Кынязь Валя

               

               

  1

Я видел их каждое утро в Нью-Йоркской кондитерской, куда заходил в середине семидесятых перед началом работы, чтобы купить мой любимый завтрак - кофе и свежий бублик с маслом. Он - высокий, сутулый, худой старик шёл облокотившись на ходунок. Чёрные, мешковатые брюки старика были подпоясаны по-стариковски высоко, белая pубашка заправлена в брюки и слабые старческие ноги были обуты в белые, широкие кроссовки. Следом за стариком шла не высокая, полная, седая старушка с ярко выраженной семитской внешностью. Мне почему-то были интересны эти старички. Замечу, я тогда был молод и все не молодые люди мне казались стариками. Что я в них нашёл в этих старичках? Я смотрел на них и хотел представить их прожитые жизни. Как-то придя в кондитерскую я все-таки решился заговорить со стариками. Старушка оказалась разговорчивая, а старик молчун. Её звали Софа, а его Валентин. Мы разговорились и старушка рассказала мне свою историю. Рассказ старушки был не ровный. Она перескакивала с одного периода жизни на другой. Прошло много лет. Я вспомнил о этих старичках и решил рассказать их историю.

2

Князь Валентин Туманов или Валя (так звали его родители) родился в Петербурге в 190* году (в каком году точно не помню) в княжеской семье и был единственным ребенком. Учителя и челядь с уважением обращались к нему с младенчества по имени и отчеству Валентин Георгиевич. Прошло много лет с времён его младенчества, но он всё ещё помнил, как родители возили его в Париж на международную выставку. В Петербурге семья владела трехэтажным особняком в центре города. У них была прислуга, автомобиль с шафером – редкость для того времени и своё поместье на юге России. Образование Валентин получал домашнее. Приходили учителя английского, французского, немецкого языков, а также учителя по другим предметам. Но в один день все это закончилось и закончилось навсегда: большевистский переворот и террор. Отец Валентина занимал высокий пост в крупном российском банке. Как-то чекисты задержали его на улице для проверки документов. Он по глупости стал сопротивляться и получил буржуйская сволочь пулю в лоб. Перед самой революцией мать Валентина тяжело заболела и умерла. Валя остался круглой сиротой. И начались его мытарства. Семейное имение конфисковали, особняк превратили в коммуну - заселили деревенскими мужиками и бабами, городскими пролетариями. В Петербурге жил брат отца Валентина, прославленный генерал царской армии, перешедший на сторону большевиков. К нему-то и пришёл Валентин после гибели отца. Бездетный генерал и его красавица жена приютили юношу. Незадолго до революции Валентин поступил в Петербургский университет – изучал  русскую и европейскую истории. Известное имя дяди генерала сыграло свою роль и Валентину дали возможность закончить университет несмотря на его не пролетарское происхождение. После окончания университета, Валентин работал учителем истории в советской средней школе. Но пришло время Сталинских чисток. Дядю расстреляли. Валентина выгнали с работы - обвинили в заговоре убийства Кирова. В начале Валентин оказался в пересыльном лагере на Дальнем Востоке. Не понятно, каким образом он выжил. Лютый мороз. Лесоповал. Блатные. Среди заключённых он видел с трудом стоящего на ногах, тщедушного, потерявшего рассудок поэта Мандельштама. Он что-то бормотал себе под нос. Валентину показалось он читал свои стихи «Ленинград, Ленинград я тебя не хочу забывать».
Искали по лагерям людей знающих иностранные языки и Валентина перевели в Сибирскую шарашку переводить иностранную техническую литературу. После смерти тирана Сталина и амнистии Валя вернулся в свой город постаревшим и больным. На работу учителем истории в школе не брали. Жилья не было. Что делать? Бродил по местам своего детства. Подошёл к особняку, где провёл счастливые детские годы. В особняк входили и выходили какие-то плохо одетые люди: пьяные мужики, бабы с малыми детьми. Спал князь на вокзале. Милиционеры прогоняли. Как-то бродил он по городу, забрёл давольно далеко и оказался у речки Карповка. Проходил  мимо здания с вывеской «столовая». На дверях весело объявление: требуется рабочий. Он зашёл, поговорил и его взяли на работу, а также разрешили оставаться на ночь охранять столовую. Валя в одной из кладовых устроил себе ночлег. По ночам мыши шуршали, но было тепло и уютно. Рано утром приходили машины с товаром для кухни: ящики с картошкой, овощами, мясом, мукой. Валентин всё это разгружал, развозил по кладовым и если требовалось что-либо для кухни, то вёз на кухню. В столовой его полюбили. Матом он не ругался. Никого не обижал плохим словом. Говорил часто спасибо и пожалуйста. Любил он правда выпить – научился в шарашке. Но и выпивши никого не обижал, напивал себе под нос какую-то французскую песенку, которую его ещё научила покойная мать. Стала приглядываться к нему бухгалтер столовой Софа Абрамовна. Было ей за сорок, но она все ещё была девственницей. Софа была маленькая, кругленькая, брюнетка ярко выраженного еврейского типа. Она мечтала о любви, о детях, о семье. Ещё немного и она не сможет родить ребёнка. А ей так хотелось! План у Софы был простой. Привести какого-нибудь мужика домой, напоить его и отдаться. А там будь, что будет. Все так и произошло. Софа придумала, как это сделать. Накануне выходного дня Софа подошла к Валентину и спросила мог ли бы он пойти к ней домой и помочь переставить мебель. Конечно, Валентин согласился. Софа жила в огромной коммуналке. Дом, где она жила был рядом со столовой на речке Карповка. Они шли по темному, узкому коридору. На обшарпанных стенах коридора висели велосипеды, жестяные тазы и на веревке, протянутой от стенки до стенки, сушилось бельё: женские с начёсом розовые штаны, мужские застиранные кальсоны, детские пелёнки. Освящала коридор единственная тусклая с желтизной лампочка. Они вошли в комнату Софы. Комната оказалась довольно просторная. Два окна. На подоконниках стояли горшки с цветами. Большой платиной шкаф с зеркалом делил комнату пополам. В одной половине стояла металическая кровать, застеленная тюлевым кружевным покрывалом по вверх которого возвышалась горка подушек. В другой половине стоял обеденный круглый стол и стулья. В углу находилась жестяная ещё тёплая печка. Софа принесла домой из столовой продукты. Часть из них она выложила на стол и разложила по тарелкам, а остальное спрятала в шкаф. Она достала из шкафа бутылку водки и рюмки и предложила выпить, закусить, а потом уже заняться перестановкой.
Ничего не подозревая о плане Софы Валентин разглядывал обстановку комнаты и в памяти всплыли воспоминания о родительском доме. Как все-таки здорово они жили: большие светлые комнаты, прекрасный вид из окон на Неву, паркетные полы, персидские ковры, хрустальные люстры, мебель из дорогого дерева, широкие, мраморные лестницы. Вспомнилась почему-то давным-давно забытая детская любовь к горничной, двадцатипятилетней красавице Антонине. Он преследовал её и в конце концов добился своего. До опыта с Антониной мучили его сновидения после которых он просыпался от сладкого извержения семени. Снились ему горничные, балерины, взрослые девушки родительских друзей. А когда в их доме появилась горничная Антонина он совсем потерял голову. По вечерам родители обычно куда-нибудь выезжали: либо в театр, либо в оперу, либо были приглашены куда-нибудь с визитом. Дождавшись когда в доме всё затихало он пробирался в комнату горничной. Тоня сопротивлялась, умоляла его оставить её в покое, но он был настойчив и однажды она уступила. Он был влюблён. А когда узнал, что он не единственный – один из слуг рассказал, в нем вспыхнула острая ревность и он устраивал Антонине сцены, после которых его наслаждение Антониной было ещё сильнее…

2

После выпитой водки и закуски Софа уже не казалась Валентину такой непривлекательной и всё так и произошло, как спланировала Софа. Как и положено через девять месяцев Софа родила ребёнка – здоровую девочку. Валентин поселился у Софы. А когда началась послесталинская оттепель Валентин смог вернуться на работу в школу, где преподавал историю. Наконец, после стольких лет скитаний у Валентина был свой домашний очаг и работа. И казалось невероятным, что была у него когда-то совсем другая жизнь - жизнь роскоши, слуг, жизнь среди изящных и культурных людей.
Как-то во время перерыва между классами Валентин вышел прогуляться и где-нибудь перекусить. Была весна, май месяц. Синее небо, деревья зеленели, птицы щебетали. Валентин зашёл в заведение с вывеской «столовая». Народа было много. Все столы были заняты. Все-таки Валентин отыскал одно свободное место. За столом сидела красивая молодая женщина. Подошла официантка и Валентин сделал заказ. У Валентина не было большого опыта с женщинами. В ранней молодости горничная, да несколько проституток у Петербургских мадам. Вот и все. Весь его сексуальный опыт. А потом тюрьма, лагерь, шарашка. Никаких женщин. Оставалось одно – самоудовлетворение. Теперь у него была не любимая жена и скучный секс. Валентин не мог оторвать глаз от красавицы.
- Что вы на меня так смотрите? – с улыбкой спросила женщина.
- Вы удивительная красавица. Вы, наверно, привыкли к таким комплиментам. Не правда ли?
Женщина нечего не ответила. Она улыбалась.
- Вы, наверно, актриса?
- Нет. Я не актриса. Я работаю тут рядом. Целый день печатаю на пишущей машинке.
Обед закончился и они вдвоём вышли на весеннию, шумную улицу. Надо было расставаться.
- Меня зовут Валентин. А вас как?
- Мария
- Какое прекрасное имя. М а р и я, - протяжно произнёс Валентин.
- Неужели мы никогда больше не увидимся с вами, Мария.
- Почему же?
- Когда и где?
- Я живу на Лиговке в коммуналке. Вот вам мой телефон, -  и она вырвала из
записной книжки страничку и написала на ней свой телефон, - Звоните.
И они расстались.
Через несколько дней вечером Валентин соврал Софе, что у него болит голова, ему надо прогуляться, а потом у него вечерняя работа в школе.
Был светлый, весенний Петербургский вечер. Скрежетали трамваи, пахло корюшкой. Валентин вскочил на трамвай. Его мучала совесть.Через полчаса  Валентин вышел из трамвая, нашёл телефонную будку и позвонил. Какая-то женщина из коммуналки сняла трубку.
- Слушаю. Вам кого?
- Марию
- Одну минуту. Сейчас позову.
Валентин волновался. Сердце его сильно билось.
- Алло. Мария?
- Да
- Это Валентин. Мы познакомились в столовке. Помните?
- Ах, да. Помню. Как поживаете?
- Да все вот думаю о вас. Могу ли я вас увидеть?
- Когда?
- Сейчас. Я тут рядом.
- Заходите, - и она продиктовала адрес.
Голос её был такой мягкий, нежный и соблазнительный.
Доходный дом, в котором жила Мария оказался постройкой начала двадцатого века – темные, узкие дворы с дровами под окнами, мрачные многокомнатные квартиры.
Валентин позвонил. Послышались мягкие шаги. Щелкнул затвор замка. Мария была одета по домашнему. На ней был шёлковый коротенький халатик. Они поздоровались и Мария повела Валентина по узкому, тускло освещенному коридору. Головка Марии была наклонена слегка на бок и шаги были такие мягкие, плавные, грациозные. Она потом рассказала, что в детстве занималась балетом. Они вошли в маленькую, бедную комнатку. Диван, шкаф, столик, на столике лампа, два стула, узкое окно во двор-колодец.
- Садитесь вот здесь… на диван. Как вы поживали?
- Спасибо хорошо.
Немного поговорили о том о сем и Валентин сам себе удивляясь обнял Марию. Мария освободилась от его объятий и погасила свет. В комнатенку проникал серебряный свет луны. Эту ночь Валентин вспоминал до конца дней своих. Откуда взялась эта страсть у мужчины и женщины совершенно не знавших друг друга? Валентин, не молодой уже мужчина, был не опытен в любви и Мария направляла его. После продолжительной страстной любви они отдыхали и рассказывали о своих жизнях и судьбах.
Её родители были не богатыми помещиками. Во время революции крестьяне их жестоко убили и Мария ещё совсем маленькой осталось сиротой. В Петербурге у Марии жила тетка, бывшая фрейлина последней императрицы. Тётку не понятно почему не тронули и она забрала Марию к себе в Петербург. В семь лет тетка отдала Марию в Петроградское хореографическое училище. Мария была способная ученица, но началась война, блокада и Мария с теткой эвакуировались в глубь России.
Когда закончилась война Мария была уже взрослая девочка. Заниматься балетом было поздно. Кроме танцев, балета у Марии никаких привязанностей и способностей не было и она пошла на курсы машинисток. После курсов Мария устроилась машинисткой в райком партии на Невском проспекте. С утра до вечера Мария стучала на машинке. Это были скучные доклады партийных работников. И только одно радовало глаз Марии: из окна она видела коней скульптора Клода на Аничковом мосту и чуть наискосок на Невском Аничкин дворец.

3

Проходили дни, месяцы, годы. Мария каждый день стучала на машинке. Валентин ходил на нелюбимую службу в советской школе, где на стенах висели портреты с ненавистными рожами советских вождей. Дома ждала его заботливая еврейская жена Софа с принесенными из столовой деликатесами и вкусным, горячим обедом. И раз в неделю он бегал к Марии на Лиговку.  Каждый раз сердце его замирало, когда он взбегал по лестнице на второй этаж доходного дома, нажимал кнопочку звонка и слышал приближающийся мягкие шаги Марии. Но однажды Мария сказала Вале, что она беременна и будет рожать ребёнка хочет он этого или не хочет. Валентин был в растерянности. А дома ждала его жена с другим сюрпризом. Было начало семидесятых – начало еврейской эмиграции из советского союза в страну обетованную Израиль. И вот Софа предложила мужу своему, князю Валентину Туманову, эмигрировать в Израиль. В те годы для того, чтобы эмигрировать требовался вызов из Израиля. Софа Вале этого не говорила, но у неё уже был вызов на двоих. У князя шла голова кругом. Как ему хотелось вырваться из этой ужасной страны! Но Мария? Как оставить  Марию да ещё в таком положении? Голова шла кругом. Он уедет, устроится а потом вызовет Марию. Он будет посылать ей от туда деньги и через какое-то время вызовет Марию с ребёнком. Перед отъездом Валентин в последний раз поднялся на второй этаж, нажал на кнопочку звонка, услышал приближающиеся нежные шаги Марии… Последняя встреча длилась не долго. Они молчали. В конце Валентин сказал, что никогда не забудет её и ребёнка.
Эмиграция штука не лёгкая. Да Валентин прекрасно знал английский язык. Но В Америке (куда супруги поехали вместо Израиля) все говорят по-английски. Работу, которую Валентину удалось найти, была работа швейцара в богатом доме в центре Манхеттена. Жильцы дома звали его Кынязь Валя. Американцы не могли правильно произнести Князь и говорили Кынязь. Зарплата, чаевые…  и делов-то открыть дверь парадной для жильцов дома, посвистеть в свисток, висевший у него на груди, и подозвать такси. Подъезжает такси, открываешь дверь и, усадив клиентов, получаешь щедрые чаевые. А в праздники получаешь ещё больше. Можно было бы, конечно, устроится учителем истории в школу. Для начала помощником учителя, потом сдать экзамен и работать учителем. Но денег-то меньше, а забот больше. Вот и  стоит он, Кынязь Валя, высокий, широкоплечий, бородатый, в шинели швейцара у красивых дверей стеклянного Манхэттенского дома.
02/06/20