16. На улице Варяжской

НА  УЛИЦЕ  ВАРЯЖСКОЙ

Более полутора уже веков назад, в 1862 году, в Великом Новгороде поставили памятник 1000-летию образования Руси, утвердив тем самым «материально» и «монументально» одну из версий отечественной истории. У меня же, писателя, быть может, по нескромности (но, смею думать, не безосновательно!) нарекшего себя норманистом, нынче, в 2019 году, было свое 1000-летие - «восшествия на престол», то есть, в должность наместника Альдегьюборга, теперь Старой Ладоги, бывшего ярла шведского Западного Гаутлданда  Рёгнвальда Ульвссона.

За время, минувшее после нашей встречи в августе 1032 года, перед трагической его кончиной, крепло сожаление, что более уже не посчастливится свидеться и прикоснуться к миру его личности, - да в некую минуту вдруг осенило!..

А почему, собственно?..
Почему бы и нет?..
И стал собираться.

Родина России, село Старая Ладога, оказывается, рядом совсем! Три года назад, в 2016-м, на макушке лета, в полдень, сел я в фирменный «Демидовский экспресс», немножко поскучал, потом поспал и ранним утром вышел в Волховстрое. Через полчаса на привокзальной площади прыгнул в автобус и через четверть часа — буквально через пятнадцать минут! - был уже в первой столице Руси.

Как вскоре оказалось, появившись сегодня, в понедельник, поступил я очень мудро, поскольку тишина и сельское «безлюдье» здесь только в будни, и ничто не оскорбит воспоминаний о былом, давнем — своем. Ведь я не турист и на целую неделю приехал не музеи и храмы обежать, на что вполне достаточно и дня, а побродить в мире своей души и воспоминаний о встрече с Рёгнвальдом.

Первым делом сходил на устье Ладожки. В месте, где она впадает в Волхов, на мысочке по левому берегу ухоженный скверик с памятником датчанину  Рюрику и Хельги-Олегу, прибывших со своей «русью» в 862 году из-за моря Восточного по приглашению Рюрикова деда Гостомысла. За памятником спуск на песчаный бережок, поросший по урезу вод справа еще Ладожки, а слева — уже Волхова живописным, «как тогда», кочкарником с осокой.

Именно сюда, на этот бережок, в кочках и хрустящей под ногами галькой,  на котором сейчас стою, выбрались из лодей в тот их день Рюрик и Хельги, а за ними, побросав весла, rodsmеnn-русь, - прибывшие «нами княжити», поскольку, хоть «земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет».

Именно на этот мысочек, спустя полтора после Рюрика века, в 1019 году, летом, ступил, из кнорра своего сойдя уже наместником русского князя Ярослава, Рёгнвальд Ульвссон. А именно здесь они высадились, чтобы «правити» потому, что славянское  поселение это под первым, от финнов, названием Алоде-Йоки (нижняя река), позднее переименованное скандинавами в Альдейгью (Альдейгьюборг) возникло где-то в VI веке (а то и раньше), как важный пункт на водных путях Севера.

С тех пор вот уж полтора тысячелетия, говоря по-ученому, «планировка» села не менялась,  а дороги и улицы «на тех же местах». Самая же древняя, потому что первая не только здесь, в селе, но и во всей России, - улица Варяжская, что от устья Ладожки тянется по левому берегу Волхова. Именно она вызвала видом «длинного ряда домов из круглого дерева... наполовину в землю вкопанных» первое сильное впечатление у Рёгнвальда, когда он летом 1019 года, после долгого сидения в ладье, прогулялся по ней, «разминая ноги».

И как не быть такому впечатлению, если увиденное им здесь прямо говорило о корнях всего зримого, которые уходят в ту седую пору, когда ни его,  Рёгнвальда Ульвссона, ни отца его, Ульва Тостессона, ни деда его Скёглара-Тости, ни прадеда еще на свете не было.

Уроженец соседней Новой Ладоги археолог Валерий Петрович Петренко, много лет научных изысканий посвятивший Ладоге Старой, уже в первых больших раскопках около Варяжской улицы обнаружил на горизонтах 840-990 годов более 60 разного рода построек и множество сопутствовавших им находок, в числе которых: деревянная посуда, резные скульптурные изображения, черепа животных, железная гривна-амулет с молоточком Тора, медная подвеска-амулет с двухсторонней магической надписью - заклинанием от злых сил. Все это — знаки стабильной, оседлой и по-своему развитой уже в то время жизни сотен людей.

Разминая после поезда и автобуса ноги, прогулялся по улице Варяжской и я. А потом были пять дней впечатлений и открытий, но, - что вновь подчеркну, - не тех, за которыми едут сюда на «рогатых» автобусах из Санкт-Петербурга любители истории. Скорее, это были встречи с воплощенными в реальность... мечтами Рёгнвальда Ульвссона, а также открытия, о которых мечтать он даже не мог.

Самое сильное впечатление и самая, пожалуй, достойная память о Рёгнвальде, как личности, - торжество православия здесь, в жемчужине Русского Севера.

Помните, Рёгнвальд еще в юности у себя в шведском Скараре построил христианский храм, где крестилась знать тогдашнего шведского двора во граве с королем Олавом Эйрикссоном и дочь его, будущая жена Ярослава Мудрого Ингигерд - Анна? А еще, помните, когда в 1019-м он появился здесь, в Альдегьюборге, нашел лишь языческое  капище? А сейчас здесь — лепота!

Если вслед за током Волхова по высокому левому берегу идти, то первым откроется красавец Никольский мужской монастырь (ХII век) с собором Святого Николая Чудотворца, небесным покровителем которого является прославленный в веках Александр Невский, а также красавица-церковь Иоанна Златоуста.

Спустившись от него не строго по берегу, а по забирающей влево Никольской улице, оставив справа Крепость, мост через Ладожку и снова всю короткую улицу Варяжскую, в конце ее буквально «упрешься носом» в... каменную стену женского монастыря Успения Пресвятой Богородицы с низенькой калиткой в ней на территорию. Кроме Успенского собора (ХII век) здесь Крестовоздвиженский храм, каменные келейный и другие корпуса, гостевой дом, хозяйственные постройки.

Подобно Никольскому мужскому, Успенский женский монастырь действующий. Благодаря трудам монашек-послушниц, территория его очень ухожена, дорожки в пышных цветочных «бордюрах», травяные газоны стрижены. А еще к скромной и совсем не грешной гордости здешних жительниц-монашек несколько совсем уже древних лип, оставшихся от аллеи, собственноручно высаженной в парке монахиней Еленой — бывшей царицей и опальной супругой Петра Великого Евдокией Федоровной Лопухиной. Она провела здесь в заточении семь лет плюсом к предыдущим девятнадцати в Покровском монастыре Суздаля...

Напротив него, левее от дороги в Новую Ладогу, храм Алексия Человека Божия. Ниже по течению Волхова, на Малышевой горе, храм Рождества Иоанна Предтечи (ХVII век). В крепости, центре паломничества туристов, - каменный Храм Святого Георгия Победоносца (ХII век), деревянный — Святого великомученика  Димитрия Солунского (ХVII век).

Сама же крепость, первая каменная постройка Ладоги, о какой мечтал Рёгнвальд Ульвссон, была заложена почти век спустя после его кончины, в 1116 году, очередным правителем Альдегьюборга — посадником князя Мстислава Великого, сына Владимира Мономаха, Павлом.

В связи с этим интересная деталь. Помните, в саге у Рёгнвальда: «Велел я стену каменную на мысе в устье Ладожки по всему периметру укрепить. Кладка тут сейчас - известняк на глине, да башня одна. Послужит пока. А в мыслях - стена каменная, да высокая, чтобы неприступная, и по самому урезу вод с многими башнями с бойницами для круговой обороны». Сейчас это высокая  Раскатная башня, жар камней которой в тот солнечный день помнит ладонь моя до сих пор.

А еще по берегам Волхова и Ладожки в руинах фундаменты некогда несших свет православия Спасской церкви, Собора Святого Климента. А еще в ближней и дальней округе бывших земель Ингерманландии — храмы и монашеские монастыри Валаама, Соловков на Гандвике — море Белом, нынешних городов и весей Русского Севера.

Гуляя по Старой Ладоге, наслаждаясь «будней» тишиной и безлюдьем храмов, музеев и сувенирных лавок, отдаваясь вольному плаванью мыслей в океане веков Скандинавии и Русского Севера — мире, где душой живу десятилетия, но осознавая себя в «современности» и зная, что чудес не бывает, ни самой даже робкой надежды не имел и иметь не мог на встречу с... моими новыми знакомыми, авторами саг, собранных здесь. Однако!..

Однако и однако!
Как тесен мир!
И как летит время!
И что ему тысячелетия!..

По давней страсти скупать в путешествиях книги по истории мест, коими осчастливила судьба, захожу в сувенирный магазин у Крепости. В книжном отделе беру не глядя и плачу, сколь просят, -  за шикарное издание в твердом переплете и полноцвете снаружи и внутри «Старая Ладога. Первая столица Руси». И второе, в мягком, но не менее шикарное - «Ладога князя Рюрика». По дороге в гостиницу пролистываю жадно, не подозревая скорых открытий. Но, когда в номере, пока не читая, неторопливо разглядывал иллюстрации в первой, большой, книге, увидел вдруг!..

Нет, я сначала глазам не поверил! Но - как было не поверить?!

На странице 76 верху — перстень. Чёткое, в цвете, изображение! В подписи:»Перстень. Золото. Перегородчатая эмаль, скань. Византия. Конец Х — ХI в. Из раскопок Земляного городища в 2007 г.». Ну, - тот же самый! Тот, - без сомнения! О котором мне Мар Хундрёдарссон, Хромой Мар, купец с Готланда, тогда рассказывал. Он про этот перстень так живописал, в таких мелочах и деталях, что перстень этот в памяти у меня именно в таком вот образе и хранился. Именно такой вот «картинкой»! И мне даже сейчас пояснять не надо, что это “Византия». Конечно, Византия! И конечно, это «Конец Х — ХI в.»

Это тот самый перстень, который при «обходе палат», то есть при  грабеже во дворце в Константинополе в 1043 году, Харальд Сигурдссон, как Мар мне рассказывал, «сорвал с пальца «подвернувшейся» турецкой княжны. Да получилось это у него не сразу, и Харальд хотел уж, было, отхватить палец кинжалом, и княжа от боли и страха ахнула и упала в обморок». Кто сейчас знает об этом?!

Надо же!
И только я от шока такого и восторга немного отошел, как — на!

На этой же буквально странице, пониже — портрет девушки. Современная юная красавица в солнечный день в лёгкой летней маечке с длинными лямочками-бретельками. Голые плечи и голая грудь (правда, до уровня «ниже - не всем»). А на груди — из подписи: «Ожерелье из бус на участнице экспедиции. Стекло, сердолик, горный хрусталь. Третья четверть Х в. Из раскопок Земляного городища в 2007 г.»

Батюшки-матушки!
Что за день сегодня!

Это ожерелье, как тот же Мар Хундрёдарссон рассказывал, будущий король Норвегии Харальд Сигурдссон «на моих глазах смахнул со столика в спальне какой-то юной  итальянки во дворце в пригороде Рима, пока ее Ульв Оспакссон и кто-то из наших укрощали в углу под пышным балдахином, а она визжала и извивалась...»

Немилостив и груб был тогда, однако, Харальд, но сейчас дело-то не в этом! А в том, что минуло уже тысячелетие, а эти две столь дорогие не по деньгам даже, а ценностью для истории и исторической науки вещи, пришли вот к нам!

Исследователь прошлого Старой Ладоги, археолог, доктор исторических наук, профессор Анатолий Николаевич Кирпичников, рассказывая несколькими страницами ранее об уникальной раритетности этого перстня, относит его к шедеврам ювелирного искусства. «По мнению византиниста  В.Н. Залесской, - пишет он, - вещь могла быть сделана в Константинополе и относится к ХI в.,  если не ранее. Сходные аналоги... представлены в музеях Дании и Англии». А об ожерелье сообщает, что скопление составивших его 58 крупных и очень крупных бусин «обнаружено в определенном порядке, что позволило собрать его  и представить в изначальном виде».

И, что любопытно, - буквально в следующем же предложении Анатолий Николаевич без каких-либо оговорок утверждает:»Ожерелье было кем-то положено и не востребовано». Так не «кем-то», а получившим его в подарок от Харальда Сигурдссона, младшим сыном Рёгнвальда Ульвссона  Эйливом. А «не востребовано» по той причине, что на момент вручения ему ожерелья Эйливу было 43 года, и у него то ли вообще, то ли уже, а может, еще... супруги не было. Поскольку ни Рёгнвальд Ульвссон, ни Ульв Оспакссон, ни Хромой Мар в беседах со мной даже словом не обмолвились, ни  сам я, готовя их саги к печати, нигде в исторических источниках упоминания о ней не нашел.

Перстень этот и ожерелье откопал в... 2007(!) году, - всего за семь лет до моего здесь появления! - все тот же археолог Валерий Петрович Петренко на Земляном городище рядом с нынешним Кремлем, где вполне возможно, а не в «отцовской» Княщине и жил Эйлив.

Самым же большим подарком для меня и исторической драгоценностью для генетической памяти стала «Подвеска со знаками Рюриковичей. Конец Х — первая треть ХI в.. Раскопки В.П. Петренко в 70 г. Лицевая и оборотная стороны». Так значится в подписи под фотоизображениями подвески на 158 странице, которую, - вот именно эту!.. показывал мне в день нашей встречи 2 августа 1032 года, за месяц до гибели, ярл Альдегьюборга Рёгнвальд Ульвссон. Помню слова его: »Та печать государева, княжеская вот, изволите видеть, но прошу перстами не прикасаться, а лишь зреть! -  у меня на поясе висит. И всякая сколь угодно важная бумага лишь тогда будет силу иметь, когда я к ней свою руку с этой печатью приложу».

Глазам не верю! Та самая! Ну да, вон на лицевой стороне трезубец князя Владимира Святославовича, а на другой — такой же трезубец, но более как бы декоративный - князя Ярослава Мудрого.

Не верите?
И правильно делаете!

Мне тоже подумалось, оттого, что уж очень хотелось, что это — именно и та самая, которую мне Регнвальд Ульвссон показывал. А эта — такая же, но  - не та самая! Та самая, которую мне Рёгнвальд показывал, утонула вместе с ним той осенью в Лагоде, поскольку висела у него на поясе. И сколь бы ни были жители Альдегьюборга благодарны ярлу своему за благодеяния, сколь бы ни любили его, не могли  они исполнить желания его и насыпать памятный курган в его честь, даже если бы захотели пренебречь его христианской верой. Потому что он ведь утонул, а «под курган» по языческому обряду должно предшестовать, извините,  трупосожжение...

С наибольшей вероятностью будет считать хозяином этой бронзовой подвески-печати Эйлива, который после гибели отца занял его должность наместника. Или именитого купца, полномочного «торгового представителя» двора. Тогда факт находки печати Валерием Петренко в урочище Победище, на раскопе одной из сопок, видится вполне уместным.

А еще по страницам «большой» книги «рассыпаны» яркие бусы и бисер из стекла, сердолика, олова, бронзы, янтаря, золота; и я опять вспомнил Рёгнвальда Ульвссона, как он нахваливал ювелира-мастера Сигурда из Холопьего городка, рекомендовал заказать ему ожерелье «для девы-красавицы, княгини сердца вашего». Княгиня-то есть, да где теперь другого такого, как Сигурд, мастера взять?!

Тысячу лет той поре, а сердцу так близко всё, будто — вчера!..