Под гильотиной архетипов

 
1.Предисловие

В сборнике «Многогранная Массада» я попытался посмотреть, что, в действительности, стоит за вынужденным героизмом евреев.

За подвигами белорусских евреев-героев, воспетых в песнях с поверхностно-трогательной текстовкой, скрывается проблемный контекст, обрекавший на подвиги.

Примитивная героизация евреев – провоцирующий показатель слабости. Провоцирует угнетать и бить самоудовлетворящихся бравурными песенками и приученных прятаться в навязанные мифы от сложной проблематики межэтнического проживания.

Теперь я думаю, что наша, еврейская легенда о битве Давида с Голиафом была интуитивной попыткой тренинга построения деятельности с вмешательством в зону архетипов (главки 1…5 в сборнике «Афера в среде русскоязычных израильтян»).

Тысячи и тысячи известных и безымянных героев, евреев и неевреев, погибали в зоне «конкуренции» двух «проектов» - гитлеровского и сталинского. Проектов, выстроенных с вмешательством в зону архетипов.
 
Попытаюсь высмотреть примеры причинно-следственных цепочек «архетип - стереотип - мотив - действие», используя публикацию материала из диссертационной работы в Еврейском университете в Иерусалиме.

2.Качество привлеченного материала

Признаки (оперативно выявленные) высокой научной состоятельности материала:

а) русскоязычный интернет-материал «Межэтнические отношения и советская политика 20-30х гг.: пример восточной Белоруссии», автор Аркадий Зельцер, является переводом опубликованного на иврите и по-английски “Inter-War Ethnic Relations and Soviet Policy: The Case of Eastern Belorussia ” в Yad Vashem Studies 34 (2006) и основан на главе диссертации «Евреи северо-восточной Белоруссии между двумя мировыми войнами, 1917–1941».

б) руководитель диссертационного исследования - проф. Мордехай Альтшулер, известный историк, внесший огромный вклад в изучение демографии евреев СССР, http://www.demoscope.ru/weekly/2019/0821/nauka03.php.

В 1950 года в рамках молодежной алии (репатриации) прибыл в недавно возникший Израиль. Кибуц - служба в армии, снова кибуц, Иерусалимский университет, степень бакалавра по всеобщей истории, степень магистра по истории еврейского народа, доктор наук, профессор. 1982-1985 гг., директор большого мультидисциплинарного Института современного еврейства. 1988-2002 гг., руководитель Центра по исследованию и документации восточноевропейского еврейства. В 1998 г. вышла на английском языке капитальная монография Альтшулера «Советское еврейство накануне Холокоста: социально-демографический портрет».*

В1988 опубликовал на иврите и по-английски «Борьба евреев с нацизмом и участие евреев в боевых действиях в СССР: советская и западная историография» в The Historiography of the Holocaust Period. Jerusalem: Yad Vashem.

в) диссертационное исследование Аркадия Зельцера поддерживал Центр исследования антисемитизма им. Видаля Сассона при Еврейском университете в Иерусалиме.

г) Аркадий Зельцер - директор Центра изучения истории советских евреев в годы Холокоста, Международный институт исследования Холокоста, Яд Вашем, Иерусалим.

д) в привлеченной мною публикации использована статья Даниила Романовского, специалиста по новейшей еврейской истории, сотрудника  Центра по исследованию антисемитизма им. Видала Сассона «Отношения между евреями и окружающим нееврейским населением в Восточной Белоруссии в период Второй мировой войны. К постановке проблемы».  Евреи Беларуси. История и культура (Минск), № 5 (2000). http://old2.booknik.ru/about/authors/daniil-romanovskiyi/

Стимулирующее влияние на мое «исследование» оказала констатация Ильи Альтмана, российского историка, основателя и сопредседателя (наряду с А. Гербер) Научно-просветительского центра «Холокост», вице-президента Межрегионального Фонда «Холокост», профессора РГГУ:

«В своих воспоминаниях советские евреи нередко указывают, что враждебность окружающего населения в годы Второй мировой войны оказалась для них полной неожиданностью» (Илья Альтман, Жертвы ненависти: Холокост в СССР, 1941–1945. М., 2002,
Важно поэтому проверить отношение неевреев к евреям в предвоенные годы: не рассматривали ли евреи свое окружение сквозь призму советской пропаганды интернационализма. Необходимо также оценить, как довоенная советская социальная и национальная политика повлияла на участие местного населения в Холокосте.

Был ли всплеск антисемитизма в СССР только следствием проводимой нацистами пропаганды, - или скрытое этническое напряжение уже в самый ранний период оккупации привело к подъему антисемитских настроений среди части населения, а потом и к антиеврейскому насилию, и нацистская пропаганда упала на подготовленную почву.

Исследователи воспользовались открывшимися после распада СССР советскими архивами для выявления межэтнических стереотипов и их проявлений в Советской Белоруссии в межвоенный период, особенно в 1930-е годы. Информация содержалась в постановлениях партийных и советских органов различного уровня, в официальной советской переписке, в том числе в регулярных или специальных отчетах ОГПУ–НКВД о настроениях населения.

3.Конкретика ситуации середины 20-х годов:

начало массовых миграций, урбанизации и индустриализации - > изменили исторически сложившееся в Белоруссии распределение социальных ролей между этническими группами - > слом давних стереотипов

Стимул к проявлению традиционного, не всегда осознанного стереотипа недоверия и настороженности по отношению к представителям иного этноса - советская политика белорусизации с подчеркиванием значимости основной этнической группы - белорусов.

В основе самоидентификации большей части белорусского крестьянства (в общей социально-психологической антитезе «свои – чужие») лежали занятость сельскохозяйственным трудом и, соответственно, традиционный сельский уклад жизни. Важными составляющими этой самоидентификации были язык крестьян (городское население говорило на русском или на идише) и их конфессиональная принадлежность со сложившейся мифологией, сочетавшей в себе элементы религиозного мировоззрения и фольклорных верований.

Во второй половине 20х - начале 30х годов поток мигрантов из деревень существенно возрос и бывшие крестьяне, компактно поселившиеся на городских окраинах, в общежитиях и бараках, оставаясь тесно связанными с деревней, перестали полностью перенимать городской стиль жизни, язык и пр., но создали собственную субкультуру.

Политика коренизации, декларацией которой было достижение пропорционального представительства этнических групп во всех областях социальной жизнии, и формирование белорусской национальной бюрократии вели к усилению роли белорусов и, соответственно, к снижению значимости остальных этнических групп. При этом служащие-белорусы, как правило, оставались носителями крестьянской психологии и выразителями крестьянских интересов. Национализм белорусской интеллигенции в значительной степени опирался на традиционализм крестьянства. Все чаще определяющим фактором становились безоговорочная преданность режиму, правильное социальное происхождение, но не национальность.

Евреи проживали в основном в городах и местечках. Немногие были заняты в сельском хозяйстве. В годы военного коммунизма и НЭПа произошли серьезные изменения в структуре занятости еврейского населения. Из ремесленников-одиночек и работников мелких мастерских сформировался социально привилегированный слой фабричных рабочих. Образованная часть городского еврейского населения пополнила ряды служащих. Евреи, и прежде игравшие определенную роль в экономике региона, заняли теперь позиции в государственном управлении и в идеологических учреждениях (в партии, в комсомоле).

Взаимные межэтнические стереотипы базировались как на традиционных представлениях, сложившихся на протяжении длительного периода совместного существования, так и на критериях, которые сформировались уже после революции. В дореволюционные годы многие традиционные предрассудки (религиозные, этнические, социальные) усиливались под влиянием враждебной евреям царской бюрократии и близких к ней консервативных кругов, в том числе части интеллигенции.

Существовали трения и между белорусами и поляками, а также между белорусами и латышами; проявляться они могли в конфессиональной области, в языке и в социальной сфере.

Новые межэтнические стереотипы явились в значительной мере результатом быстрого социального продвижения евреев, что стало возможным благодаря эмансипации, дарованной февральской революцией 1917 года. Принцип этнического равенства был полностью принят большевистским руководством, и его реализация легла в межвоенные годы в основу советской национальной политики.

Под воздействием советской политики традиционные стереотипы изменялись и приобретали специфические советские черты. Религиозные стереотипы - традиционная форма противостояния - в советские годы продолжали присутствовать на бытовом уровне; религиозная самоидентификация оставалась достаточно сильной. Значимость религиозной самоидентификации свидетельствовала о слабо развитом этническом сознании неевреев: евреи воспринимались скорее как нехристиане, чем как иная этническая группа. Стереотип - «Жиды взяли власть в свои руки и морят православных голодом».
Белорусскому населению в те годы была свойственна склонность к демонизации евреев («мистический страх перед евреями» - АПХЕТИП по словам Бердяева). Бытовому христианскому сознанию по-прежнему был присущ СТЕРЕОТИП - евреи используют христианскую кровь в ритуальных целях; подобные стереотипы порождали ДЕЙСТВИЯ типа «в 1928 году этот вопрос волновал школьников Витебского округа; уборщица на одной из фабрик рассказывала рабочим, что однажды перед еврейской пасхой евреи заперли ее в квартире, хотели зарезать, чтобы на ее крови испечь мацу».

Реакцией на советскую антирелигиозную политику была убежденность населения, что в предвзятом отношении властей к православию и в преследовании православия особую роль играют евреи. Эта уверенность, зародившись во времена изъятия церковных ценностей в начале 20-х годов, вновь дала о себе знать в ходе кампании массового закрытия культовых зданий, начавшейся в 1929 году. Крестьяне в деревнях были убеждены, что закрывают только церкви, но не синагоги.

4.От анализа к проекту действий

Анализ причинно-следственных отношений в крупномасштабных прецедентах срабатывания архетипов может дать методические ориентиры к формированию еврейского проекта к маневрам в зоне архетипов для выживания при столкновении цивилизационных гигантов.

Пример выявления звеньев линии причинно--следственных отношений.

Ситуация

коллективизации конца 20-х - начала 30-х годов; евреи-члены еврейских сельскохозартелей оказались в одних колхозах с крестьянами; по религиозному укладу евреи отказывались работать в дни религиозных еврейских праздников.

Проявление

естественный протест против организационных помех в нормальном трудовом процессе и против отклонений от трудовой этики коллективной работы

Смысл проявления – триггер к активизации антисемитского стереотипа

В то же время этническая или религиозная принадлежность носителей ксенофобии не стала в Белоруссии определяющим фактором: случаи агрессии по отношению к евреям встречались на предприятиях вне зависимости от того, были большинство рабочих белорусами или поляками.
Это – ситуационный конфликт проявлений; он только стимулирует сохранность архетипа и привычность стереотипов.

Традиционные предрассудки в отношении евреев отличали прежде всего крестьян - наиболее консервативный слой населения. Крестьяне переносили на евреев свое недовольство городом; евреи превратились в символ городского образа жизни. Декларирование классовой избранности пролетариата усиливало напряженность.

Крестьяне были заинтересованы в сохранении экономической стабильности и болезненно относились к угрозе голода - когда в конце 20-х годов опасность голода стала реальностью (выросли цены, выросли налоги, началась коллективизация), враждебность крестьян к евреям-горожанам усилилась.

Приобщение евреев (при поддержке государства) к сельскому хозяйству вызывало недовольство крестьянства; острый дефицит пригодных для возделывания земель и продолжавшиеся в советское время массовые миграции крестьян-белорусов на свободные земли Сибири и Дальнего Востока ухудшали ситуацию.
Крестьяне-белорусы считали себя полноправными наследниками помещичьих земель и видели конкурентов в евреях и в латышских крестьянах, обычно более зажиточных и образованных.
Со своей стороны евреи видели в крестьянстве малообразованный слой населения, получавший льготы при налогообложении.

Ситуация - межэтническая конкуренция и относительная конкурентная слабость еврейской массы. Стереотип в еврейской среде - фокусирование внимания на своем интеллектуальном превосходстве.

Трения усугублялись слабостью государственной и кооперативной торговли. Не найдя нужного товара в потребительской кооперации или не сумев продать ей свой продукт из-за затоваривания кооператива (а  если в местечковом кооперативе работали евреи, в них и видели причину неудачи), крестьяне были вынуждены обращаться к частнику, лавочнику-еврею, и покупать или продавать на худших условиях.

Видим следующее (источник сведений: областной госархив).

Ситуация: слабость государственной и кооперативной торговли, неспособных удовлетворить нужды крестьян
Архетип: «другой» это враг, он угроза неприятностей, если некая неприятность случилась – проявился враг
Стереотип: евреи – враги
Триггер: не находится нужный товар в потребительской кооперации или не случается продать ей свой продукт из-за затоваривания кооператива
Проявление: убежденность, что евреи – причина неудач

В периоды массовых миграций, например, когда крестьяне уходили в города на сезонные заработки, взаимное влияние города и деревни усиливалось. Настроения горожан, в том числе отношение к евреям, передавались крестьянам; новые городские жители сохраняли крестьянскую психологию.
В городах источниками напряженности становились безработица, жилищный, малограмотность и низкая квалификация новых рабочих, снижавшие их конкурентоспособность.
Миграция местечковых евреев в добавляла конкуренцию на рынке труда. Недовольство своим социальным или экономическим положением, рабочие конфликты, вертикальные (между начальником-евреем и подчиненным-неевреем, или наоборот) или горизонтальные, - все это сказывалось на межэтнических отношениях. Часто обе стороны были убеждены в существовании особого протекционизма по этническому признаку, одобренного и поддержанного властью.

Распространенным антиеврейским стереотипом была вера в паразитический образ жизни евреев, процветающих за счет остального населения. Для
многих бывших крестьян образ белорусской деревни, кормящей еврейский город, трансформировался в образ трудящихся неевреев и не желающих работать, но хорошо живущих евреев.

Но, из обвинений евреев в паразитическом образе жизни отнюдь не следовало требование принудить их к производительному труду. Наоборот, провинциальное население сохраняло сложившиеся годами представления о евреях как о торговцах или, в крайнем случае, ремесленниках. Раздражение части населения вызывал сам факт перемены евреями рода занятий, а тем более социальное продвижение. И городские рабочие, и новая белорусская бюрократия, полагали, что дело евреев - заниматься торговлей.
Считалось, что евреи уклоняются от службы в армии. Существовавший в годы Гражданской войны СТЕРЕОТИП сохранялся и, возможно, даже усиливался по мере обострения напряженности в отношениях СССР с другими странами (Польшей, Англией и др.): «евреи все убегали с фронта и только старались, как бы куда залезть в тыл и поступить в милицию или губпродком. Это была их работа, а теперь их право больше, они пролезли и в канцелярию и в кооперацию, везде их полно стало, а чуть начнись война, так их ни одного не увидишь на фронте, все станут больными».
Часть населения склонна была обвинять в паразитическом образе жизни как евреев, так и власти, причем к властям причисляли и образованную часть служащих, которые в отличие от «народа» производительным трудом заняты не были, но жили лучше, особенно в 30-е годы. Нередко обвинения в «паразитизме» и в «иудеократии» сливались в одно.

Новые стереотипы в отношении евреев появились как результат советских экономических, социальных и национальных преобразований. Население вносило в антиеврейские настроения политические мотивы. Убежденность в существовании «еврейского засилья» отражала глубокий конфликт между населением и чуждой этому населению советской и партийной элитой. Например, рабочие видели врага в лице коммунистов, евреев и специалистов. Интеллигенция и служащие сужали эту схему до коммунистов и евреев.

Недовольство «засильем евреев» в политической элите следует рассматривать в контексте общего недовольства присутствием чужаков («неславян»). Такие взгляды получили распространение по всей стране и касались не только евреев.

Борьба с внутрипартийной оппозицией, в которой видные места занимали евреи, усиливала межэтническую напряженность. Дискредитация оппозиционеров в прессе воспринималась как освобождение от евреев. . Недовольство неевреев вызывал сам факт присутствия евреев в местном партийном и советском руководстве.

Евреи, предполагая, что окружающим непонятен их язык, далеко не всегда были корректны; имевшие негативный оттенок слова типа «гой» в различных вариациях широко использовались в еврейской среде, несмотря на то, что часть неевреев, выросших в еврейском окружении, неплохо понимала идиш. А не понимавшим идиш неевреям казалось, что евреи все время о них говорят.

Со своей стороны еврейское население объясняло антисемитизмом
многие действия новой белорусской бюрократии, как в экономической сфере, так и в области национальной политики.

На практике к обратным результатам вела и политика интернационализации, призванная ликвидировать этнические различия в занятости, дать различным этническим группам привыкнуть друг к другу и тем самым уменьшить межэтнические трения. По всей стране численность рабочих на промышленных предприятиях быстро росла; немногочисленные представители одного этноса, оказавшись на фабриках, где большинство составляли представители других этнических групп, сталкивались со всем комплексом межэтнических предубеждений. Наиболее нашумевшие проявления антисемитизма на заводах и фабриках случались на предприятиях, где евреи были меньшинством и хулиганы не сомневались в своей безнаказанности. И наоборот, были случаи хулиганского поведения рабочих-евреев по отношению к белорусам там, где большинство работников были евреями.
Евреев посылали в деревню к крестьянам ради сближения двух этнических и социальных групп, но интернационализация колхозов вела лишь к обострению межнациональных отношений. Одной из причин напряжения было несоответствие уставных положений в еврейских артелях и в новых колхозах: в еврейских артелях весь инвентарь и скот были обобществлены, а крестьяне после вступления в колхоз продолжали (частично) владеть собственностью. Городские жители видели источник всех бед в присутствии евреев в руководстве колхозов.

Возможность продемонстрировать отношение к чужакам население получало в ходе выборов в центральные и местные органы власти, профсоюзы и пр. Например, евреи голосовали только за евреев, а неевреи - за неевреев. Другая форма противостояния - взаимные оскорбления и насилие в повседневной жизни. Действия, бездействие властей в ситуациях межэтнической напряженности сказывались на отношении различных этнических групп друг к другу и к самой власти. Позиция советского руководства по отношению к межэтническому противостоянию, в том числе антисемитизму, исходила из общей партийной установки на оперативное и постоянное вмешательство во все вопросы повседневной жизни. Иногда представители советской и партийной бюрократии, позволяя себе антисемитские выходки, видели себя «выразителями настроений народных масс».

И власти, и сами евреи опасались, что судебные разбирательства могут лишь обострить межэтнические противоречия: «Русские нас не любят, они теперь молчат, но при случае они нам отомстят». Действительно, обличения антисемитизма вызывали недовольство окружающего населения, полагавшего, что евреи искусственно раздувают вопрос.

Изменение национальной доктрины в середине 30х - замена интернационалистской концепции экспорта революции на советско-патриотическую - повлияло на подход властей к проблеме межнациональных отношений. Всемерная поддержка национальных меньшинств в ущерб русским сменилась поддержкой всех национальностей. Часть белорусского населения местечек восприняла состоявшуюся ликвидацию еврейских национальных институтов (национальных советов и школ с преподаванием на идише) как признак тотального наступления государства на права евреев. Представители местной администрации и милиции не только не пресекали откровенно антисемитские высказывания, но и запугивали еврейское население; известны случаи вымогательств.

Советская антизападная пропаганда, сопровождавшаяся с 1926 года военной истерией, усиливала агрессивность антиеврейских высказываний. Часть населения, недовольного советской политикой, утешала себя надеждой отомстить во время войны евреям, как и другим чужакам (представителям правящей элиты, специалистам и т. д.), за их успехи и свои неудачи. «Война нужна, и евреев всех перерезать надо, тогда нам станет легче жить» - таковы были настроения крестьян, убежденных, что будущая война сметет их главных врагов - большевиков и евреев, виновных в резком ухудшении экономического положения в стране.
После прихода Гитлера к власти в Германии НКВД стал фиксировать факты поддержки нацистской политики, в том числе и антисемитизма. Типа: «В Германии хорошо сделал Гитлер, что всех жидов побил, чего они и заслужили. До правления их нельзя допускать, они своей хитростью приносят много вреда, а немцы не дураки, они не то, что наши русские, допустили управлять Россией».

В целом в 30-е годы стало меньше проявлений антисемитизма и антиеврейских высказываний, зарегистрированных НКВД и отмеченных в партийных документах. Скорее всего, это было связано как с ослаблением внимания властей к национальным меньшинствам во второй половине 30-х годов, так и с переменами в обществе.

Вспышка антисемитизма в 1928-29 годах лишь опередила общий подъем ксенофобии в обществе. На фоне усилившейся социальной напряженности и кризиса традиционного сознания, во время массового наплыва неславянских и нехристианских групп населения (в первую очередь, мусульман) в города, на «стройки пятилетки», межэтническая напряженность заметно усилилась. Опережающий рост антисемитизма, скорее всего, был связан с более заметным социальным продвижением евреев.
Антисемитизм существовал в советском обществе на всем протяжении 30-х годов. Тем не менее донесения НКВД, фиксировавшие высказывания населения, показывают, что евреи как мишень для недовольства не занимали во второй половине 30-х годов доминирующего положения, как это было, по-видимому, в конце 20-х. Основной мишенью стала сама власть, в том числе высшее партийное руководство. Недовольство было вызвано социальной и экономической политикой, борьбой с религией и т. д. Причем такая ситуация была характерна и для донесений о настроениях среди крестьянства в 1937 году, где антисемитские высказывания упоминались много чаще, чем в других отчетах.

В этом проявился ряд причин.

Столкнувшись с сильным продовольственным и товарным голодом в начале 30-х годов, а затем, в меньшей степени, в 1936-37 годах, население было больше озабочено проблемой физического выживания, приспособления к ситуации, чем поиском виновных. В этих условиях к евреям испытывали скорее безразличие, чем выраженную враждебность, хотя противостояние «свой - чужой», характерное не только для межэтнической, но и для социальной сферы (рабочие - крестьяне, кооперированные крестьяне - крестьяне единоличники, население - местная и центральная бюрократия), не исчезло. Нужда ломала старые СТЕРЕОТИПЫ; неофициальной торговлей («спекуляцией») занималась значительная часть населения как в городе, так и в деревне, вне зависимости от этнической принадлежности.

На уменьшение открытых проявлений ксенофобии влияло насаждение мифа о счастливой жизни в СССР. Советская пропаганда предложила другого многоликого врага, на фоне которого образ еврея поблек. Не исключено также, что во второй половине 30-х годов не столь остро проходил кризис традиционного сознания. Теперь население городов в значительной степени уже состояло из бывших крестьян и выходцев из местечек, и приобщение мигрантов к городской жизни проходило в более привычном им окружении.
Кроме того, сказывалась угроза наказания за проявление межэтнической нетерпимости. Работники государственного сектора (евреи и неевреи), скорее всего, осознали опасность увольнения «за национализм»: в начале - середине 30-х годов при такой записи в трудовой книжке вероятность устроиться на предприятие или в госучреждение без особого разрешения была очень мала.

Трудно оценить эффективность административных и уголовных мер воздействия для ослабления межнационального противостояния; тем не менее, население воздерживалось от публичных выступлений - и это способствовало уменьшению открытой межэтнической конфронтации.
Даже те неевреи, что относились к евреям с предубеждением, далеко не всегда были готовы к открытому проявлению ксенофобии. Обобщенный отрицательный образ еврея, подкрепленный множеством стереотипов, как это нередко случалось в истории, отступал на второй план, когда приходилось в повседневной жизни сталкиваться с евреем - конкретным человеком. Уже не столь редки были и смешанные браки.
Вместе с тем можно предположить, что враждебность части населения к евреям не исчезла; потребовались лишь подходящие условия, чтобы она проявилась в полной мере. Устойчивость СТЕРЕОТИПОВ, обусловленная АРХЕТИПОМ.

Взаимные стереотипы евреев и неевреев включали как традиционные предубеждения, существовавшие до революции (религиозные и этнические), которые в советских условиях трансформировались и приобрели новые черты, так и новые, появившиеся после революции, в связи с эмансипацией русских евреев, и усиленные советской национальной и социальной политикой.

Неевреи видели в евреях паразитический слой населения, занятый чуждой деятельностью (торговлей), говоривший на чужом языке и исповедовавший чуждую религию. По мере социального продвижения евреев усиливались представления о еврейской круговой поруке и о дискриминации неевреев. Со своей стороны любые решения в пользу белорусов и русских евреи воспринимали как проявление антисемитизма.

Социальное продвижение евреев вызывало недовольство как собственно городских жителей, опасавшихся конкуренции на рынке труда, так и недавних мигрантов из крестьян, сохранявших тесные связи с деревней. Они были недовольны самим фактом «продуктивизации» евреев, использованием идиша в качестве основного языка на некоторых предприятиях, расценивая это все как особые «еврейские привилегии». Евреи же воспринимали первоочередное наделение землей белорусских крестьян как ущемление своих национальных прав.

В межвоенные годы все социальные и экономические неурядицы неизменно сопровождались усилением межэтнической напряженности. Недавние крестьяне были недовольны своим положением в обществе, и этот дискомфорт малообразованных людей, тяжело переживавших кризис традиционного сознания, нередко сопровождался агрессивностью, находившей выход в особо чувствительной межэтнической сфере. Агрессивность же обращалась против чужака, а чужака нередко отожествляли с евреем, олицетворявшим иной, городской, образ жизни.
Наиболее ярко это проявилось в годы свертывания НЭПа, когда проявлений антисемитизма стало так много, что власти сочли нужным вмешаться. Последовавшее затем сокращение числа межэтнических эксцессов, как по отношению к евреям, так и со стороны евреев (хотя вторых было намного меньше), было связано не только с жесткой позицией властей, но с потрясением от коллективизации и от почти полной ликвидации городского частного сектора, с адаптацией недавних иммигрантов к городским условиям. Население было больше озабочено проблемами выживания, чем поиском виноватых, к тому же недовольство в значительной мере сместилось на саму власть.
При этом межэтническая напряженность не исчезла, антисемитизм сохранялся в латентных формах, и любые изменения в политической сфере могли привести к антиеврейским эксцессам.

Ликвидация еврейских национальных учреждений в Белоруссии в конце 30-х годов была воспринята частью населения как ослабление позиций евреев, как введение антиеврейских ограничений, как знак, что власти намерены в этом вопросе следовать примеру нацистской Германии.
Таким образом, нацистская антисемитская пропаганда в годы войны легла на подготовленную почву. Затаенные до времени предубеждения против евреев, уверенность в существовании «еврейского засилья», в том, что евреи не хотят заниматься честным трудом и служить в армии, в годы войны приобрели открытые и достаточно массовые формы. Давнее напряжение прорвалось вспышкой антисемитизма, как в советском тылу, так и на территориях, подвергшихся нацистской оккупации, и во многом определило отношение местного населения к Холокосту.

5.Заключение

а) Понимание механизма, способность выявить и понять проявления архетипа в настоящем и приближающемся будущем дают возможность:

- целесообразно реагировать на происшедшее в текущий период,
- целесообразно действовать в активном режиме с происходящим в текущий период,
- целесообразно действовать упреждающим образом в отношении назревающих очевидных явлений,
- заблаговременно выявлять неочевидные возможности благоприятствующего или угрожающего характера и изобретать эффективные поведенческие проекты.

б) Привлеченный песенкой сильного исполнителя и слабого поэта Давида Блюма к эпизодам белорусской частицы еврейской Катастрофы, я вычитал признаки стандартного алгоритма бесконечной цепи избиения евреев (схема вверху).

в) В главке «3. Почему не смогли» сборника «Многогранная Массада» я цитировал Давида Фабриканта «Сегодняшнее поколение не до конца осознаёт итоги той трагедии». Это недоосознание есть следствие "индустрии Холокоста", в которой эксплуатируется глупость одних евреев, стремления покрасоваться других, циничное манипуляторство третьих... И в этом, часто целенаправленно поддерживаемом, недоосознании и манипуляторстве,  причины трагедии евреев; и не только евреев. Притаенные и, во многом, целенаправленно притаиваемые глубинные архетипы и стереотипизированные архетипы начинают показывать признаки и прямо проявляться по мере нарастания межцивилизационного противоборства, netzulim.org/Authors/Fabrikant.html.

г) Сложность проблемы требовала изобретательского - генеративного решения, но 1.недоставало воли и творческого интеллекта, 2.не было в то время нынешних наработок действий в проблемных ситуациях такого уровня. В наше время, интеллектуальными центрами «Запада» наработаны теории и практики генеративного, творческого подхода к работе со сложными проблемными ситуациями. Уверенно предполагаю, что с этими теориями и практиками основательно знакомы в интеллектуальных центрах иноцивилизационного противника «Запада».  Израильскому карлику, для жизнеспасительного маневрирования, нужно оказаться еще умнее всех противоборствующих гигантов. И никакие «союзники» не заирнтересованы, чтобы Израиль всех перехитрил - все зависит только от самих израильских евреев. А они, пока и как всегда, хитрят промеж собой.

д) Примитивные, до откровенной глупости, «научные» публикации бывших советских провинциальных обладателей ученых степеней, неспособных интегрироваться в реальный Израиль («1А. Предложение эрзацАкадемика», «Имитация Достоинства 2014…2019», «Трудности проектов сложных изменений» и др.), подходят только для заполнения досуга пожилых людей. И для аферных имитаций («Явные признаки аферы»).