Мост продолжение

Выехали на бетонку.  Двое бойцов на броне, придерживают раненого, чтобы не потерять при движении. Дым от горящих домов впереди застилает улицу.  У парня, на его чёрном от гари лице, два светлых ручейка высохших слёз. На руках грязные трёхпалые рукавицы. Колени изодраны в кровь, на окровавленную ногу наложен жгут чуть выше колена. Курит уже вторую папиросу, убивая никотином свой страх и голод. На удалении от танка Скрепнёва идёт пехота. Спереди и сзади. Даже не идут, а бредут неуверенно и устало переставляя потёртую и грязную кирзу. Никаких бронежилетов. Только каски и оружие. Боковые карманы брюк выпирают от тяжести снаряженных магазинов. Автомат, каска, ложка, смертник. На войне ничего не меняется для пехоты. Меняются лишь командиры.  Где-то среди искорёженной техники, в подбитой БМП Мишина, всё так же сидит за штурвалом, сгоревший живьём, гвардии ефрейтор Милютин. И безногий наводчик Капанадзе, который вылетел из машины через люк. Затем приполз к её гусеницам и каткам, умирать. Каждый теперь знал и понимал, кому нужна эта жертва. Впитал ответ в себя с первым громким выстрелом, и с первым сухим щелчком автомата. Бои теперь будут идти вечно. От сотрясений, к потрясениям. Путёвка в жизнь, за подписью президента для выпускников средних школ России.

— Гром, Гром, я Слон, ответьте Слону, — вызывал на всех фиксированных частотах Скрепнёв.
— Разбита рация, наверняка, — товарищ лейтенант, — выйдем к месту боя, там разберёмся. Слышите, как стрелковым работают впереди.
— Слышу,  слышу,  — полез к Утёсу,  командир.

Мишин поднял руку и присел у обочины в тридцати метрах от танка.  Вцепился во что-то тяжёлое и давай тащить. Бойцы сидят на корточках почти вплотную, у ворот домов и наблюдают за офицером. В сточной канаве лежат трое мёртвых солдат без кителей и бушлатов, в одних окровавленных тельняшках. Судя по ранениям их добивали в упор. Стреляют совсем близко.  И это радует танкистов. Собаки сходят с ума и рвутся с цепей. Из дома напротив быстрым шагом выходит старик и идёт, к Александру.  Руки подняты, одет по-домашнему, на ногах калоши. От него не отстаёт старушка с полотенцем в руке, чуть нагоняет и бьёт по спине. Старик не реагирует и шаг не сбавляет. Мишин держит его на прицеле, но по мере сближения медленно опускает автомат.

— Командир,  вы вовремя. Не стреляйте, я свой. Мы русские. Ваших ребят окружили. Человек тридцать живые, с ними два офицера. Ими майор какой-то командует.  Это все, кто уцелел на мосту. Три дома заняли, отстреливаются пока. Машины ваши развернулись и уехали когда бой начался. Почему командир?
— Потому, — ответил резко лейтенант,  — это кто сделал? Кто солдат убил? Не могли у себя спрятать? Каждый о своей шкуре думает да?
— Что ты хочешь от стариков? — возразила женщина. — Это ваши разборки, московские.
— Уйди мать, — крикнул дед, — у них миномёты и ещё оружие подвозят, через наш сад двигайте командир!
— Да ты совсем ополоумел?  — вскрикнула старуха.
— Уйди ****ь старая сказал, а то с ними воевать пойду, — оттолкнул её дед.

Востриков прыснул от смеха, но тут же отвернулся, поймав полный ненависти взгляд Мишина.

— Слон, давай уходи с дороги. Дуй прямо за нами через сады, — дал указание танкистам взводный.
— Что случилось Ромашка?  — спросил Скрепнёв.
— Слышишь возню на окраине?
— Так точно.
— Чеченцы работают стрелковым и миномётами. В двух-трёх домах Гром засел.
— А если дезинформация? Сейчас запрут нас с четырёх сторон.
— Да не… старик с нами, в бой рвётся. Видать херовая баба ему досталась. Мы во двор,  и ты за нами. Круши, ломай — Москва отстроит. Скоро темнеть начнёт, тогда жопа, друг друга положим. — У меня идея есть Слон. А ну рядовой доставай, что у тебя за пазухой.
— Товарищ лейтенант,  — затянул жалобно долговязый срочник со снайперской винтовкой.
— Давай, давай боец, доставай — это приказ.
— Где мне ещё трофей потом такой найти?  — парень стал неохотно доставать зелёное полотно ЧРИ, расстегнув пару пуговиц бушлата.

Мишин запрыгнул на броню танкистов и подмигнул Скрепнёву, привязывая флаг к антенне. Командир танка покрутил пальцем у виска и снова полез за фляжкой спирта. Идея стара как мир, но другого выхода нет. Эффект неожиданности — это шанс для всех, и риск погибнуть в данной ситуации, пропорционален победе.

— Пока противник ведёт бой и сосредоточен на своей задаче, мы зайдём в тыл настолько, насколько подпустят. Идти по-боевому парни, — инструктировал экипаж командир.
— Херово, без КДЗ, тащ лейтенант, — моргнул ресницами Поздеев, — влёт сожгут.
— Не сожгут,  — твердо и уверенно возразил Стаськов чем, несомненно, обрадовал лейтенанта,  — я готов.  Осколочно-фугасный, по их душу.  Командир за НСВТ. Устроим обмен опытом.

— А я всё ждал, когда же в тебе зверь проснётся Илья, ну или охотник, — похвалил Скрепнёв наводчика и добавил механику, — слышишь Поздеев, не думай о манёврах. Улочки узкие. Просто дави их всех.
— Ромашка, Слону, ребята сейчас самое время отказаться, слышишь меня Лёня? Никто не осудит,  не упрекнёт. До Ханкалы рукой подать, — прошипел по связи голос Мишина.
— Грубишь мне? В морду захотел пехота? — обиделся командир машины, — я учился воевать, я умею воевать, и мне это нравится!
— Да ты охмелел,  — засмеялся Александр, — знай на будущее, что брат ты мне теперь, понял?
— Отставить сопли Ромашка! Вперёд!

Двинулись рывком. Резкие осторожные перебежки под прикрытием главного калибра. Группа срезает огромный участок, минуя улицы сквозь дворы. Ориентир — это звук неумолкающего боя. Гусеницы перемалывают молодую яблоню и вишню, маневрируя между ветхими постройками дворов. Впереди ещё одна улочка. Пехота шарит по сторонам, затем перебегают её, и с ходу вваливаются во двор двухэтажного дома. По команде Мишина, танк Скрепнёва, как огромное чудовище выползает на дорогу и идёт напрямик параллельно домам ломая заборы. Ичкерийский флаг на русском танке вызывает приступы неконтролируемого смеха у Вострикова. Окна жилого дома выбиты, на дорожках внутри двора видны следы крови. Двери гаража настежь, и в глаза бросается лишь часть туловища бойца с разбитой колонны. Рядом лежит автомат. Видимо солдат прикрывал отход товарищей и скончался от тяжёлого ранения. Полз к укрытию, но потерял сознание и умер от кровопотери. Граната зажата в кулаке, чека на месте. Бойцы проверяют карманы погибшего на наличие документов и боеприпасов.

— Бегом ребята, бегом. Нет времени,  — поторапливает взводный пехоту, — по сторонам смотрите!
— Аллаху Акбар! Здавайтэсь свиньи! — сквозь какофонию стрельбы доносится вопль, затем звучат сразу несколько разрывов гранат.
— Я не пойду туда! Я лучше здесь,  — вдруг выпалил снайпер и сел на задницу подле тела убитого мотострелка.
— Ну и шкерься тут еблан, — съязвил Востриков.
— Отставить, прекратить панику,  — крикнул офицер, обводя злобным взглядом всё отделение, — я тебя уговаривать не буду Серёжа, но остаться одному страшнее. Так и голову потеряешь. Я в буквальном смысле. Ты меня понял?
— Понял, — образумившись, вскочил на ноги снайпер.
— Рассредоточиться по двору, к перекрёстку без приказа не суйтесь. Я на второй этаж, гляну что, да как. Серёжа, я знаю, что ты не трус, страшно всем, это нормально. Поэтому, на тебе наш раненый боец. Вы останетесь здесь, в доме. Итак, ставлю общую,  и на сегодняшний день, главную задачу, — выправил плечи Мишин, чтобы вселить уверенность в своих бойцов, — под огневым прикрытием танкистов нам необходимо прорваться, к Грому. Чемезов и Лопатин сразу за мной, у вас весь наш БК. Снимите два ящика 5,45 с брони и нашего раненого.

Лейтенант наблюдал за перемещением противника в бинокль из глубины комнаты второго этажа. Впереди на перекрёстке пять автомашин и множество огневых точек. Чеченцы ведут вялый обстрел двух домов по левую сторону улицы. Шарахнуло белым облаком с тыльной стороны зданий. Гром окружён и занял круговую оборону. Танкистам можно работать с дистанции, но тыл ребятам прикрыть нечем. До цели 300-400 метров. Боевики смакуют момент. Ждут, когда наши отстреляют боезапас, затем плен, телеэфир и отрезанные головы молодых пацанов. Это они умеют. Брать всем скопом. Завязать бой в жилом секторе, прикрываясь мирными жителями, а самим отойти — излюбленная тактика шакалов, а не волков. Все эти мысли проносились в голове офицера, как пули при обстреле колонны. И ранят эти мысли не меньше свинца оставляя рубцы на всю оставшуюся жизнь.

— Ромашка, Слону, ваш выход ребята! Слева наши, не зацепите. Справа и по центру чичи. Прикройте нас броней, мы их пощиплем с фланга и рванём к Грому. Когда я дам зелёную, начинай работать Слон!
— Принял, понял, не дурак,  — ответил Скрепнёв, — лучше вы, по первому залпу, рвите когти к десанту. У вас будет всего несколько минут преимущества, затем они по мне работать начнут.

Гвардии майор ВДВ Геннадий Васильевич Коротков.

Кровь огромной чёрной лужей растеклась под телом старшего лейтенанта. Лицо больше не морщилось от боли, румянец ушел, и глаза остекленели каким-то задумчивым и умиротворённым выражением. Офицер умер молча, но с открытыми глазами, желая руководить боем, до самой победы. Он победил и умер. Сюда, в угол детской комнаты,  рядом с пустой кроваткой, стаскивали и других погибших гвардейцев-десантников. Пули бьются об стены, влетают в окна, гремят по металлу железной ограды по периметру дома окружённых. Двое бойцов сбивают одеялами пламя в одной из многочисленных комнат. Первый этаж дома забаррикадирован мебелью и стройматериалами разрушенного летнего домика в саду. Через сад, через выломанную ограду, сквозь этот недостроенный домик носятся уцелевшие солдаты, к обороняющимся соседям. Со вторых этажей обоих домов бьют короткими очередями наши пулеметы, не подпуская противника на бросок гранаты. Бойцы постоянно меняют позиции. Почти у всех осколочные ранения и контузии. Лестничный пролёт спасает от мух и шмелей. Фланги и тыл прикрывают стрелки. Берегут боеприпасы и бьют одиночными. Коротков без бушлата в одном кителе, прижавшись спиной к стене, перетягивает жгутом свою прострелянную ногу. Жгут скользкий, как змея в окровавленных пальцах майора. Замполит басовито мычит сквозь стрельбу, детскую новогоднюю песенку, пытаясь унять тем самым боль. Замаскировать её под отчаянность и злость, лишь бы не видели подчинённые. Вокруг офицера ползает радист, бинтует рану. Постоянно докладывает обстановку. Каждые десять минут рядовой Берёзин выползает из комнаты и бежит на второй этаж, улыбается и бодрит ребят, и снова спускается к командиру, с докладом.  Единственный оставшийся в живых офицер, кивает подбородком, загоняет в подствольник  гранату и стреляет в окно, не поднимаясь с грязного осыпанного битым стеклом пола.

— Сука, — вдруг перестал петь майор, — задачу не выполнили, мост не взяли и даже отступить по-людски не можем. Где подкрепление? Они что там ****ь в Ханкале, списали, *****, нас вчистую? Думают, я так и буду, тут с обезьянами, в пинг-понг играть, сидя на жопе?

Геннадий Васильевич ругался тяжело и громко, глядя на разбитую Р-159. Затем резко замолчал, взглянув на раненых бойцов, лежащих в прихожей. Взглянул, в бледные изнеможённые лица ребят и улыбнулся, через силу кивнув подбородком.

— Танки! — закричали бойцы со второго этажа, — чеченские танки идут!
— Наверх меня Берёзин, наверх бегом! Умирать, так с музыкой! РПГ, сюда, — зло приказал Коротков.
— ****ец нам, — уловил шёпот бойца офицер,  — от РПГ, в подсумке два выстрела, остальные я выкинул, когда с ранеными отступали.
— Двух хватит, — прошипел майор,  поднимаясь с помощью ребят на второй этаж, к позициям наблюдателей. — Коробейников, там как на чердаке?
— Убит, и старший лейтенант Никитин убит, у соседей. На чердаке опасно. Пристреляли. Трое раненых скончались.
— Кто там боем руководит тогда?
— Старший сержант Кирилин.
— Молодцы, молодцы ребята,  — с горечью сказал уже всем бойцам Коротков.

Вдруг всё разом смолкло.  Кровожадный бог войны нажал на паузу своего кассетника. Солдаты уставились в грязное лицо майора, вслушиваясь в нарастающее лязганье танковых гусениц.

— Флаг дурачьё на антенну повесили,  — крикнул пулеметчик, — пока одна коробочка, тащ майор. За машиной, пехоты, человек пятнадцать будет. Ща мы им ****ь гимн исполним. Союз нерушимых, республик свободных.

Из-за укрытий и соседних через улицу домов, стали выходить боевики.  Из распахнувшихся огромных ворот дома напротив,  резво выскочили две легковушки чеченцев навстречу медленно идущему танку.  С мест пассажиров машут руками, водитель сигналом отбивает незамысловатую чечетку. С позиций чеченцев победоносная пальба в воздух. Они жестикулируют друг другу. Подпрыгивают как малые дети. Трое принялись танцевать лезгинку прямо за перекрёстком дорог.

— Шугнуть, а тащ майор? — злобно спросил крепкий парень с рваной раной щеки, поглаживая короб ПКМ.
— Отставить Веретенников. Боеприпасов больше нет. Бить нужно наверняка, — ответил майор глядя, в бинокль. — Пусть расслабляются суки, нужно уходить из дома, и занять позиции в саду. Обе крыши обрушат, к бабке гадалке не ходи…
— Там из соседних домов тоже лупят тащ майор.  Окружены мы. Давно колечко жмёт, просто я вас расстраивать не хотел, — доложил, оправдываясь, рядовой Берёзин.

Коротков достал из внутреннего кармана карту Грозного. Привстал на колено морщась от боли и развернул заляпанный кровью конверт.

— Видишь эти ****ские сады, сынок? — взглянул исподлобья Геннадий Васильевич и ткнул пальцем в карту. — Мы здесь. Вам напрямик нужно двигаться. Это ваш последний шанс. Таким образом, вы на позиции второй роты мотострелков выйдете. У них на трассе блок. Собери ребят в прихожей. Отзови с позиций соседей. Вашу группу поведет старший сержант Кирилин. Ясно?
— Так точно!
— У нас уже двенадцать ребят погибло от ранений, Берёзин. В прихожей пятеро, их спасти нужно. Десант своих никогда не бросит, не подставит, не забудет. Я о настоящих тебе десантниках толкую сынок, а не о тех пидорасах, которые тельник с беретом для красоты, в штабах носят. Да что я тебя всё Берёзин, да Берёзин. Беги Женя, к Андрею Кирилину. Пора уходить.
— А вы, тащ майор?
— А я уже своё пожил сына, осталось повоевать от души. Запомни братец, у нас русских и один в поле воин. Бегом приказ выполнять!

За окном раздалась стрельба крупнокалиберным пулемётом, затем истошные вопли боевиков, и пара мощных танковых залпов. Майор, пополз ближе, к окну опираясь на локти и колено. Приподнялся с трудом и взглянул на перекрёсток. Танк уже расталкивал горящие, искореженные, легковые автомобили чеченцев. За башней машины, в вечернее небо взлетела зелёная ракета, и под аккомпанемент НСВТ, мотострелки лейтенанта Мишина, рванули к домам Короткова. Улыбка пробежала по уставшему лицу Геннадия Васильевича, и молодцеватый огонёк вспыхнул в глазах. Набрав полную грудь воздуха, замполит закричал на весь дом:

— Наши! Это наши на броне идут, прикройте огнём пехоту!
— Наши! — закричал дружно весь первый этаж и соседние комнаты, где располагались огневые точки десантников.
— Как в кино,  товарищ гвардии майор, — ворвались, в комнату счастливые Берёзин с Кирилиным.
— Гостей встречайте, — оборвал подчинённых на полуслове майор, — если среди подмоги офицер, то ко мне его бегом.
— Есть, — скрылись из виду два чумазых лица в проходе.


Свои.

Братались. Четыре цинка патронов разлетелись по магазинам бойцов. Востриков, Кирилин и Берёзин ждали, когда закончит доклад Мишин. Александр, кратко и по существу доложил о положении дел, с колоннами штурмовых групп, чем окончательно убедил Короткова, о необходимости прорыва самостоятельно, своими силами. Раненых уложили на плащ-палатки. Определили тех, кто будет нести ребят и замену в этом нелёгком деле, с интервалом, в пятнадцать минут. В головной дозор и замыкание вызвались сержанты. Танкисты доложили о перегруппировке противника, торопили пехоту, ссылаясь на израсходованное топливо и боекомплект.

— Ромашка, отходите уже, — кричал Скрепнёв по связи, — мы свою задачу выполнили. Грому привет передавайте. Работают по мне со всех сторон. Пока стрелковым. Нам уходить нужно. Отправляю, к вам Стаськова, он парень крепкий.  Поможет раненых вынести. Я броней, как смогу прикрою…
— Принял Слон, — ответил Мишин, — спасибо вам от крылатой пехоты. Да, в общем, от всей пехоты, вам танкистам спасибо. Увидимся в Ханкале Лёня и допьём фляжку-то.

— А я остаюсь Саша, — вдруг схватил за руку лейтенанта майор.
— Это как? — округлил глаза взводный.
— Молча.
— Тогда я с вами.
— Отставить лейтенант. Людей поведёшь.
— Вы мне не командир, и род войск, у нас разный.
— Я старший по званию, — зло возразил майор.
— А я ваши звёзды на погонах не наблюдаю, — и офицеры громко и синхронно засмеялись, вспоминая первую свою встречу, в колонне.

Окруженные пошли на прорыв молча, сквозь сады и дачи, ощетинившись стволами, оглушая друг друга тяжёлым дыханием. Коротков с надеждой взглянул в след тающим в ночной мгле силуэтам неполного взвода. Мишин бил одиночными по вспышкам в соседних домах. Разом ухнули гранаты во дворе у ворот. Танк Скрепнёва лупит пулемётом и медленно сдаёт назад, тем самым прикрывая отступающих ребят через сады частного сектора.

— Ромашка-ромашка, я Слон! Карандашей проводил. Добро пожаловать на борт, — ожила рация лейтенанта Мишина, оставленная радистом Востриковым. — Сейчас припаркуюсь у вас. Жду на броне. Хватит геройствовать. Пора домой.

Это был последний  доклад от экипажа Скрепнёва. Вслед за словами прозвучали два гранатометных залпа. Одна граната попала в гнездо спаренного пулемёта, ударив в грудь осколками и тяжело контузив Леонида. Затем ещё и ещё чеченцы били гранатами. Башня танка накренилась, уронив сто двадцати двухмиллиметровую пушку на люк Поздеева. Сорвало гусеницу, и машина отчаянно стала крутиться на месте, пока не заглох двигатель. Вспыхнуло топливо повреждённых баков, и механик-водитель загорелся живьём. Его крик слышали офицеры, поливая огнём бородачей, облепивших подбитую машину. Мишин увидел, как вытаскивают из башни бездыханное тело Скрепнёва, и стрелять прекратил. Не смог.

— Выходытэ эй, — кричали за оградой, — здавайтэсь нэ будэм стрэлять, Аллахом кланусь! Танкыст жив ещё! Срочников своых пожалэйтэ!  Всем пэрвую помощь окажэм!
— Ладно!  Уговорили, — крикнул Коротков, выигрывая время для отступающих ребят, — минут двадцать нам  дайте! В порядок себя приведём! Для интервью…
— Ты чего? — увидел слёзы на глазах взводного замполит.
— Экипаж хорошо знал, Лёнька друг мой. Утром познакомились, — высморкался Александр и вытер глаза краем воротника бушлата.
— Все кого я хорошо знал там, на мосту в машинах сгорели, — сказал тихо майор и добавил, — не раскисай Сашенька. Мы с тобой этим днём, на всю жизнь оставшуюся доказали, что родились не зря. Понял меня?
— Так точно, Геннадий Васильевич, — шмыгнул носом Мишин.

Два уголька прикрыли грязные ладони офицеров, жадно глотая лёгкими никотин. Никогда ещё сигарета не оказывала такого успокоительного действия, как сейчас. На чёрном небе ни одной звезды. Оно освещается ярким светом пожарищ и очередями трассирующих. Весь город теперь гремит боями, и верить, в это не хочется, даже сейчас.

— Ну, что рэшили свиньи? — кто-то из боевиков громко крикнул через дорогу.
— Ответ отрицательный, — встал, облокотившись на подоконник Коротков, и выстрелил на крик из подствольного гранатомёта. Тут же произошёл хлопок и огромный огненный
шар влетел в комнату офицеров. Разрыв был такой силы, что часть стены рухнула на Мишина,
оглушив его и отключив сознание. Множество осколков впились в спину Геннадия Васильевича, на теле вспыхнул китель, загорелись волосы на голове, вздулась пузырями кожа. Истошный крик заглушил стрельбу атакующих. Чеченцы ворвались в помещение и сходу, в упор добили тяжелораненого Короткова. Долго осматривали два пустых полуразрушенных дома всей своей разношёрстной оравой, комнату за комнатой и чердаки, и подвалы. Выкрикивали проклятия с досадой и злостью, находя лишь тела погибших гвардейцев. Стрельба в голове лейтенанта исчезла вместе с гортанными воплями. Вокруг лишь холод, боль и темнота.

Затем и всё это прошло, и не осталось ни чувств, ни эмоций. Несколько часов спустя, кто-то случайно наступил на кусок стены, осматривая место боя, в потемках. Саша жалобно застонал. Его израненное тело стали аккуратно высвобождать из-под завалов, а затем он услышал родную речь.

— Открой глаза.  Эй, ты живой — нет? — звучал крик в ухо.
— Кто вы? — пробормотал оглушенный взводный.
— Свои, мы свои, десант, Ульяновск, — прозвучал ответ, который Мишин не смог расслышать, и вновь потерял сознание.

Водитель хорошо ориентировался в своём родном городе и грамотно объезжал очаги боестолкновений. Остановился у девятиэтажного жилого дома, зашёл в подъезд и открыл ключом дверь, в квартиру. Спокойно включил свет в прихожей и бережно поправил зелёную ленту с арабской вязью, пришитую наспех, к чёрной вязаной шапочке. Положил на кухонный стол автомат Калашникова, налил полную кружку домашнего вина и выпил залпом. Очень хотелось выпить, не напиваясь. На скорую руку собрал еды, затем прошёл в зал и достал из шкафа большой брезентовый рюкзак, доверху набитый патронами и гранатами. Один ИП для раненого во внутренний карман куртки из кожзаменителя, чтобы не умер. Попавшего в плен, еле живого Скрепнёва, везли в багажнике Жигулей, к площади Минутка, чтобы утром прилюдно казнить на глазах окружённых, но несдающихся подразделений Министерства обороны.

ЭПИЛОГ

Группа мотострелков и десантников выходящая из окружения, вышла навстречу подразделениям ВДВ. Востриков и Берёзин вернулись на место боя в качестве проводников. Пехотный лейтенант пришёл в сознание лишь три дня спустя, в госпитале города Моздок. Тело гвардии майора Короткова было доставлено на Родину, где он и был похоронен, со всеми воинскими почестями. На могиле установлен памятник из гранита с выгравированной надписью: «Сыну, Мужу, Войну, Отцу». Без кормильца остались двое детей. Оба офицера были награждены золотыми звездами Героев России. Геннадий Васильевич, посмертно. Два бойца из подразделения Александра Мишина, оставленные перед боем в одном из дачных домов, пропали без вести. Их останки были неофициально переданы родственникам в 1996 году, после вывода наших войск по итогам перемирия. Место захоронения указали мирные жители. Бойцов расстреляли в саду дома, где они несколько суток ждали прихода наших частей. Передача произошла в городе Кизляр, за денежный выкуп.

Лейтенанту танковых войск, Леониду Павловичу Скрепнёву, вручена звезда Героя России посмертно, лишь в 1998 году. До сих пор Леонид считался пропавшим без вести. Чтобы награда нашла своего героя, Мишин неоднократно освещал подробности памятного боя, требуя справедливости, к офицеру, в соответствующих кабинетах Министерства обороны. В этом нелёгком  деле Александру помогали: капитан танковых войск Куриленко и командир мотострелкового батальона, полковник Иванчук. На это ушли годы. Памятная доска на входе в школу, где учился Леонид, появилась лишь, в декабре 1999 года. В те самые дни, когда бои за город Грозный, вспыхнули вновь…

Александр Николаевич Мишин уволился из рядов вооружённых сил России по состоянию здоровья, летом 1999 года в звании капитана.

Все имена и фамилии изменены.