Туман

  Сколь веревочке не виться, наступила осень. Вползла. Яркое розмариновое небо зависло на крутой дуге млечного пути, а солнце, теплое, сентябрьское, еще не тронутое холодными осенними дождями, встало золотыми прожилками меж листьев большого тополя, что закрыл Тимирязевский дом по самую крышу. И хотя погоды не препятствовали уличной жизни, напротив, манили, шептали и завлекали в томную праздность, людской обиход развернулся - дети налегке побежали в школы и садики, а народ постарше проклиная ранний будильник ответственно повлекся в многочисленные присутствия.
  Мы собирались часам к семи. Уютное место в глубине двора. Сокрытое. Акации, гаражи и картофельный сарай. Пара скамеек, несколько дикорастущих цветников и потравленный дождями теннисный стол. Три гитары и коленки вместо ударных. Плюс криминальная валторна. Гуселин подвиг, как умудрился, непонятно, будучи сам метр с кепкой, утащил под рубашкой. Виртуоз. Само собой, наигравшись вернули.
  Босса-новы, блюзы, рэгги, баллады. Нехитрый репертуар двадцатилетних - импровизации под стук мяча и ракеток. Когда появилась не помню - пришла и попросилась в игру. Симпатичная восьмиклассница. Ладная, спортивная, глаза горят. Женька. Раз, другой и осталась. Малины не портила, говорила мало - больше улыбалась, слушала или стучала шарик. Пришлось урезать речитативы, притушить ненормативку - дамский пол, хоть и малолетка. Ладно, невелика плата за приятное знакомство. Тем более, своя – из дома на Цвиллинга.
  Хорошая семья, папа – начальник, мама – жена начальника, плюс старшая сестра. Красавица с иняза. Рано или поздно присоединилась. Леди. Голос с хрипотцой, волос вьется, глаза поволокой и фигура что надо. Манеры, культура, артикул – по высшему. Даж на пианине могла.
  Коротали вечера под самопальный джаз. С девочками строго - без рук и объятий, куртуазно. Удивительно, но женоненавистник Корнеев проникся к младшей теплым чувством - шуточек не отпускал, шпильками не баловался, а грубости пресекал. Однажды отругал Ильюху, когда тот заявился под пивом.

- Санек, наверняка еврейка, просто фамилия русская. Смотри, волос черный, вьющийся, густой. Глаз сверкает, умная, воспитанная, даже в тебя не плюется, терпит - стопроцентная еврейка.

- Дебилы!

  Как-то пригласили в гости. Большая четырехкомнатная квартира, импозантная мебель, ковры и книги с картинами. Солидность и достаток. Вроде ничего не мешало двигаться дальше. Особенно навстречу старшей. Взрослая, студентка, красавица. И по всему, была не против.
  Младшая, особ статья - дочь полка, ребенок, но если без рук и глупостей, вполне. Собственно, даж не обсуждалось - само собой. Подрастет, тогда пожалуйста. Так времени впереди - вагон и маленькая тележка. Нет, что-то тормозило. Незримая черта. Свои, да не совсем. Легкий привкус салона, тень высокого общества, простотой не отделаешься. Для меня не страшно, сам оттуда. Приятное знакомство, теннис, джаз и необременительный треп. Корнеев - вот проблема. Всегда остро ощущал сословную дистанцию. Плюс вечный женский комплекс - подросток в трудной ситуации.
  На ее пятнадцатилетие прошел светлый дождь и под вечер встал туман. Теплый, влажный, неподвижный. Двор погрузился в легкую дымку и наш пятачок скрылся из виду. Пара сухих бутылок, прохладный фуршет и магнитофон с Фаусто Папетти. Отрезанные от большой земли, обнявшись в медленном блюзе, мы с упоением качались под томящие саксофонные переливы. Молча, с закрытыми глазами, чтоб не расплескать обжигающего изнутри счастья.

  Женька, Женечка. Непосредственная, бесстрашная и открытая. Живая энергия. Корнеевская мечта. Последний день рождения. Неудачная велосипедная прогулка, травма груди и скоротечный рак. День в день