За явью тьма...

За   явью тьма,- не видно света. В окошке серое бельмо…  Пятровна в качестве субъекта, грызет гусиное крыло. В рулоне в связке перья птицы… наполнен таз с живой водой… туда добавлена горчица… а для блаженства самогон. Он для согрева душ и сердца, стоит и ждет, когда она, пригубит, вытрет губы полотенцем, и крякнет в закусь крыл гуся.

Поставив в таз ступни, блаженно, под своды глазки подвела. Как хорошо, душа замлела, и тяжесть с сердца отлегла.
Оставив пищу, для острастки, включила первый свой канал… и слушая главенство в шапке, он как всегда ей бает сказки, как Юлий цезарь строит ряд…и отвечает невпопад. Пятровну даже забавляет… средь бая денежки хрустят. Глаза умаялись, расплылось… лицо в экране… будто зад.  Очки на просвет осмотрела, надела, сразу присмирела… чуть отдалилась…вот напасть!  Осмотрела: - такой ведь дуре кресло в сласть.  И каждый рад ее пощупать, помять, «девчонке» тело в страсть.  Министр с лицом, что зад у Нюры. И глазки будто виноград... А рядом, боже ренегат. А самый главный в Мономахе ведет беседу, щурит глаз. Как Ленин с Троцким, в новь манере… натягивает на жопу глаз.       
Отпив мензурку … недотепа концов речей тех не поймёт. Он   средь имбирной молодежи… жует свой старый бутерброд. Затеял   явно канитель. Но что-то бабушке Пятровне напоминает сей сюжет. В стране действительно огромной, огромен барин короед. И баба наша недотёпа, не доглядела, стала петь.  Средь мыслей стала мышковать и Сталина стала поминать… и что в зачатье получилось? О боже мать! Да их там рать! А саранча- вот это сила. Двум смертям ведь не бывать.

 Уже смеркалось, чин по чину … наш атаман, уже без грима, взяв вновь бразды и учит их…-кого?  Кто в мелочах в поклон на чих. Слова как будто на распутье… сама Пятровна видит грех… их ведь история осудит… они средь шума, зла помех.  Смысл действ их   хрен   не разберет.  А как народ? Народ –помет. Он в лоне времени твердеет… дождь малость слезно чуть прольет, немного отсыреет... и так который уже год.

 Еще мензурочную отпив, и разум в косу закрутив… а мысль с просветом   на восход. Так это ж молодь, - не народ! Ведь это Швондеры в новь силе… единый саранчи помет.
А саранча… сидит в запое, под взглядом гордого купца. И   учится, какой тропою вести народ к запой- застою… беря новь сленг за удила. 
А у Пятровны свой ведь вкус… слова лежаться в мат на ус. Она аж в раз с лица сошла… местами аж похорошела… такой сейчас змеи укус… она от слов его вспотела.

-Тогда придеть стране п…ц! Коль молодь, саранча вконец, враз встанет дружно на крыло… тут только дрожжи брось в гомно … и поплывет тогда оно…не зная края, а саранча ведь все сожрет… и тихо в расах растворится…, и уплывет,-  в экран ныряя,
 себя с гомном соизмеряя.

                *****

Хруст снега под окном… и кто-то мямлит? Явь иль сон?  Так много снега намело, – нет, это не лицо,- а жопа в АРТ кино,-экране, в белом кимоно, в метель органе тычется в стекло.
- Каво несет в тьму зим не глядя. Неужто Нюра? Впрямь с полати …из Рая ветром в завихр тьмы… с лицом подобием луны.   Мамон ей ляжки отдавил…или сам он выбился из сил, бежит ко мне за рюмкой водки? -Не зарься, грубо не стучи… меня в подтексте не сучи. Кто там?
-Это я Манда! Соль кончилась, впрямь горе и беда…Пятровна выручай.
-Неужто сам Мамон, твой истинный герой … жреть соль не россыпью, - горстями. Проходь! С хорошими вестями … или как. Пятровна сунула ноги в свои валенки …они хоть стареньки, а греют, в них тепло… со скрипом   отворила дверь в сенцах… дополнив скороговоркой.
- Да ты баба явно, чай сдурела… иль в голове дурь –мать созрела… зимой приперлась не с просясь, и как? Как баба на сносях, в одной сорочке. Неужто что случилось? Иль баба с пьяни обмочилась… пришла с меня трусы содрать? Иль бабе рёбрышки помять, что пью одна, и не с червовой дамой? ... не с тобой?
- Прости Пятровна. Мой ухарь отравился кажется сивухой.  Нажрался … схватился с пьяна за топор… как я успела отстранится, он, сволоча, меня бы зарубил. Прикрой покрепче дверь. Не ровен час, сюда придет, нагрянет.
-А он откуда знаеть, что ты гостюешь у меня?
- Он следопыт, по следу ведь найдет.

Тьму отстранило утро. Забрезжил свет…от матушки зимы на окнах вензеля, и роспись по стеклу,- звездочки из снега и помутнение в глазу. Пятровна услышала соседа… орет, как будто глас из-под земли… аж оробела. Толкнула в бок соседку Нюру … она лежала на печи…
-Очнись соседушка… чай твой в гробу маячит. Послухай. К полу ухо приложи.
- Не слышу!
-Убери пыжи… иначе не налью. Вот незадача… он будто бы в гробу под нами. И не иначе… как он попал туда? Там старое подполье. Я им не пользуюсь. А вход ведь со двора засыпан снегом. Зачем он сам полез туда? А может и не он? А кто?
-Мертвец видать с погоста.
-Ты дура? Или как? Земля замерзла, и мертва, как он может к нам явиться? Ты лучше Нюра ему ответь, а там, что будет.
- Мамон! Штопанный гондон! –это ты? Иль дух твой под полом в похоти витает.
-Нюра! Блудница! ****ь – царица! -это я! Спаси я помираю!
-Ты как под пол попал?
-Не знаю! Когда тебя искал…упал видать в подполье… ушибся…  очнулся, сыро и темно.  Ощупал стены выход не нашел… стал доски отрывать. На ощупь, нашел дыру… иль тайный ход … продолжил по недоразумению движение… чуть сбавил ход, движение мое на ощупь, обнаружил пару трупов в касках, ящики с оружием и в смазке и множество патрон…  одна граната и кажется железный ящик с минами…и ящик шнапса. Сижу пью шнапс,- закуски никакой.
-Ты что слепой?
Нет! у меня осталось раз, два…-три спички. Иди домой зажги фонарь иль свечку, спускайся вниз в подвал…иди сюда, здесь шнапса не счесть…на всех хватит. Пятровну прихвати… и собери закуску.
-Пятровна!Что мне  делать?
-Муж твой, тебе и подчиниться. А я закуску соберу… коль там темно и сыро оденусь потеплей …и провожу тебя до места. Вот время для страстей…

Светало, стеклышко дрожало и ветер в свист скользил под юбку холодил в узде. Бабы лезли по сугробу в свое подземное «кафе», невиданное царство, где под шефе, Мамон пил шнапс из горла… поминая фрица Ганса.
Пятровна посмотри! Дверь дома на распашку… вымерзло поди. Не чурайся, проходи, гостем будешь… коль Мамона не спасем… тогда с радости напьемся. У меня бутылочка припрятана… -этот шакал искал, искал… но ума не хватило, не нашел.
Нюр, а почему зерно по комнате рассыпано, неужто кто колядовал?
- Мамон бутыль искал. Мешок с зерном распотрошил, сено разворошил… а не нашел.
- А где ты ее спрятала? Небось в трусы?
-Ты как в истину смотрела. Перелила я бутыль в грелку и спрятала в трусы.
-А вдруг он пожелал тебя в обличье НЮ увидеть?
- Где ты видела мужика, который водку на бабу променял. Он лучше отравиться, но бутыль допьет… коль найдет.
- А не найдёт?
-Кидается как петух в драку. Это я его оттолкнула от себя… он и рухнул в подполье. Он ведь и там бутыль искал. Подполье не закрыл, туда ему дорога. Пятровна, не уж-то он врет что шнапс пьет, заманивает нас… куражится,- нет там у него напитка …шнапса.
-А топор где?
-Да вот он, у печки воткнут в половицу. Слава богу, надо убрать подальше.
Где-то в глубине души звучала музыка, и как в гробу Мамон весело с надрывом пел… «Бля, бля, бля! Едут, едут по Берлину наши старики!»
-Распелся сукин сын. Мядведь на ухо наступил… а голос волчий… ему выть бы, а он вишь распелся.
-Нюр, фонарик, свечи есть у тебя. Неси.
-Нет! Есть лампа, лет пять стоит без дела в чулане… счас принесу. Спички под загнетью, иль у газовой плиты. Я сейчас.
Перекрестившись, ох мы бабы дуры, зачем лезем?  Видно наша такая доля… где страшней там и радость в горе.  Нюра сняла лампу с полки, очистила от пыли тряпицей. Поправила фитиль, зажгла… фитиль приятно затрещал, озаряя часть чулана.  Сгодиться.
Пятровна я спущусь первой и тебе посвечу. Коль погибать, так с музыкой… рюмки, закуску не растеряй.
Спустились робея…. Прижимаясь друг к дружке…
-Теперь смотри, где твой барин. Так тут все разворочено. Кадушка с огурцами опрокинута.
-Ну гад! Я   тебе шнапс в задницу залью. А голос в подземелье продолжал настойчиво петь … уже проскальзывал блатной жаргон.
-Кажись Пятровна в твоей стороне поет. Посвети.  А вот и дыра… доску головой не задень… я первой пойду… была – не была, помирать, так с музыкой. Нюра протиснулась в проем… сколько жили и не знали, что здесь тайный лаз.   
Приняв лампу от Пятровны, Нюра уверенно шагнула во тьму. И оказались видимо в старом блиндаже великой отечественной. С лева и справа на сгнивших топчанах лежали два скелета в касках, в истлевшей одежде… и удивительно лица чистые и с белыми зубами. Они как бы смеялись над ними. Спрашивая: Что победили?  Рядом с ними валялись бутылки «шнапса» … кирпичи, зубная паста, патроны и металлические ящики. –
- Мамон! Ты где?    
- Я тута … бяги сюда. Не оступись, доски гнилые…
Мамон сидел на металлическом ящике из-под мин, в руке темная бутылка… шнапса. Мамон кайфовал… одну бутылочку он оприходовал… она валялась у ног.
Вот Нюра смотри: Мамон указал рукой на кучу грязных бутылок. Сколько   немецкого здесь шнапса.  Пей –не хочу. Нюра поднесла лампу к его лицу, сомневаясь он ли это. Он сатана. Лыбиться сволочь. Она подняла опустошенную им бутылку … -так это не шнапс?
- Как не шнапс? Мамон насторожился.
-Это «LHER… - французский коньяк. 1938 года.
Мамон был пьян, но понял, оценил шутку жены. С его вкусовым обонянием он конечно враз бы определил, что это коньяк… Нет! -это шнапс. Не даром ему дали погоняло «Дегустатор». Когда они с Квитом на крыльце магазина обнаружили забытую кем-то пластмассовую бутыль с пивом. Квит дивился: - это вино? Или Пиво?
Мамон попробовал, и сразу дал определение: -Это моча.
Пятровна перебила его ход мыслей…Мамон, я тебе закусочки принесла… а зачем ты солонину опрокинул?
-Пятровна! Сгоряча! По жинке соскучился. Хотел с ней побрататься… помять, а она сбежала…
-Нюр! Слышь, что твой ухарь баеть. И шепотом…- в трусы грелку не прячь. В следующий раз он наверняка её найдеть.