Дядя, ты дурак?

          Если уж говорить о лицах литературных героев, то для меня наиболее зримы те из них, которым повезло попасть в хорошие экранизации. Этих лиц мало — буквально по пальцам перечесть. Они отпечатались в моём сознании с фотографической точностью: медальный профиль Арчила Гомиашвили (Остап Бендер), нелепый, жалкий до слёз Зиновий Гердт (Паниковский), огромные, летящие навстречу счастью глаза Людмилы Савельевой (Наташа Ростова), мягкая бородка и грустная улыбка Алексея Баталова (Дмитрий Дмитриевич Гуров). Вот, пожалуй, и всё. Другие кино-литературные герои не очень совмещаются с моим представлением о них. Я точно знаю, что они не такие, а какие — толком сказать не могу.
          С теми же, кто в кино не попал, ещё сложнее. Герои, даже со старательно выписанной внешностью, всё равно чуть размыты, чуть не в фокусе, их надо додумывать. Большей частью получается именно литературный герой, а не человек, которого ты словно увидел собственными глазами. У меня, по крайней мере, так. И это даже в прекрасных произведениях замечательных авторов. Что уж говорить о тех бледных и схематичных персонажах, которых надо самому дорисовывать и буквально раскрашивать!

          Одно из главных попаданий в «яблочко» я приберёг для настоящего эссе. Моего героя зовут Серёжа. Он главное действующее лицо повести Веры Пановой, которая так и называется «Серёжа», а ещё одноимённого фильма Георгия Данелия и Игоря Таланкина  (их дебютная полнометражная работа). Почему о нём? Да потому что, едва начав первый раз читать повесть, буквально увидел Серёжу и узнал в нём себя. А когда дочитал до конца, был безмерно благодарен Пановой, которая, как волшебница, — раз! — и превратила меня в пятилетнего малыша, заставила пережить детские восторги и ужасы, вспомнить то, что, как мне казалось, давно выметено из памяти. Она словно спросила меня: «Ну что, не забыл, как трудно быть маленьким?»

          Повесть невелика — всего сто страниц. Только что её перечитал. И снова увидел волосы пухом, тоненькую шею и глаза, распахнутые миру. Только у детей бывают такие глаза. Только в детстве бывает такая неуёмная жажда — открыть, познать, попробовать. А ещё как-то приспособить под себя огромный и сложный мир, найти в нём своё место. Читал и думал: «Да, да, так это и было!» Своё детство я могу назвать очень счастливым, но каким же трудным было оно!

          «Петухи клюются, кошки царапаются, крапива жжётся, мальчишки дерутся, земля срывает кожу с колен, когда падаешь, — и Серёжа весь покрыт царапинами, ссадинами, и синяками. Почти каждый день у него откуда-нибудь течёт кровь. И вечно что-то случается».

          Всё так! И ссадины, и крапива, и бесчисленные падения; разбивания то лба, то окон, то любимой маминой вазы; жгучее желание потрогать, повертеть, построгать, порезать, повтыкать; затрёпанные книжки, выученные наизусть; мечта о велосипеде и пр., и пр. И постоянные перепады: то горе, то счастье.
 
          «От всего, что приходится увидеть и испытать за день, Серёжа очень устаёт. К вечеру он совсем изнемогает: едва ворочается у него язык; глаза закатываются, как у птицы. Ему моют руки и ноги, сменяют рубашку – он в этом не участвует, его завод кончился, как у часов.
          Он спит, свободно откинув светловолосую головку, разбросав худенькие руки, вытянув одну ногу, а другую согнув в колене, словно он всходит по крутой лестнице. Волосы, тонкие и лёгкие, разделившись на две волны, открывают лоб с двумя упрямыми выпуклостями над бровями, как у молодого бычка. Большие веки, опушённые тенистой полоской ресниц, сомкнуты строго. Рот приоткрылся посредине, в уголках склеенный сном. И дышит он неслышно, как цветок.
Он спит, и можете, пожалуйста, бить в барабаны, палить из пушки – Серёжа не проснётся, он копит силы, чтобы жить дальше!»

          На всё, что происходит в повести, мы смотрим глазами пятилетнего мальчика.  Часто это забавно, почти всегда трогательно, но в какой-то момент становится страшновато. Приходит прозрение: оказываются, эти несмышлёныши порой видят нас насквозь и чувствуют наши уловки и обманы. Они не умеют их разгадать, но инстинктивно понимают суть — и меняются. Иногда в одночасье.

          Вот, например, такой эпизод. Мама убеждает Серёжу, что без папы плохо. Он в этом совсем не уверен, но соглашается, потому что чувствует, что мама хочет этого. Однако, когда привозят чемодан Коростелёва и мама ставит Серёжу перед фактом, говоря: «Серёженька, Коростелёв будет жить у нас. Он будет твой папа», — Серёжа задаёт прямой вопрос: «А почему?» И не получает ответа.

          Ещё одно событие. Пришедший в гости дядя даёт Серёже конфету. Тот, сказав, как положено «спасибо», разворачивает фантик, а он оказывается пустым. Дядя радостно смеётся — шутка удалась, — а Серёжа поражён до глубины души, он не верит своим глазам. Потом, видимо, что-то сообразив, спрашивает: «Дядя, ты дурак?» И тут же получает от мамы нагоняй с требованием немедленно извиниться. Ободранные коленки заживут, нарастёт новая кожа. А такая рана может оставить шрам на сердце на всю жизнь. Ему повезло с отчимом — новый папа категорически стал на его сторону. Извиняться не пришлось, но авторитет взрослых поколеблен основательно.
 
          А конец повести просто бьёт наотмашь. Проходит время, у Серёжи уже есть братик, семья переезжает — далеко, в какие-то мифические Холмогоры, а Серёжу отставляют с тётей. Причина — он только что переболел и слаб. Через несколько месяцев, когда он окрепнет, за ним обещают приехать. Его разговор с матерью трудно читать, это воистину трагедия.

          «Лёню они наверно возьмут». Проверяя, он спросил, давясь, распухшими губами:
          — А Лёня?..
          — Но он же крошечный! — с упрёком сказала мама и покраснела. — он без меня не может, понимаешь? Он без меня погибнет! И он здоровенький, у него не бывает температуры и не опухают желёзки.
          Серёжа опустил голову и снова заплакал, но уже тихо и безнадёжно.
Он бы кое-как смирился, если бы Лёня остался тоже. Но они бросают только его одного! Только од один им не нужен!
          «На произвол судьбы», — подумал он горькими словами из сказки про Мальчика с пальчика.
          И к обиде на мать — к обиде, которая оставит в нём вечный рубец, сколько бы он ни прожил на свете, — присоединяется чувство собственной вины: он виноват, виноват! Конечно, он хуже Лёни, у него желёзки не опухают, вот Лёню и берут, а его не берут!»

          И опять неродной ему человек, отчим, проявил бо;льшую чуткость, чем родная мать. В последний момент, не в силах перенести серёжину боль, он всё-таки забирает его с собой. Этого тоже Серёжа никогда не забудет.

          Очень понимаю Серёжу в этом эпизоде, потому что у меня тоже был младший брат, и я хорошо помню, как ему прощалось многое, за что я был бы неминуемо и строго наказан. Горько было это сознавать. Сейчас мы с братом смеёмся над этими детскими обидами, а тогда мне было совсем не до смеха.

          Просто удивительно, как хорошо чувствует Панова детскую душу и как точно умеет об этом сказать. Вся повесть полна бесчисленных мелочей, которые для взрослых не имеют никакого значения, а для ребёнка первостепенны; у детей иной масштаб, иной отсчёт, своё время и своё пространство. Читая книгу, мы попадаем в другой мир, огромный, ужасно сложный и практически непознанный. Очень интересно читать, это гораздо круче фантастики! А какая практическая польза! У кого нет детей — будут; у кого уже выросли — внуки подрастают. Да и чужие дети, на которых мы натыкаемся каждый день и чаще всего просто не замечаем, тоже дети.

          «Серёжа» — книга, написанная для взрослых (заметим, не для дураков), чтобы читатель, взяв в руку маленькую ладошку, прошёл вслед за светловолосым мальчиком по СВОЕМУ детству. Этот мальчик, как сталкер, приведёт вас в страну, из которой вы уже давно ушли и которую почти забыли. А между тем, именно там всё началось. Ваша судьба, нынешние успехи и неудачи выросли из тех зёрен, которые заронились в вашу душу именно тогда. 
          Каждый день меняет ребёнка, приносит ему то великое счастье, то жестокое разочарование. Открытие Колумбом Америки — ничто по сравнению с тем, что ребёнок вдруг понимает, что взрослые говорят неправду. А какой стресс — осознать в солнечный сентябрьский день, что ты вовсе не единственный и неповторимый, не центр мироздания! Этих единственных — целый школьный двор.
          На каждом шагу детей поджидают трудные вопросы и сомнения, и от того, как они на них ответят, зависит, какими они вырастут. Взрослые могут и должны помочь им найти правильные ответы, не погасить огонёк, который до поры горит в каждом. И когда у меня появились собственные лети, я очень часто вспоминал эту замечательную повесть и мальчика Серёжу.

          P. S. Фильм «Серёжа» — идеальная экранизация. Если ещё не видели, посмотрите обязательно!