Рыжик. Глава 7

                7
                ***
Пришедший ветфельдшер Семён Терентьевич, напялив серьёзную мину на своё, не всегда трезвое, лицо, долго ходил вокруг лежащего Валета, подымал его голову, заглядывал в глаза, ощупывал ноги и рёбра. Затем, взявшись за собственную спину, с трудом выпрямившись, подняв вверх дрожащий палец, поставил диагноз:
- Ни хрена с ним не будет, такие кости только трактором можно переломать, но мясо ваш Рыжик в отбивную котлету Валету превратил, так что недельки три он будет с болью вспоминать произошедшее.
Все присутствующие облегчённо вздохнули. Аким, злорадно взглянув на лежащего Валета, подошёл к Рыжику, погладил его по носу и удовлетворённо шепнул:
- А ты Рыжий, молодец, настоящий породистый жеребец!
- А ты Акимка, не радуйся, - каким-то образом услышал слова конюха, казалось  напрочь глухой,  ветеринар, - скоро я твоего Рыжика кастрирую, ждать осталось не долго.  Идите, помогите поднять Валета, надо его в отдельный станок завести. 
Стонущего жеребчика подняли, всей бригадой, на ноги и повели в станок, когда проходили мимо Рыжика, тот победоносно подняв красивую голову, заржал. В станке, куда был доставлен Валет, ветеринар, вытащив из сумки шприц, сделал жеребчику укол и, повернувшись к Акиму, спросил:
- Самогон есть?
- У меня нет, - ответил тот, - а зачем, я не пью.
- Зато я пью, - оскалился Семён Терентьевич, - с тебя магарыч, мне теперь придётся две недели каждый день, по три раза приходить к вам, ставить уколы.
- У меня есть, - поглядывая с опаской на бригадира, сообщил Серёга.
- Ладно, доставай, - обрадованный благополучным исходом лошадиной битвы, согласно кивнул Михаил Алексеевич.
Все, кроме Акима, выпили по стакану мутного самогона. Закусили, лежащим на столе,  хлебом, и двинулись по своим делам. Уходя, бригадир ещё раз наказал Акиму:
-Я не шучу, ты Аким, давай-ка отгороди, для своего породистого, отдельный загон и поскорее. То, же мне, боец вымахал, беда с вами, да и только!
                ***
На другой день Аким запряг Рыжуху в дроги, поехал в лес. Нарубил осиновых жердей и соорудил, как раз против окна «конюховки», добротный загон. Затем повторив свой визит в сторону леса, привёз мелкого берёзового кругляка, и смастерил в этом загоне прочный навес и кормушку на несколько лошадей. На третий день, пришедший на конный двор бригадир, обнаружил загон и в загоне лошадиное семейство: старую Соловуху, Рыжуху, мерина Каштана и жеребчика Рыжика.
- Это, что за единоличный раздел? – Обратился он к стоящему в стороне Акиму.
- Почему единоличный, общественный. Каждый должен жить с милыми его сердцу сожителями, - уверенно ответил конюх.
- Ты Аким, как малое дитя, - удивлённый таким выводом, не нашёл более подходящих слов бригадир, - жеребчик – то скоро превратится в жеребца, что ж ты его с матерью поселил.
- Вот когда превратится, я ему сделаю отдельный станок, а пока пусть живут вместе.
И жизнь продолжала, плавно без каких – то  особых перемен, протекать мимо конюшен и «конюховки» данного конного двора.
Прошел ещё год, и вот наступило то благодатное время, с которого началось это лошадиное повествование – весна.
Всё в природе устремилось к жизни, к воле, любви. Всякая животина: зверушка, птаха, насекомое стремятся скорее выбежать, вылететь, выползти из своего укрытия, в поисках этих самых любви и воли.
Рыжик, который стал  настоящим жеребцом, стройным  красавцем с лебединой шеей и точёной головой,  уже с полгода находился в отдельном загоне, отгороженном Акимом рядом с материнским.  Это было сделано за тем, чтобы избежать   близкородственного  спаривания, лошади, как бы они не были умны, всё -  таки относятся к классу животных, хотя туда же можно отнести и некоторых людских особей.
Напротив, через двор, находился загон молодых кобылиц, где в общем табуне резвилась серая кобылица  Зорька. Они не забыли друг друга, часто подходили каждый к своему забору и, встретившись взглядами, издавали любовные ржания, но преодолеть прочный забор у них не было возможности.
И вот, когда наступала эта благодатная пора благоухания природы и любви, эти хитрые люди, для собственной выгоды, пренебрегая притягательными узами и привязанностями отдельных особей, производили спаривание кобылиц с избранным только ими жеребцом производителем. И тут уж люби – не люби, а другого выхода не было, да и природа требовала своего.
Однажды Рыжик увидел, как, Равнодушный, т. е. Серёга выпускает табун молодых кобылиц на волю – за ворота конного двора. И не успели они скрыться в ближайшей рощице, как нелюбимый конюх, крепко держа за узду, повёл в том направлении жеребца Битюка.  Как видно люди пока Валету не доверяли, хотя после битвы он выправился и выглядел довольно внушительно, не хуже Битюка.
Сердце Рыжика учащённо заколотилось, ведь в том табуне, отпущенных на свободу кобылиц, находилась его любимая серая в яблоках кобыла Зорька. Он начал метаться по загону, несколько раз, налегая на жерди, пытался  их поломать, но они были достаточно крепки. И тогда в красивой, точёной голове жеребца всплыла, видимо переданная ему  отцовским инстинктом, неудержимая выходка. Он разбежался по кругу вдоль забора и, вдруг, изменив резко направление, маханул через этот забор, как когда-то также поступил его отец - породистый жеребец с конезавода.
- А ты куда, сволочь? - Закричал возвращающийся назад Серёга, - вот неудержимый  гад. Пойду,  позову Акимку, пусть он сам отлавливает этого выродка.
Предупреждённый Аким, сделав вид, что торопится вслед за Рыжиком, зашел в конюшню, завалился на солому и задремал.
«Пусть жеребчик потешится, от кобылы не убудет» -  имея в виду серую кобылицу, подумал засыпающий Аким.
                ***
           Рыжик летел, как говорится, «не чувствуя под собой ног» и не по тому, что к  нему  в голову закралась какая-то мысль о ревности, нет. Он просто, почувствовав свободу, понял, что сейчас состоится долгожданная встреча с любимой серой кобылой. Но проскочив лесок и выбежав на поляну, Рыжик увидел, как человек, пропахший лекарственными веществами,  / это конечно был колхозный ветеринар/, подводит за уздечку жеребца Битюка к его любимой Зорьке. / Оплодотворение кобылиц  туповатым конюхам не доверяли. Во первых они не внимательно относились к этому процессу, во вторых не умели писать, а нужно было всё заносить в особый журнал. Лошади в то время имели огромную ценность в колхозах. /
  Битюк расширил ноздри и тяжело засопел, в предчувствии  обладания одной из наложниц его обширного гарема. Рыжик, стремительно метнувшись между жеребцом и кобылицей, оттолкнул её в сторону и грудью,  отбросив ветеринара, ударил в голову Битюка. Ошалев от такой наглости, пожилой жеребец несколько секунд стоял вытаращив на обидчика глаза, затем злобно заржав и оскалив крепкие ещё зубы, взвился на дыбы и, выставив огромные копыта, стал опускаться на Рыжика.  Испуганный ветеринар, Семен Терентьевич, сбитый молодым жеребцом, запутавшись в траве, ползал под деревом, увидев, как огромный тяжеловоз опускается на миниатюрного скакуна, закрыл глаза:
- Всё, конец, отбегался рыжий подкидыш!
Но шустрый Рыжик, стремительно выскочил  из-под опускающихся на его спину тяжелых копыт. Битюк, пронизав пустоту, грохнул копытами об землю, по щиколотку утонув в ней.  Получив  ответный удар копытами в грудь, он окончательно озверел. Тут-то Рыжик почувствовал, что опытный Битюк нечета молодому Валету. Он понял, что больше не сможет нанести удар своему противнику, потому, что тот как ураган стал взлетать на дыбы и стремительно обрушиваться на противника, нещадно кусая его крепкими зубами. И поняв это Рыжик, решил измотать своего соперника. Он ловко отворачивался от ударов и укусов, но на большое расстояние не уходил, не давая тем самым остановиться и передохнуть Битюку в яростной атаке. Борьба продолжалась ещё минут пятнадцать, и молодость  победила, пожилой жеребец начал уставать: тяжело задышал, покрылся потом, его прыжки становились всё медленнее и ниже, с губ срывались клочки пены. Наконец он, опустив голову, остановился, Рыжик, так больше ни разу не ударивший своего соперника, развернулся и пошёл к своей любимой серой в яблоках кобылице.