Время выбрало нас. 22. Афганская десантура

К 31-ой  годовщине  вывода советских войск из Афганистана.   

Говорят участники афганской войны от солдата до генерала. Истории нужен широкий взгляд разных людей, участвовавших в ней. Это важно для показа  правды истории.

Михаил Герасимович Гара
подполковник в отставке

               

Нужно признаться сразу, что ура-патриотических рапортов с просьбой направить меня для службы в Афганистан, я не писал. Но почву к тому, чтобы меня туда направили, я теперь это осознаю, подготовил чуть-чуть сам.

Как-то в доверительной беседе со своим начальником я оптимистически высказался о возможности ехать в Афганистан, тем более что наша  воздушно-десантная дивизия была поставщиком кадров политработников туда.  Мы знали, кто уже  был, а кому черед готовиться. Так что я не очень тревожился вопросом: пошлют - не пошлют.  К тому же я не раз заявлял, что хочу перейти на преподавательскую работу  в военное училище. И меня  в конце 1984 года  назначают на должность пропагандиста политотдела дивизии. Начальник политотдела сказал:

- Ты же сам хотел на преподавательскую работу. Вот и давай, набирайся опыта.

Я никогда не отказывался от предложений, помня правило: «от службы не отказывайся и на службу не напрашивайся». Да и работа пропагандиста дивизии была не из худших должностей, по крайней мере,  после замполита полка будет спокойнее, меньше нервотрепки.  Проработав всего несколько месяцев на новой должности, я был внезапно обрадован сообщением начальника политотдела дивизии:

- Готовься, Михаил Герасимович, в Афганистан. Поедешь заменить пропагандиста политотдела 103-ей воздушно-десантной дивизии в Кабуле. После двух лет пребывания в ДРА, он уходит преподавателем  в одно из военно-политических училищ. Семья у тебя устроена, квартира хорошая.

С тяжелым сердцем шел я вечером домой.  Не Афганистана  боялся, а реакции родных мне людей. Знал, что без слез не обойтись, сборы будут печальными.  Так и вышло. Жена и теща - Мария Николаевна, я ее звал мамой, сразу в слезы. Тесть Иван Иванович, фронтовик, стал вместе со мной их успокаивать, мол, воюют же там люди, не всех убивают, обойдется и с Михаилом. Сын Сережа тоже в слезы, вообщем в доме «поток слез».

Аргументы женщин сводились к тому, что я переболел гепатитом в тяжелой форме,  на руках  у меня больная мать и т. д.  Они даже  собирались пойти к начальнику политотдела и  просить отменить  мне  командировку. Насилу успокоил  и уговорил их не делать глупостей, не позорить меня. У каждого найдутся веские причины, чтобы туда не ехать, а что скажут обо мне сослуживцы, да и сам  как буду я  себя чувствовать после этого?!

На другой день сообщил начальнику политотдела свое согласие, а вскоре пришел и приказ о назначении меня пропагандистом 103-ей гвардейской воздушно-десантной дивизии. Проконсультировался  у офицеров, которые уже прошли Афганистан, что брать с собой из одежды, расспросил о других военных и просто житейских проблемах.               

Наконец,  после непродолжительного полета из Ташкента раздался по громкоговорящей связи голос штурмана самолета: «Пересекаем воздушную границу Советского Союза».

Ну что ж: «Здравствуй,  Афган!»  Встрепенулись только те, кто летит впервые.  Остальные дремлют. С интересом смотрю в иллюминатор на заснеженные вершины гор, на отстреливаемые тепловые ловушки, которые ярко-желтыми шарами вылетают из-под фюзеляжа самолета. Экипаж страхуется от возможного попадания «Стингером».

Самолет ввинчивается в небо Кабула, так как на высотах вокруг столицы Афганистана расположены заставы прикрытия, а на дальних подступах такого прикрытия нет. Шасси самолета коснулись земли, и тут все летевшие пассажиры возбужденно-радостно  зашевелились. Под нами земля, хотя и чужая, но все же земля. Навстречу мне торопится  в выгоревшем обмундировании, улыбающийся, смуглый офицер. Кидается ко мне: 

- Вы майор Гара?

- Он самый, - отвечаю.  Обнимаемся, хотя и не были знакомы.

- Я Бобров Виктор, уже три дня выглядываю, после того как сообщили, что вы вылетели в Ташкент. Пошли.

Идти недалеко. Дивизия размещалась как раз на окраине аэродрома. По ходу Бобров рассказывает, что и где размещается.  Неплохо для боевых условий. Все оборудовано. Я ожидал худшего. Казармы, общежития, штабы – всё сделано из сборно-щитовых блоков, с плоскими крышами. Сооружения заботливо обсажены  подстриженными кустарниками, дорожки приподняты с канавками по бокам, кромки их выложены побеленными плоскими камушками.  Плац заасфальтирован. Клуб  - из высокого хранилища – ангара.

Оставив вещи в офицерском общежитии, пошли в штаб дивизии.Представление заместителям командира дивизии, а потом командиру дивизии генерал-майору  Ю.В.Ярыгину много времени не заняло.

Так же и в самом политотделе. Многих офицеров я знал по совместной службе в Кировобадской 104-ой воздушно-десантной дивизии. Затем с подполковником Бобровым, которого я приехал менять, обошли необходимые службы. Получив вещевое обмундирование, вооружение я к вечеру  был как все, отличаясь от других только тем, что афганка на мне была новая.  Бобров, сопровождая меня, делился житейским  опытом, особенно по вопросам  экипировки для участия боевых рейдах. Вручил мне небольшой сверток:

- Дарю тебе по наследству спальник на гагачьем пуху. Легкий, малогабаритный и очень теплый. В горах будешь вспоминать меня  добрым словом.

Передал мне, так называемый «лифчик» - нагрудный подсумок для трех автоматных рожков и  двух гранат. Он удобно ложился на тело, прикрывая грудь вместо бронежилета. С Боброва в артслужбе списали, а на меня зарегистрировали его автомат, пистолет и прочие принадлежности.

- Автомат хорошо пристрелян. На боевых выходах приходилось  вести огонь по душманам, и думаю, что далеко не один из них получил от меня привет. Гранаты и пистолет на крайний случай, когда прижмет. Но желаю тебе, чтобы до этого дело не дошло.

Я был благодарен Виктору  Боброву за эти советы. А затем тоже не без его помощи прошло «представление» в коллективе. Я и не заметил, как Бобров  во время всей этой беготни, успел заказать в инженерно-саперном батальоне дивизии баню для «помывки» прибывшего. Такова была традиция.  Там и прошло представление коллективу.Спасибо бывалым афганцам, что проинструктировали - водка, кое-какая домашняя консервация, копченая колбаса, сало, чеснок – все пришлось по вкусу моим  новым товарищам.

Помывка, парная с березовыми и можжевеловыми  вениками, бассейн с холодной водой, общение  в белых простынных одеяниях. Завершили мы это мероприятие чаепитием у самовара с печеньем, конфетами, тоже привезенными из дому.

А на следующий день прием дел и необходимой документации, знакомство с  командирами и политработниками, посещение  частей дивизии. Проехали по Кабулу, посмотрел я советский микрорайон, где проживали советнический аппарат, гражданские советские специалисты. В установленное время вернулись в штаб дивизии и доложили о прибытии начальнику политотдела.

Вечером провожали подполковника Боброва. Много пожеланий высказали ему боевые товапррищи. Он убывал для службы в Новосибирское военно-политическое училище.  Утром проводили его   в комендатуру аэропорта, где уже шло оформление людей на рейс -  «Кабул-Ташкент». Обнялись на прощание и возвратились в штаб, по-хорошему завидуя ему. Он улетал на Родину. Окунулся я в свою работу, понимая, что это лучший способ адаптации, и так быстрее проходит время.

                х  х   х

Настоящие воспоминания базируются только на личном опыте. У каждого своя высота, свой кругозор, с которых дается оценка событий. У солдата два года проведшего в окопах застав, блок-постов  или шагавшего по горам во время боевых операций - своя высота.  У офицеров взводного, ротного, батальонного звена – свои высоты, свои воспоминания.  Но именно из таких субъективных точек зрения и складывается объективная картина и оценка  нашего пребывания в Афганистане.

Основной нашей задачей была поддержка усилий вооруженных сил Демократической республики Афганистан по расширению зон влияния правительства и удержание под контролем этих районов. Без такой поддержки, как показала жизнь после вывода советских  войск из Афганистана, центральная власть хотя и продержалась еще два года, но была обречена.

Боевые действия по реализации этих задач осуществлялись  после вскрытия перевалов, открытия многочисленных караванных путей, дорог, то есть в период с марта по ноябрь – декабрь. Решались они в тесном взаимодействии с правительственными войсками.

Проблема заключалась в утечке информации о времени и месте боевых действий, которая  исходила от осведомленных в этом афганских военных, партийных функционеров, да и в неменьшей степени от наблюдательности местного населения. Агентурная сеть у моджахедов работала хорошо.

Бандформирования уходили из под удара нашей авиации и артиллерии за несколько часов до их нанесения или высадки  вертолетного десанта. Что оставалось делать высадившимся подразделениям? Искать спрятанное оружие в пещерах,технику душманов.

Другие подразделения прикрывали их, занимая позиции на близлежащих высотах, перекрывая пути нападения  отошедших бандгрупп. Противник, как правило, забирал с собой всех жителей кишлаков и скот, оставляя для наблюдения только древних стариков. Все подходы к местам, где скрывались душманы, дороги, тропы минировались самыми разнообразными минами, которые щедро поставлялись американцами, итальянцами, англичанами и завозились по караванным тропам  в больших количествах из Пакистана. 

Нередко такие поиски (зачистки) со строны наших и афганских подразделений бывали безрезультатны. Но иногда удавалось находить спрятанные зенитные горные установки, крупнокалиберные пулеметы, минометы, боеприпасы к ним, мины для минирования дорог, склады с обмундированием, стрелковым вооружением всех систем и времен. Найденное вооружение вывозилось вертолетами или уничтожалось на месте. Естественно все подходы к таким местам оказывались заминированными и наши воины порой несли потери. Иногда эти мины были вмонтированы в магнитофон, радиоприемник и, взяв его в руки, наш солдат при попытке включить погибал.

По каким параметрам судить об эффективности подобных боевых действий? По количеству конфискованного вооружения ? Но оно быстро восстанавливалось доставкой из Пакистана. Или по количеству погибших боевиков? Но  своих погибших душманы, как правило, забирали с собой, а сосчитать в бою не всегда предоставлялось реальным, поэтому  количество погибших боевиков зачастую определялось по принципу трех «П» - (пол, потолок, палец).

Расширение зоны влияния  правительства тоже бывало проблематично и не определяло эффективность совместных действий советских и афганских воинов. Да, приходили в какой-то даже крупный населенный пункт, устанавливали там власть кабульского режима в лице нескольких человек, оставляли с этой властью часть афганского батальона или роты, и уходили. Докладывали наверх , что еще один район перешел под контроль правительства.

А на утро этой власти, оставленной в населенном пункте, уже  не было в живых или она была куплена, а оставленное  афганское войско разбежалось или то же было куплено. Не терпел афганский народ испокон веков никакой центральной власти, он никогда не поддерживал ставленников из центра, ценя более всего свою независимость, самостоятельность. Такая вот получалась арифметика.

                х  х  х

И еще один момент, чтобы читателю всё было понятно. Хочу рассказать об одной из боевых операций, в которой довелось участвовать. Это было во второй половине марта 1985 года. В Афганистане я уже месяц. И вот пришел мой черед «понюхать пороху». Мне была поставлена задача убыть на «боевые» со вторым батальоном парашютно-десантного полка.

Реально моё участие заключалась в том, чтобы как представителю политотдела дивизии помогать командиру батальона и его замполиту в работе с личным составом в ходе  выполнения боевой  задачи. Практически на «боевых» между ротами не побегаешь, так как нет линии соприкосновения с противником. Поэтому заместитель командира батальона по политической части шел с одной из рот, а с командиром батальона шел представитель политотдела дивизии.  В этой роли выступал в этот раз я. 

Но прежде чем выйти надо было собраться, а это означало: получить свое оружие, боеприпасы, сухой паек, иметь в запасе 3-4 литра воды. Укомплектовать полевую сумку  с различными материалами, которые могли понадобиться в ходе действий. Взять радиоприемник, а может быть и фотоаппарат. Офицеры имели  при себе  фляжку с коньяком или водкой. Теплая армейская куртка скручивалась и прикреплялась сверху рюкзака, как и  скрученный спальный мешок. Обувь - кирзовые сапоги или высокие ботинки. Многие офицеры, да и солдаты предпочитали обуваться в трофейные кроссовки, обнаруженные на складах противника. Приказано собираться скрытно.

Вечером написал письмо жене. Уснуть не могу, проворочался полночи, но в четыре утра вскочил по будильнику, попил чаю со сгущенкой и в строй. Темень.  Холодно, но безветренно. Из-за ограждения аэропорта слышится вой шакалов. Где-то раздаются короткие очереди пулемета, и видны в небе цепочки трассирующих пуль. Выстраиваемся около вертолетов, после команды загружаемся.  Прогрев двигателя, короткая пробежка и взлет. Десятка три вертолетов поднимаются в воздух и уходят в предрассветное небо.  Комбат кричит  мне в ухо :

- Сейчас будет Баграм и Чарикарская долина, так называемая «зеленка». Сейчас поменяем курс.

Первые лучи солнца  заглядывали в иллюминатор сначала справа, а сейчас  они слева.  Наверное, сбиваем с толку противника.  На развороте вижу летящие «стрекозы» - вертолеты  со сверкающими лопастями. Красиво.  Набираем высоту и переваливаемся через горный хребет.  Внизу появляются кишлаки, кое-где кучки деревьев, квадратики огородов, ленточка арыка с водой.  Борт техник выходит и становится около двери вертолета. Комбат дает команду приготовиться.  Кричит мне на ухо:

- Вертушка зависнет  на 2-3 метрах. На порожке двери присядьте, оттолкнитесь и вниз.

Так и делаю. Пригибаясь, отбегаю от вертушки.  Вертушка, десантировав нас из своего брюха, как рыба метавшая икринки, уходит вправо, вверх. На ее месте уже зависает другая воздушная машина. Из ее чрева сыплются как горох десантники.  Личный состав группируется в отделения, взвода и уходит. Огневого воздействия противника, слава  Богу, нет. Комбат контролирует сбор и отход подразделений.

Радиостанции включены. Идут доклады командиров.  Прошло всего несколько минут, а батальон уже  отошел от места десантирования на несколько сот метров. Вперед  уходит боевое охранение, за ним 4-ая, потом 5-я рота, управление батальона и за нами 6-ая рота. После одиннадцати дня температура  воздуха уже 25-27 градусов тепла, и это март месяц.  Спрятаться от жары негде, разве что за большим валуном голову наклонить. Но некогда, команда звучит: «Вперед!».

Спрашиваю комбата:

- Далеко ещё? Долго еще будем идти?

Он тычет пальцем на карте в какие-то точки, говорит, что до этих кишлаков.  И это не по дороге идти, а сверху вниз, потом снизу вверх. Через полчаса командир объявляет привал. Бойцы достают  и вскрывают банки  с яблочно-рисовым супом и пьют. Он сладкий, с добавлением чернослива и изюма.  Есть не хочется. Экономно пью воду, зная,что она  тут же выйдет в виде пота. Лицо постепенно покрывается солевой маской, но воду жалко тратить на умывание.

Снова команда «Вперед!» К вечеру  темп движения снижается. Надо сокращать  дистанцию между идущими, не зги не видно. Как быстро темнеет. Комбат укрывшись плащнакидкой освещает фонариком карту, сверяет маршрут. Выходим к какому-то кишлаку, темень, людей не видно, нигде ни огонька. Не пойму – зачем нас надо было так далеко десантировать?

Идем уже 12 часов. После захода солнца начинает резко холодать.  И тут начинается крутой подъем вверх. Наткнулись на сад. Где-то слышно журчит ручеек. Командир дает пятнадцатиминутный привал.  Снимать с себя всю аммуницию долго. Умываюсь в ручье,  сняв  только панаму. Лямки рюкзака натерли тело.  И снова вперед. Начинается подъем.  После привала тяжело заставить себя карабкаться вверх. Впереди идущие время от времени предупреждают: «Камень!». Камни действительно нет-нет да и пролетают мимо головы. Прижимаюсь к скале. И снова вперед! Слышу, выше меня кто-то сопит и всхлипывает. Ползу вверх. Автомат, закинутый за рюкзак, вместе с ним предательски тянет назад. Доползаю. Лежит боец, плачет, его трясет.  Тормошу за плечо, спрашиваю:

-Что случилось?

Отвечает:

- Больно в боку. Не могу больше.

- Гепатитом болел?

- Да, недавно.

- Все понятно.

Отцы - командиры не услышали предупреждение, а может парень сам не захотел «косить  от боевых», так как хуже нет недоброе отношение товарищей. Справа и слева карабкаются вверх бойцы.  Наконец, сверху проходит сигнал, что первые достигли вершины.  Говорю бойцу:

- Я тоже переболел гепатитом.  Уже недалеко. Возьми себя в руки.

Достаю из кармана два кусочка сахару и две конфетки «барбарис», даю ему. Вытягиваю фляжку с водой. Боец свою уже выпил. Он кладет  в рот сахар, запивает водой. Через пару минут спрашиваю:

- Полегчало? Давай твой автомат и будем карабкаться дальше.

Забираю его автомат и оба как загнанные лошади , хрипя карабкаемся вверх. Вот и вершина.  Комбат собирает свое войско.  Около него офицеры. Дает команду проверить людей, оружие, доложить.  Боец пошел в строй. Меня самого шатает, но надо держаться. Мелькнула мысль - ты старше всех, а выдержал. Молодец! Иногда полезно самому с собой поразговаривать.

Ротные командиры уводят своих людей дальше, занимая позиции. За нами доползли и афганские сарбозы(солдаты), расположились невдалеке. Время 23.30. Четырнадцать часов шли  по горам. Выставляется охрана. Бойцы оборудуют из плоских камней кое-какое укрытие, похожее на окоп.

Боец, «ординарец» при комбате, из невесть откуда взятых щепочек и верблюжей колючки, разводит маленький костер, ставит над ним небольшую треногу и котелок с водой для чая.  Комбат принимает доклады от ротных о выходе их подразделений на указанные рубежи.

Потом сам докладывает в центр боевого управления полка и дивизии.  Тем временем закипел чай. Завариваем  командирский – индийский, трофейный.  С наслаждением пьем, а то холод уже начинает пробирать. Рядом с нами на выступе скалы расположился  расчет автоматического  гранатомета АГС-17. Вдруг вспышка  и взрыв с обратной стороны этого выступа. По камням, высекая голубые искры защелкали пули крупнокалиберного пулемета.

Боец, который готовил нам чай, при взрыве упал на костер, перевернул котелок с водой, вода залила огонь.  Невероятная усталость, да еще внезапный испуг  вызвали у меня необычную реакцию - я как-то  истерически захохотал…

Душманский пулемет поливал в основном  позицию афганских сарбозов, у них больше горело костров. Они быстро загасили костры, замолк и пулемет. А взрыв был от  снаряда безоткатного орудия. Нас спас выступ с плоской вершиной. Раненых у нас не было.

Наконец-то, я залез в свой  спальный мешок, думал, что усну сразу. Какой-там! Обе ноги стало сводить судорогами, боли адские. Уснул уже ближе к утру. Проспал до 10 утра. Спал бы и подольше, но солнце стало припекать. Мышцы рук и ног сильно болели. 

Комбат обрадовал, что  на этом месте пробудем еще сутки. Подразделения начали зачистку, и уже были первые результаты.  Вытаскивалось из схронов и тайников оружие, мины, в том числе и итальянские в пластмассовом корпусе. После обеда ожидается прилет «вертушек», будут забирать  трофеи.

Позавтракав, походил  немного, чтобы размять мышцы ног. Залез на выступ к гранатометчикам. Сидят как орлы в гнезде.  Побеседовал с ними, кто, откуда, как перенесли вчерашний рейд и ночной обстрел, пишут ли из дома. Сразу за выступом провал. Противоположная сторона провала метрах в пятидесяти вровень с нами.  Откуда стреляли понять трудно.  Критически осмотрел свой «окоп». Натаскал еще камней. Комбат  понимающе предупредил:

- Смотрите  внимательнее и будьте осторожнее, скорпионы могут быть под прогретыми камнями.

Поблагодарил комбата. Подумал, а как же ночью бойцы поднимали камни и укрепляли свои позиции. Может быть скорпионы ночью спят, или  от холода замирают? Натаскал в окоп верблюжей колючки, потоптался на ней ногами. Все мягче будет.  Сделал тентик из плащ-накидки и прилег. Усталость загнала в сон.Через три часа проснулся посвежевший.

Жара 25-27 градусов. Слабо зеленеют молодой травкой южные склоны. Вдали белизной снега сверкают вершины гор.  Воздух чист. Если бы не оружие, воспоминание о тяжелом марше и ночном обстреле, можно было подумать,что ты где-то на Кавказе на отдыхе.

Трофеи сосредотачиваются где-то внизу на площадке удобной для посадки вертолетов. Но их нет. Под вечер комбат дает команду засветло поужинать и погонять чаи, чтобы не повторять вчерашний опыт, когда духи  по огням костров пощупали нас. До ужина успеваю сделать кое-какие записи  о состоянии личного состава, отношении к делу. Главное на войне – человек, как он воспринимает все, каков его дух , воля. Заодно написал  письмо  и  жене, упомянул о красотах месности вокруг меня, пусть думает, что я в санатории и у меня все хорошо.

Подошел комбат, разогрели с ним банки с кашей, боец приготовил чай. Ужинаем. Включил транзистор, слышно плохо, но сделал пометки о последних событиях в стране и в мире. Утром расскажу бойцам.  Нарастает холод. В небе полная луна. Картина достойная кисти великих мастеров…

Забираюсь в спальник, сняв только обувь.  Автомат в изголовье.  Мыслями переношусь в Псков, к семье, что-то  они там сейчас делают. Сын корпит над уроками, жена пришла с работы, мамаша ее кормит ужином. А может быть читают мое письмо… Проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь от грохота стрельбы, хватаюсь за автомат, выскальзываю из спальника, обуваюсь быстро, выглядываю из-за бруствера.  Рядом комбат, матерясь требует от заснувшего связиста:

- Связь  давай!

А внизу интенсивная стрельба, взлетают осветительные ракеты. Ротные докладывают, что разбираются. На нападение не похоже. Действительно, по нам огня никто не ведет. Стрельба стихает. Три часа ночи.  Гадаем с комбатом, что могло произойти. Наконец, доклад командира 5 роты:

- У меня во втором взводе «021» (убитый). Разбираюсь.

Комбат в ответ:
- Через 10 минут доложить. Поднимитесь с командиром взвода ко мне на КП. С собой для сопровождения взять отделение бойцов.

У меня в груди холодок. Надо же, мой первый выход на боевые, и  в подопечном батальоне погибший.  А где-то в Союзе вскрикнув, проснется чья-то мама  от страшного  сна, и не уснет до утра, думая о своем сыне…

Молчим с комбатом. На душе муторно, не до слов.  Бойцы на позиции тоже не спят, думают, кто , почему… Наконец, доклад снизу о выходе группы на КП батальона.  Через 40 минут подходят. С двумя офицерами отделение десантников и один боец без оружия. Докладывает старший лейтенант, командир взвода:

- Возле изъятых трофеев выставил охрану, несколько парных смен. Режим смены - через два часа. Проинструктировал всех лично. Главная установка – не спать. Укрытие за валунами в русле  с намытым песком . Видимость хорошая, так как была яркая луна. Пересменку  проводил то я, то зам. командира взвода. Дальше пусть докладывает боец.

Подводит бойца. Дрожащим голосом, всхлипывая, заикаясь сообщает, что  их с напарником выставил на пост заместитель командира взвода в два ночи.  На посту тихонько разговаривали, а потом решили по очереди подремать. Зарядили автоматы, дослав патрон в патронник.

Сначала подремал напарник, а потом он прилег.  Очнулся от громких звуков. Вскочил и увидел за ближайшим валуном метрах в 10 чью-то поднимающуюся фигуру. Заорал: «Духи!»  и открыл огонь. Вслед за ним беспорядочную стрельбу открыл весь взвод, а за ним и другой личный состав, кто был поближе. Присел за валуном и тут увидел, что  случилось… 

Дальше опять докладывает командир взвода:

- Боец отключился и упал. Его подняли и отвели в сторону. Замкомвзвода   забрал у бойца автомат, побрызгал на него водой, привел в чувство… А я  стал искать второго. Невдалеке, на песке у валуна увидел лежащего  на спине  человека. Подбежал и узнал своего бойца.  Он был мертв.  Под ним от крови темнел песок.  Посветил фонариком, афганка расстегнута, на нательном белье на животе пулевое ранение, на левом боку еще два. Рядом валялся автомат и котелок. Брючной ремень расстегнут. За валуном увидел кучку кала…

Нам все стало понятно. Боец пошел справить нужду, не предупредив напарника, что отойдет.  Когда он поднялся, у него слетел котелок и ударился об камни…

Солдаты были одного призыва, прослужили вместе год, отношения между ними нормальные. Труп оставлен на месте под охраной. Всё.

Повисла тишина. Говорю комбату:
- Надо докладывать. Дело  к утру.
Он и сам все понимает.

Не  в осуждение погибших, а ради истины надо сказать, что  потери у нас бывали и в мирное время, и сейчас на войне, нередко по глупости, по неосторожности, по преступной халатности лично погибшего или его начальника.  Кто служил в армии, тот может привести немало примеров подобного плана. Сейчас это называют культурно - «человеческий фактор».

А тогда  это было  «чп». Ротный и взводный с бойцами уходят вниз. «Штрафного»  бойца оставляют пока у нас. Комбат поручил командиру хозвзвода: «Глаз с него не спускать, чтобы еще не наделал какой глупости». Доложили в центр, что столкновения не было, причина гибели солдата недисциплинированность поставленных на пост, готовы принять вертушки для загрузки трофеев  и отправить погибшего.

Утро. Нехотя завтракаем.  Комбат внешне спокоен.  Пытаюсь разговорить его о случившейся ситуации. Он уже в Афганистане полтора года, а я новичок.  Были ли ранее такие случаи гибели?

Отвечает:

- Были. Но в основном подрывы на минах и в результате огневого воздействия противника из засад. Такой глупой гибели не было.

- Что будет со стрелявшим бойцом?

-  Погибшего спишут на боевые потери, а стрелявшего скорее всего переведут в другой полк или в тыловое подразделение.

Прилетели вертолеты. Комбат отправляет под охраной «штрафника» вниз, дает команды на загрузку  вертолетов. Ротам держать под контролем местность. После ухода вертолетов  снимаемся. Бдительность не терять. Духи наблюдают за действиями «шурави» - советских и могут сделать нам несладко.  Но где они?

Вертолеты МИ-8  подошли. Сопровождавшие их боевые  МИ-24-ые по нашим указаниям наносят огневые удары по подозрительным местам. Наши роты обозначили себя цветными дымами, чтобы не врезали по своим. Рокот и грохот взрывов, море огня и дыма. Комбат через авианаводчика просит обработать ущелье восточнее, куда мы будем выдвигаться.

Вертолеты Ми-8 забрав трофеи, уходят. Вторая пара вертолетов забирает и проштрафившегося бойца, офицера от оперативного отдела, который прилетал на месте разобраться. Под прикрытием Ми -24-х вертолеты МИ-8 уходят. Начинаем движение и мы.  Через шесть часов  мы на новом рубеже.

Все повторяется. Зачистка, сбор трофеев. Работаем на этом рубеже два дня.  Я побывал в 5-ой и в  6-ой ротах. Основная форма работы – беседы с бойцами, информации  для небольших групп. Люди переживают «чп». Беседуем, разбираем нюансы. Результаты зачистки радуют. Не напрасно мы поработали. Нашли два безоткатных орудия, три зенитных установки, сотни мин, ящики с боеприпасами , стрелковое вооружение.  Это значит , что у духов будет меньше возможностей наносить по нам удары.  Прилетели вертолеты, все забрали, опять обработали окрестности, им помогала пара  штурмовиков СУ-25-ых.

Выдвигаемся в сторону Суруби, где в узком месте электростанция, построенная  в 50-е годы советскими специалистами. Искусственное озеро смотрится прекрасно. Не зря здесь король Захир-шах сделал свою летнюю резиденцию.

Работаем по прежнему плану. Ночью  наши подразделения подверглись сильному обстрелу, но все обошлось благополучно. На девятый день сосредоточились на местности, позволяющей принять вертолеты. Прилетели офицеры – оперативники. Нас снимают, и мы отправляемся на Кабул. Так завершилась моя первая  боевая операция. Докладываю своему начальству. Готовлю итоговое донесение.  Коллеги уже «подсуетились» насчет бани. Но сначала хватаюсь за письма из дома. Их - аж три!  Дома все в порядке, все здоровы, и это главное.

Таких операций  с моим участием за два года было не меньше двадцати.  Готовимся  всегда тщательно.  Подготовка  ведется скрытно. Никаких радиопереговоров.  Координация действий с афганцами  за несколько часов до выхода.  Личная подготовка с каждым выходом совершенствовалась, учитывался опыт свой и моих товарищей. Порой от какой-то мелочи могла зависеть твоя жизнь. И все же  не раз происходили случаи, от которых мог не вернуться живым. Видимо, так было угодно Богу, чтобы я остался живым!

В феврале 1986 года  исполнился год моей службы в Афганистане. И по итогам года был представлен к государственной награде – ордену Красной Звезды. Но при вручении  мне  вышла медаль «За боевые заслуги». Вручая ее, заместитель командира дивизии сказал:

-А у вас, Михаил Герасимович, в наградном отделе Президиума Верховного Совета СССР, наверное, завелся личный недоброжелатель. Ведь вы представлялись к другой награде.

Ну, что тут скажешь?!  Только то, что и положено: «Служу Советскому Союзу». То же самое произошло к концу второго года моей службы в боевой обстановке.  Снова был представлен к ордену Красной Звезды. И снова   пришла другая награда - орден «За службу Родине в ВС СССР» 3 степени.

Какому-то клерку в Москве было виднее, чем награждать, нежели твоему непосредственному начальнику.  Воистину, для награждения тем, к чему тебя представили, надо было  быть раненым, контуженным или, на худой конец, сидеть рядом  с большим начальником.  Уже потом я узнал, что чем выше начальник, тем  выше по статусу ему полагался орден.  И несмотря ни на что, я горжусь своими наградами. На них мой пот,  мои тревоги, преодоление страха, слезы и мольбы моих родных, и слава Богу, что на них нет моей крови.  За меня Господу поставили большую свечку!

В 1987 году я вернулся в Союз. Когда после более  чем двухлетней разлуки  встретился  дома с  семьей,  супруга, разбирая багаж, спросила меня :

- А где твой зеленый блокнотик с алфавитом? – при этом заговорщически переглядывается с мамой. Обе улыбаются.

Нахожу блокнотик.  Я его носил с собой на боевые, так как там  адреса, всех друзей, родственников. Иногда просмотришь список и уже становилось теплее. Он у меня всегда был во внутреннем кармане слева.

Жена берет его и вытягивает картонные корочки из коленкорового чехла, с ними выпадает листик бумаги.  Поднимаю, разворачиваю. Внутри крестик и текст молитвы…
Стоим смотрим друг на друга, губы трясутся, плачем… Потом встаю на колени, целую руки жены и ее матери. Поднимаюсь с колен и читаю молитву «Живые помощи».

«…не убоится страха ночного, от стрелы, летящей во тьме, приходящей от стреляющего беса …»

Останавливаюсь, слезы душат, а в голове всплывают картинки: растяжка с гранатой за ухом, карниз над пропастью  в  Панджшере, пролетевший рядом с вертушкой снаряд зенитного комплекса, проводок мины «лягушки»… Это сколько же раз мог я погибнуть, но не погиб.

Дальше рассказывает жена Валентина.

Когда я готовился к отъезду в Афганистан, она взяла блокнотик, отдала маме и та поехала в Псковский Кремль. Там попросила священника написать молитву и освятить крестик. Дома запрятали крестик и молитву под обложку блокнотика. Так, я все время пребывния в Афганистане, носил этот обериг у себя на груди, даже не зная о его существовании.

Да, такие вот дела! Наверное, правда за меня была поставлена Великая свечка, чтобы я невредимый возвратился домой.
                И в этот раз мне снова повезло:
                От пуль прикрыло ангела крыло.
                За то,  что  выжил  в том лихом бою
                Его  и Бога я благодарю.
               
                Александр Рожко
               
Афганистан стал для воинов школой  мужества, боевого, морально-политического, психологического и нравственного воспитания. Побывав в бою, человек преображался. На войне вся шелуха моментально слетает с человека. И практически сразу видно, кто есть кто.  Хитрить, притворяться – бесполезно.  Мужской коллектив: надо – морду набьют, надо – по-другому научат. На войне совсем другие законы, совсем не так, как в мирной жизни.

Да, были ошибки, были жертвы. Мы не были ни захватчиками, ни оккупантами. Мы ушли оттуда с развевающимися знаменами и гордо поднятой головой.  Мы дорожили войсковым товариществом. Мы и сейчас дорожим афганским братством, гордимся мужеством героев. Мы помним о тех, кто не вернулся с этой войны.

Афганец – это символ мужества и героизма. Я горжусь тем, что прошел дорогами Афганистана. Другого подхода к оценке нашего пребывания в Афганистане  быть не может.