Хлопковый сезон. Часть 4. Майор

        «Ты у меня однааа,  словно в ночи лунааа...» - доносится удаляясь за окном барака песня под гитару.

        Вдруг она прерывается на полуслове и в барак торопливо вбегает, слегка прихрамывая, Сашка и обращаясь к Зиёду, говорит:
- Зиёд, твой знаменитый нож просится погулять!
- Это он сам тебе сказал?
- Да, ещё вчера!
- Ну, тогда держи! - Зиёд вытаскивает свой огромный складной нож, но прежде чем отдать его Сашке, склоняется к нему и вполголоса говорит:
- Гуляй, но недалеко. И смотри Сашку не потеряй!
        Вокруг все хохочут, Сашка хватает нож и убегает и вскоре из-за угла барака доносится  бренчание его гитары и он поёт, опережая события:
«Спасибо за сына, спасибо за дочь...» и точно в воду глядит - будет у них через несколько лет и сын и дочь.

        А пока идет второй месяц пребывания на хлопке, неубранных полей уже не осталось, но до выполнения плана ещё далеко и студенты  добирают оставшийся после машинной уборки на кустах и выпавший на землю хлопок - «подбор».

        На него и нормы повыше и требования к качеству пониже, собирать его приходится и с земли и с кустов, вместе с коробочками, листьями и пригоршнями земли - прежде, чем нести фартук на хирман взвешивать, полагалось его содержимое тщательно «посолить», то есть посыпать землей. По укоренившемуся среди студентов поверью  не проделавшего этот ритуал обязательно ожидало хроническое невыполнение нормы и непременная проработка на вечерней поверке.

        Вечернюю и утреннюю поверку с перекличкой ввел майор с военной кафедры института, приданный к трем преподавателям - бригадирам в качестве дополнительной административной единицы, но в силу своих амбиций быстро подмявший под себя всех остальных руководителей и узурпировавший власть в бригаде, полностью захватив её в свои руки.

        «Военный переворот!»- смеялись между собой бригадиры, только довольные таким ходом событий.

        А майор, привыкший к военной дисциплине и беспрекословному подчинению командиру, неожиданно для себя столкнулся с «неуправляемой толпой» вчерашних школьников и тщетно пытался заставить выполнять его команды.

        Особенно трудно давался подъем, так же, впрочем, как и отбой. Пытаясь поднять ребят утром майор переходил от громового командирского приказа к жалобным просьбам усталым голосом и услышав доносящееся откуда-то из-за мешковин, декламирование «То как зверь, майор завоет, то заплачет, как дитя», он уже и не пытался выяснить где находится источник.

        Тем не менее, майор добросовестно пытался выполнять свои обязанности, проводил утром и вечером перекличку и следил за «формой одежды» и внешним видом. Если с формой одежды был полный провал, поскольку единообразия в одежде достичь не удавалось никакими усилиями, то в отношении внешнего вида строителей коммунизма у него была совершенно конкретная точка зрения. Он считал, что советский сборщик хлопка должен быть «одет опрятно, побрит чисто» и пытался не допускать неуправляемого отращивания растительности на лице. Правда его никто не слушал, и к концу сезона, в автобусах домой возвращалась самая настоящая банда разбойников и пиратов.

        На поле с бригадой майор не ходил, он оставался присмотреть «за тыловым обеспечением» и сам высыпался, набираясь сил, перед вечерними маневрами.

        Вечером у майора было много работы, проведя перекличку и поужинав, майор пытался загнать в барак разбредающиеся по дорогам парочки, «немедленно прекратить эту пародию на танец», так он называл твист и рок-н-рол, бывшие тогда в моде и норовил выключить бензиновый генератор, называемый просто «движок», от которого питался магнитофон, изрыгавший из себя такую зажигательную музыку, что майор заметил, что стопа его непроизвольно притаптывает в такт музыке.
В наказание своему строптивому телу он назначил ему целый час строевой подготовки и после этого долго ещё вышагивал в одиночку строевым шагом, то удаляясь, то приближаясь к бараку, на площадке перед которым не утихала громкая музыка.

        Наконец, майору удалось выключить движок и сборщики потихоньку начали успокаиваться и готовиться ко сну.

        Все прекрасно понимали, что утром их ждет трудная побудка и тяжелый день на поле, но это никого не пугало - жизнь была чудесной и прекрасной и она продолжалась.