотным кольцом. Сюда пришли уже и женщины с детьми, прикрывая по мусульманскому обычаю лица платками.

После осмотра пациента доктор определял диагноз, назначал лечение и выдавал лекарства. Объясняться с больным помогал лейтенант Ислам Ганиев. Время шло, а желающих вокруг санитарной машины не становилось меньше. Это и не удивительно. Ведь большинство из жителей общались с врачом впервые в жизни.

У клубной машины, где закончился показ фильма, люди тоже не расходились. Оттуда уже слышались песни. Это рядовые Бахадыр Аллабергенов и Максуд Гонжаев играли на рубабе и дойре, пели таджикские и туркменские песни.

Их понимали и с интересом слушали. Потом я увидел, как из кишлака прибежал молодой афганец со своим музыкальным инструментом и, отложив в сторону винтовку, тоже заиграл и запел. Так ломался и таял лед недоверия и подозрительности.

В это же время раздавался керосин. В выжженой солнем долине, где каждая жердочка на счету, цены у керосина нет! Будет топливо – будет тепло в доме и плов в котле. Нет керосина – холод и голод стучится в дверь. К бензовозу торопились люди с самой разнообразной посудой.

Водитель бензовоза Миша Щетинин направлял струю топлива в канистры, банки и ведра, подставляемые со всех сторон. А рядом старшина отряда прапорщик Багир Нуриев раздавал людям пакеты с рисом, мукой и сахаром, спички, тетради, карандаши и другую мелочь. Эти продукты и товары он перед выездом получал на складе специально для раздачи жителям кишлаков.

По тому, как волновались люди, как переглядывались между собой, было понятно: никто и никогда на их памяти не приходил в Работ для того только, чтобы просто так подарить им топливо, лекарства, продукты. И это было чудом. Люди обступали наших   солдат, рассматривали их, старались разговориться.

После работы офицеры отряда и секретарь Аманулло сидели на красном ковре в доме Амир-хана  и с аппетитом ели шурпу и плов. Говорили о том, что год выдался неплохим и урожая, если Аллаху будет угодно, хватит надолго. О прошлом тактично помалкивали.

Тем и закончилось наше пребывание в Работе. Амир-хан проводил нас до бронетранспортера, где мы и распрощались. А когда выехали на магистральную дорогу, я слышал, как солдаты хвалили плов, каким их накормили гостеприимные хозяева.

Отряду приходилось работать и непосредственно на противника. Вот один из таких случаев. В уезде Доши в кольцо окружения афганских и советских подразделений попала банда Сахир-джана, хозяина здешних мест.  Душманам  передали: если не сложите оружие, погибнут все. Они ответили молчанием.

Тогда наш отряд получил приказ срочно прибыть в район боевых действий и попытаться склонить банду сложить оружие. Вместе с афганскими товарищами подготовили текст звукопередачи. Главными тезисами передачи были: безвыходность положения банды  и преимущества для тех, кто добровольно сложит оружие.

Во главе со старшим лейтенантом Атаджаном Бабакулыевым и лейтенантом Исламом Ганиевым начала работать наша звуковещательная станция.  Передачи велись по несколько раз в день. На третий день «курбаши» сам вышел к нам с личной охраной. Результат был достигнут: кровь не пролилась ни с нашей, ни с их стороны.

Потом мы узнали, что все наши передачи они записывали на магнитофон, снова и снова прослушивали, спорили и советовались, пока,  в конце концов, не приняли окончательное решение.

С тех пор прошло более четверти века. За это время произошли грандиозные политические изменения в нашей жизни. А тема Афганистана и афганцев продолжает оставаться предметом дискуссий  и обсуждений. Трудно найти политика, который бы не спекулировал на этой теме, стараясь заработать  политический капитал. Один поступил бы так, другой – по-другому.

А я и сейчас поступил бы так, как сделал это в 1985 году. Я – офицер, и считаю верность военной присяге главным достоинством офицера любой армии и в любые времена. Честь имею! 

(с) Тимин Л.В.

История, эта продажная девушка... Как часто ее искажают и перевирают. Лишь только тот кто прошел через войну знает, что это такое. Лишь таким можно верить.

Пишу бесхитростно и от всего сердца. Буду рад обратной связи.

Читайте продолжение от участника этих событий боевого генерала Тимина Л.В.