Хлопковый сезон. Часть 1. Песни

        Студентов первого курса Инженерно-Физического Факультета, или как его обычно  называли ИФФ, проучившихся в сентябре всего 16 дней, в вестибюле института ждало объявление, смысл которого можно было передать двумя словами «На хлопок!».

        Через день у главного здания рано утром начали собираться студенты. Стандартная экипировка у юношей, в те времена, состояла из кирзовых сапог и ватника, брюки носили разные, из имеющегося, но никак не джинсы, которых просто и не было. А на голове у многих красовались шляпы, тогда они были в моде, особенно на хлопке.

        Представительницы прекрасного пола одевались, конечно, изящнее, но ватники... ватники были незаменимы! И что особенно их отличало от современных девиц это платки. Платки носились разные, от косыночек до больших пуховых и они были очень к лицу девушкам.

        Постель надо было брать с собой. У дороги стояли кучками большие мешки со скрученными в рулон курпа и курпача и сложенные раскладушки с торчащими по краям цветными ватными одеялами. Рядом лежали многочисленные рюкзаки и сумки с бытовыми принадлежностями, среди которых особое место занимала посуда - эмалированная или алюминиевая чашка для еды и такая же кружка, для чая.

        Среди всех этих вещей выделялись гитары, их было много - шла «эпоха Битлов», и каждый уважающий себя пацан должен был «сбацать» хотя бы одну песню под собственное сопровождение на гитаре.

        Дожидаясь приезда автобусов студенты небольшими группками стояли или сидели на вещах. Везде слышалось пение под гитару.
Это были в основном дворовые «хулиганские» и популярные бардовские песни, но пели и эстрадные песни, и романсы и даже арии из опер, правда в пародийной манере. Кто то пел и «Макомлардан парчадар», под рубаб и неизменную дойру, играли «Андижанскую польку» и хорезмскую «Лязги», под которую невозможно было не танцевать.

        В одной из групп кто-то прощаясь, пел:
«Листья жёёлтые медленно падают,
В нашем стаааром осеннем саду,
Пусть ониии тебя больше не радуют,
Всё равнооо я к тебе не приду...»

        Рядом, в другой группе, кто-то, по видимому, вспоминая места своего летнего пребывания, с тоской в голосе, выводил:

«Ялллта, где цветет золотой виноград,
Ялллта, где цыгане ночами не спят,
Ялллта, там где счастливы были с тобой,
Там, где море шумит,
И, целуя гранит,
Шумииит приибоой.»

        Чуть в стороне, неутомимые хорезмийцы, выплясывали, под дойру, свою зажигательную пляску, под которую они и грузились в автобусы, длинной колонной медленно подъехавших к месту погрузки, в сопровождении милицейских «газиков».

        Погрузка заняла не много времени, быстро загрузив свои вещи горой в заднюю часть салона, студенты расселись по местам и автобусы медленно тронулись в путь.

        А из окон автобусов неслось дружное:
«Прощааай любимый город,
Мы буудем заавтра в поле,
И ранней порой,
У хлопка горой,
Увидимся, может,
С тобой.»

        Весь четырехчасовой путь студенты пели. Песни сменяли друг друга, гитары ходили по рукам, каждый пел свою любимую, остальные дружно подпевали.

        Парни дружно и надрывно взывали:
«А где же ты, любовь моя, где же тыыыы,
Для кого твои глазки горяяят,
Для кого твоё сердце стучиит,
С кем ты делишь печаааль.»
«И постель» - добавляли от себя наиболее озорные.

        Ну, а девушки кокетливо отвечали:
«Виновата ли я, виновата ли я,
Виновата ли я, что люблюю,
Виновата ли я, что мой голос дрожал,
Когда пела я песню емууу...»

        Затем все вместе пели «А у нас во дворе...», с грустью вспоминая Ташкент и дом родной, оставшийся позади, и, вдруг словно засомневавшись в верности друга и затосковав по далеким горам, перешли на песню о друге:
«Если друг оказался вдруг,
И не друг и не враг, а так,
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош,
Парня в поле тяни, бери,
Не бросай одного его,
Пусть он в поле одном с тобой,
Там поймешь, кто такой...»

        К концу пути, уставшие от бесконечной тряски в автобусе студенты, уже не так бодро, но пели:
«Ах перекаты, вы перекаты,
Послать бы вас по адресуу,
На это место уж нету карты,
И мы плывем по абрисууу.»
Пели, пытаясь запомнить дорогу, чтобы объяснить потом родителям в письме, как их найти, чтобы навестить в «родительский день», которого на хлопке никогда не было, но, однако, ничто не мешало заботливым родителям посещать своих чад на поле.

        На следующее утро, студенты, разместившиеся в бараках, которые назывались «полевой стан», на грубо сколоченных из неструганных досок, двухэтажных нарах, были разбужены громким пением одного из педагогов-руководителей:
«А за окном, давно светло,
Вставать порааа, а так хочется спать,
И чай кипит, и хлеб готов,
И лишь тебяяя не хватает чуть-чуть!»

        Студенты, оценившие чувство юмора молодого преподавателя, с улыбками на лице поднимались навстречу утру, навстречу новой странице в своей жизни, которая называлась «хлопковый сезон».