Линия жизни. Глава 44. Шура-Механизма

Летом  те из нас, кто имел пропуска, сразу после подъёма уходили в рабочую зону, делали зарядку, пробежку, принимали душ и, если была хорошая погода, кучковались на площадке у главного входа в цех: ждали, когда начнётся развод, встречали вольнонаёмных, которых в колонии было немало.

Среди вольняшек была одна женщина по имени Шура. Когда она проходила мимо нас, молодых оболтусов, кто-нибудь непременно кричал: «Шура, а механизма-то где?» Шура гневно зыркала в нашу сторону и нещадно материлась, получая в ответ дружный хохот.

Свою кликуху Шура-Механизма получила после одного случая, который произошёл с ней ещё по молодости. Знающие люди рассказывали, что раньше зэкам разрешалось иметь при себе не только часы и драгоценности, но и деньги. Рассказывали даже, что были заключённые, матрасы и подушки которых были буквально набиты купюрами. Под запрет попадало только оружие.

И вот в те далёкие времена один зэк уговорил Шуру на близость. Уговаривал он её очень долго, и неизвестно, сколько бы пришлось уговаривать ещё, если б не предложил он ей в знак любви и привязанности, а также на долгую память модные тогда часы «Победа». Причём, передать часы планировалось только после того, как эта самая любовь-привязанность состоится. Последнее обстоятельство, конечно, несколько подмывало утверждение об искренности чувств соискателя, но вот что касаемо долгой памяти, то здесь он попал в самую точку!

После окончания любви, а тем более привязанности герой-любовник вытащил из кармана часы, сунул их Шуре в руку и, на ходу поддёргивая спущенные штаны, кинулся подальше от места плотских утех. Шура же, получив обещанное, мгновенно обнаружила, что получила-то буквально дырку от бублика: корпус от часов с приклеенными к циферблату стрелками.

Как молния метнулась она за своим искусителем с криком: «А механизма-то где?»

Так и бежали они: один – поддерживая спущенные штаны, другая – потрясая зажатым в кулаке корпусом и повторяя как заведённая: «А механизма-то где?»

Вот и получила Шура как постоянное напоминание об обидчике своё прозвище, которое приводило её в такую ярость, что описать невозможно.

Память-то действительно оказалась долгой.