Гибель дивизии 44

                РОМАН-ХРОНИКА

                Автор Анатолий Гордиенко

  Анатолий Алексеевич Гордиенко(1932-2010), советский, российский журналист, писатель, кинодокументалист. Заслуженный работник культуры Республики Карелия (1997), заслуженный работник культуры Российской Федерации (2007).

Продолжение 43
Продолжение 42 http://www.proza.ru/2020/02/05/952

                ОКОНЧАНИЕ РАССКАЗА ЛЕЙТЕНАНТА С ЧЁРНЫМ ЛИЦОМ

  «Сражались мы до полного умопомрачения, не понимали, где день, где ночь, где свои, где чужие. Нещадно била финская артиллерия. Да метко так лупила. Хорошо, что наш сарай из дикого камня, а так пиши пропало. Была у нас надёжа – два танка, подбили их. И две пушки, 152-миллиметровые гаубицы, но к февралю снаряды кончились. Просит наш капитан Белоглазов дать разрешение на отход остатка батальона. Долго не давали, потом комполка майор Медведев передал шифровку по радио, я сам её принимал: «Выходите с техникой». Белоглазов приказал расчистить дорогу для пушек. Погнал нас, штабистов, обслугу, грозил наганом. А что толку, посуетились мы, поковырялись и упали в снег, как снопы ячменные. Сил не было подняться, отощали совсем.

  Вечером 17-го февраля впряглись и пушки на себе потащили. Протащили мы их метров сто, и всё. Замки у пушек вынули, закопали, как положено. Кто закапывал замки, не знаю, не видел. Двинулись вперёд. Впереди самые крепкие. Комбат, несколько штабных командиров с документами, я с двумя радистами и радиостанцией замыкали колонну. Прошли совсем немного, как вдруг там началась стрельба. Финны били и спереди, и с флангов. Сполохи от выстрелов, гранаты рвутся, крики раненых. В общем, попали в засаду, финны будто ждали нас. Задняя часть колонны отступила назад, к хутору. А те, кто были впереди, все погибли. Кричали они страшно, звали на помощь. Ночью финны никого в плен не взяли, всех убивали и даже тех, кто руки подымал.

  На хуторе комбат организовал оборону. Финны сунулись к нам, но поняв, что мы сопротивляемся, дальше не пошли, решили дождаться рассвета. Утром нас всё же взяли в кольцо. Финны подошли вплотную к нашему сараю, стали кричать «рюккиверх». Вышли мы. Человек тридцать нас осталось. Подскочил финский офицер в белой куртке, в меховой ушанке. Немолодой, по-русски справно говорит, и первым делом: «Кто у вас тут командир?» Белоглазов вышел вперёд. «Где замки от гаубиц?» – закричал финн и пистолетом стал махать. Белоглазов плечами пожимает. «Застрелю как собаку!» – кричит финн комбату. Потом увидел лейтенанта Иванова, у него пушечки на петлицах шинели. «Где замки? Где замки спрятал?» «Не знаю!» – кричит Иванов и заплакал. Офицер стал бить его пистолетом по лицу. Бил, бил, а тот только плачет. «Не скажешь – застрелю как собаку! Перестань плакать!» – закричал финн и выстрелил ему прямо в лоб. Распалился до нельзя, кричит нам, что отец его был капитаном III-го ранга царского флота и когда его революционные матросы-большевики кололи штыками, он не плакал, а пел «Боже, царя храни».

  Потом малость поутих, закурил. И вдруг снова: «Есть среди вас комиссары, политруки? Шаг вперёд!». И матом, матом. Тут выскочил из-за сарая сержант Левашов с винтовкой наперевес. Пошёл прямо на офицера да никак не может рукоять затвора довернуть – пальцы-то отморожены. Хрипит, ругается, а ничего у него не выходит. Офицер глядит, курит. Финский солдат у Левашова винтовку вырвал, хотел из неё убить сержанта, но офицер не дал, руку поднял, стоп, дескать, не тронь. Офицер тут и говорит нам, что этот парень – настоящий русский солдат, и он его не тронет. Взял и дал ему папироску. Сам прикурил и дал. Так Левашов выплюнул её.
Потом нас повели по дороге, которую мы расчищали. И ступали мы прямо по телам наших товарищей, наших бойцов, тех, кто погиб ночью. Пришли к обозу, стали бросать нас в сани, друг на дружку. Офицер опять распалился. Молоденькие наши красноармейцы просят не убивать их и начали плакать навзрыд. Финн выхватил пистолет, а Белоглазов закричал, что офицер ведёт себя не по-людски, что так не поступают с пленными, что у нас нет сил держать винтовку, что все мы тут обмороженные, больные, пальцы у всех гниют.

  «Так вам и надо. Это господь бог вас карает. Вы захватчики. Мы вас сюда не звали!» – закричал офицер и стал бить его по щекам. Однако в него не выстрелил. Видимо, потому, что хотел привести нашего комбата самолично к своему начальству и медаль получить. Командира батальона в плен взял! Капитан, не какой-то там сержантик.
– Сдался в плен Белоглазов, сдался, как последняя сволочь, – резко перебил лейтенанта Московский. – Давал же гад присягу... до последнего вздоха... пока бьётся сердце большевика. Я его не видел этого Белоглазова, мимо меня Кондрашов провёл. А куда делся комиссар батальона, где политруки рот, комсорги? Слабовато натянуты вожжи у Разумова, слабовато. Сдача в плен комбата-коммуниста аукнется ему крепенько, вставят ему сучковатую палку в задницу...
– Разрешите обратиться, – заспешил лейтенант. – Белоглазов в последние дни очень хворал, его прямо с ног валило. Я всё время рядом, видел, можно сказать, лечил его...
– Но он дышал? Понимаешь ты или нет, куриная голова? Он дышал! Надо было харкнуть ему в рыло, офицеру этому, хорошо бы даже харкнуть кровью, ежели у комбата действительно имеется в наличии болезнь, как ты говоришь, пусть белофинская контра умоется нашей рабоче-крестьянской кровью.

  – Разрешите продолжать, товарищ лейтенант госбезопасности? – спросил совсем оробевший командир взвода.
– Разрешаю.
– Меня тоже кинули в сани. Поехали мы. Сани наши замыкали обоз. С горушки стали резво спускаться, я с саней скатился, замер в снегу. Будь что будет. Не заметили. День я бродил по лесу, нашёл тропу на просеке. И всё же не знаю, не пойму, как я прибился в Леметти. И сразу же в штаб дивизии. Оттуда попросился к вам, товарищ Московский, сказал, что мы знакомы с вами ещё раньше, в сентябре 39-го подружились.
– Ну про знакомство зря ты сболтнул, – перебил его особист. – Что скажешь, Климов, впечатляет рассказ? Бери сюжет, есть завязка, есть развязка, есть стержень. Бери даром, а живы будем, гонорар вместе пропьём. Добавь сюда ещё один свежий вполне достоверный факт, как одного нашего командира за то, что молчал и секреты военные не выдал, финны привязали за ноги к двум машинам и разорвали пополам. Теперь о том, сколько наших в плен попало. Не ведаем мы тут сидя, а посему цифру опустим. Запомни: в нашей дивизии нет и не было массовой сдачи в плен. Понял, Климов? Завтра вечером жду с текстом. Не задерживаю. Будь здоров и не кашляй.
– Честь имею. Руку к каске, мой лейтенант, – прошептал я, пригибаясь перед низкой дверью землянки.

  Ночью нас подняли по тревоге. Накрутив кое-как портянки, влез в валенки, снял винтовку, висевшую в изголовье. Бежать нет сил, побрёл к траншеям на левом фланге, это место закреплено за нашей землянкой в случае наступления финнов. Пока добрёл, перестрелка стала затихать. Остался на посту до утра.
Прилетела по радио телеграмма из Москвы. Редколлегия «Правды» поздравляла меня с Днем Красной Армии и желала больших творческих успехов. Самым лучшим подарком для меня была бы сейчас баня, пусть не наша любимая железнодорожная, а самая что ни на есть захудалая деревенская, но жаркая банька.

  Из услышанных разговоров.
Беседовали бывшие возчики, бывшие ездовые. Мы вместе ладили снежный бруствер над траншеей.
– Этот-то, самый главный финский командир, сказывают, будто русский. Маннергейм — это у него кличка такая, ежели перевести, то получается «лихой казак». Служил в царской кавалерии, продвинулся аж до генерала. Крестов наполучал полную шапку. Храбрости отчаянной был. А почему? Да потому, что русский, тут уж что ни говори...
– Он с царём был в корешах. А потом незадача вышла. Высокий он и лицом пригожий. На него и положила глаз царица. Она немка, и Маннергейм тоже немец. Никакой он не русский. Враки это. Они по-своему гергочут, да всё в тёмных калидорах. А царь Николай не понимает их разговора, и выдворил он его вон. Энтот и подался в Финляндию, а потом со зла стал отгораживаться от нас, линию Маннергейма пошёл строить.
– Один шофёр из соседней дивизии овёс фуражный к нам привозил в декабре, так говорил, что там на этой линии Маннергейма целые подземные города. Всюду бронеколпаки из секретной стали, их ничто не берёт, а земля устелена толстой резиной. Наши снаряды падают, бац о резину – и назад отскакивают...».

   Продолжение в следующей публикации.