Сказание об Иле. Глава 17 Землянка

Видения. Землянка

Илея открыла глаза, рыбак радостно обнял ее.
— Здравствуй, брат мой Сенака, наконец я тебя нашла, — слабым голосом прошептала девушка.
— Еще кто кого нашел! — не выпуская Илею из своих объятий, с нежностью возразил рыбак. — Ничего не говори, тебе сейчас надо поберечь силы.
— А где он? — Девушка взволнованно посмотрела на Сенаку.
— Кто он?
— Тот, кто был со мной и кого тоуркуны называли Хорзом.
— Когда я нашел тебя, ты была одна, не знаю, о ком ты говоришь.
Илея недоверчиво и очень внимательно снова посмотрела на рыбака, тот казался невозмутимым. Девушка приподняла голову и сильно прижала ладошки к лицу, словно пытаясь вспомнить сон:
— Не обманываешь ли ты меня, брат мой?
— Одна была ты там, я нашел тебя лежащей без чувств.
Не стал Сенака рассказывать, что видел, ведь пришлось бы ему тогда поведать обо всем. О том, как невольным свидетелем он стал тех событий тайных, о которых, возможно, Илея предпочла бы умолчать. И ему пришлось бы объяснять, как, ее спасая, он Хорза бросил, думая лишь об одном ; как ее спасти, Илею. Оправдываясь, Сенака, наверное, рассказал бы девушке о том, как пудовые железяки на ноге не давали Хорзу ни малейшего шанса вырваться из каменного плена. И наконец, что видел он, как выдавали ее замуж. И тогда Сенака решил обо всем молчать, предоставив девушке самой сделать выбор: рассказывать ли о том, что с ней случилось, иль все оставить в тайне?

Над гаванью поднималось огненное зарево. Темнело быстро, Илея все еще была очень слаба, но оставаться на ночлег здесь было попросту опасно. Вокруг то и дело шныряли какие-то подозрительные люди с баграми и секирами в руках. Девушка, держась за плечо Сенаки, теперь передвигалась сама. Рыбак не выбирал пути, ноги сами вели его, главное, подальше от гавани.
 
Сенака оглянулся — он все еще не верил своей свободе. Рыбак вспомнил, как там, у каменного логова, он дважды мог бы попасться в руки к врагам, но каждый раз ему достаточно легко удалось ускользнуть от них.
«Повезло…» — подумал Сенака и погрузился в раздумья.

 В первый раз его остановили на выходе из каменного логова. Тоуркуны, те, что охраняли вход, спросили у него, что случилось там внутри и кого, скрывая от чужих глаз, несет он на руках? Сенака, не придумал ничего лучшего, как, вынув кхарский амулет и сунув врагам под нос, спросить с таинственным лицом, известно ль им чья эта вещь. Увидев реликвию, тоуркуны со страхом отступили. В другой раз его нагнали двое и стали выспрашивать, кто он такой и почему такой грязный. Один из тоуркунов поинтересовался, кого несет он на руках. Другой предположил, что он беглый узник, и прижал секиру к животу Сенаки. Тот же отвечал им: «Лекарь я, в скале пожар случился, на руках несу ведьму, что для тоуркунов открывала тайны, она угорела, и ей нужна помощь». И те двое, Сенаке поверив, отдали ему своего мула и циновку. Усадив девушку на мула, рыбак продолжил путь.
— Нам надо пробираться в Иль. Илея, знаешь ли дорогу ты к дому своему?
— Знаю. Но в Иль мы не вернемся. Нам надо найти какое-нибудь место и там переждать зиму.
— Нам нельзя останавливаться, нас обязательно будут искать, лишь только уляжется смута.
— Доверься мне, как раньше, я знаю, что делаю.
— Про нас не забудут и обязательно найдут, — пытался вразумить Илею Сенака.
— Верь мне! — Девушка взяла Сенаку за руку.
Хорошенько спрятав Илею, Сенака верхом на муле вернулся ночью в гавань. Прошли ночь, и день, и еще одна ночь, прежде чем вновь объявился Сенака. Он вел под узды мула, на спине которого громоздился тюк, в нем были кое-какие вещи и провизия. Рядом, шаркая ногами, подавленный и напуганный, брел старик— это был вязальщик сетей. Находясь в глубоком смятении, старый мастер разговаривал сам с собою, вздрагивая и постоянно оглядываясь. И тому виной были события в родной его гавани.
— У него есть родственница, она живет в трех-четырех днях пути отсюда к северу. По его словам, место там тихое и уютное. У нее и переждем зиму, — едва переведя дух и усадив старика на все еще зеленую траву, быстро проговорил Сенака.
— Да не родственница... — вдруг выйдя из душевного стопора, вмешался в его рассказ вязальщик. — Жена сводного брата моего двоюродного племянника. — Он в задумчивости поднял глаза, что-то прикидывая в голове, и, одобрительно кивнув, снова углубился в свои переживания.
Присев рядом, Илея обняла старика, и тот, всхлипнув, стал тихо бубнить что-то вроде того, что хорошо, что они его забрали…
— А откуда эти вещи? — Девушка показала на тюки.
— Украл, — буркнул Сенака.

Через четыре дня они были на месте. Большая постройка с крышей, обложенной мхом, поднималась вверх до макушек елей, бревенчатые стены уходили в землю на полтора человеческих роста и по этой причине не имели окон. По кругу постройку обступали невысокие скалы. Их тени почти круглосуточно заслоняли собой одинокое жилище, лишая его солнечного света.

Гостей здесь конечно же не ждали. Пышущая здоровьем женщина возилась с какими-то длинными высушенными листьями. Сначала очищала их от зерен и шелухи, а потом разделяла на тонкие волоски ; очевидно, готовилась прясть.
Рядом с ней крутились дети, они были настоящими сорванцами. Шумная ватага гоняла цаплю, по-видимому, с перебитым крылом. Та отчаянно пыталась убежать, быстро переставляя свои длинные ноги, дети не отставали. Наконец птица перешла на скачки, но и это не помогло, детвора улюлюкала и вприпрыжку неслась следом. Илея попробовала малышню сосчитать, но дети были настолько шустрые и вертлявые, что в конце концов она запуталась, остановившись на шести. Увидев незнакомцев, женщина приняла недружелюбную позу, но, заметив среди них вязальщика, расслабилась и уселась за прежнее занятие. В своих мыслях, она постоянно думала о куда-то подевавшемся муже, уж третья осень прошла, а его все не было.

Получив в качестве платы украденные Сенакой вещи и мула, хозяйка согласилась приютить всю эту компанию у себя, но поставила несколько условий:
; Кормить я вас не буду! Ты, — ткнула она пальцем Сенаке в грудь, — иди охотиться или лови рыбу. В лесу полно зверья, да и озер немало, а в них водится рыба. Мой муж там и зимой ее ловил, да и я... Не умеешь ; научу. Ты, родственничек, ; указала она на вязальщика, — будешь помогать мне по хозяйству, домишко-то прохудился совсем. — И, взглянув на старика, добавила: — И даже не вздумай мне здесь помирать. Навяжешь мне веревок, а я их потом продам. А ты... — обернулась она к Илее, — пока мне не нравишься... — И, отойдя в дальний угол просторной комнаты, оглядела девушку с головы до ног и с недоверием продолжила: — Странная какая-то ты. Не знаю, чем тебя занять... Как вижу, чужестранка? Делать хоть что-нибудь умеешь? Я бездельничать никому не дам.

Сенаку и вязальщика хозяйка поселила наверху, под прохудившейся крышей, а сама с детьми и Илеей осталась жить внизу, под защитой толстых бревенчатых стен. Хозяйка занимала одну половину, Илея с детьми ; другую.
Оказалось, что Илея рукодельница и не белоручка. А главное, заметила хозяйка, что любят ее дети. И даже цапля с перебитым крылом заботами девушки быстро пошла на поправку и теперь ходила за ней по пятам, как верная собака.
Зима выдалась холодной, сугробы завалили лес. Все кругом погрузились в дрему. И только домишко оживлял ледяное безмолвие ; из трубы теплой струйкой шел дымок от починенного очага.
 
Дни побежали за днями. Метели завывали за окном. А когда снег прекращался, Сенака отправлялся за добычей, приносил он и рыбу, и мелкую дичь. Вязальщик кое-как сплел с десяток веревок, а в конце зимы взял да тихо помер. Он просто уснул и больше не проснулся.

Пришло первое тепло, а вместе с ним потихоньку стал исчезать и снег. Сенака на несколько дней ушел в лес. Женщины остались одни.
— Что-то, смотрю, поправляешься ты, девица. Как распирает-то тебя... ; как-то усмехнулась хозяйка. ; А? Говори, меня не обманешь, глаз-то наметанный. Ребенка ждешь? — Она подмигнула и внимательно уставилась на Илею.
 И правда, скрывать Илеи свое положение уже не было возможности. Все стало очевидным, ее животик округлился и изо дня в день становился все больше и больше. В нем незримо начиналась новая жизнь.
— Да, — кивнула девушка.
— А муж-то есть хоть у тебя?
— Был. ; Илея опустила глаза.
— Мм... — Хозяйка недоверчиво замотала головой. — Как знаешь, но остаться с ребенком здесь я тебе не разрешу, мне своих-то вон девать некуда, а здесь еще один будет горланить, да и тебе надо немало места. А если муж мой вернется...
— Мне только бы тепла дождаться, а дальше мы уйдем, ; тихо сказал Илея.
Сенака вернулся через несколько дней, и в этот раз с малой добычей. Из-за того, что на озерах лед стал тонким, а потому опасным, он не мог рыбачить, как прежде. Хозяйка теперь все время была недовольной. Илея решила рассказать Сенаке все, она призналась ему, что ждет ребенка, и передала разговор с хозяйкой.
Сенака выслушал Илею, а потом о чем-то недолго говорил с хозяйкой. Когда та вышла во двор, то уже была в благосклонном настроении. Довольно потянувшись, посмотрела в небо и прищурилась. Высоко в нем, возвращались с зимовки птицы. Они летели клином, спешили к скалам обживать пока не занятые гнезда.
— Ладно, живи пока, — продолжая смотреть в небо, сказала довольная хозяйка.
Ее рука скрылась за пазухой и достала оттуда какой-то завернутый в тряпицу предмет. Развернула.  В тряпке лежал кхарский амулет.
— Красивая штуковина, — промурлыкала хозяйка.
Теперь пришло время и Сенаке рассказать Илее правду о том, что он был свидетелем того, как выдавали тоуркуны ее замуж.
— Я видел все и слышал, но не мог помочь тебе, прости меня, сестра.
— Твоей вины в том, что случилось, нет, — успокоила его Илея. ; Все идет, как и должно быть. Скажи мне только, где тот, кого я выбрала себе в мужья.
— Не знаю, когда я нашел тебя, он на цепи сидел и умолял, чтобы я тебя унес скорее. Там как раз начиналась резня. И я поспешил вынести тебя. Быть может, он так и остался там, а может, выбрался и спасся...  Этого я не знаю.
— Послушай, брат, меня: коли жив он, найди его.

Дни сменялись днями, пришло лето, и настало время появиться на свет малышу. Он родился рано утром, вместе с поднимающимся над зелеными верхушками деревьев солнцем, и громко огласил всю округу. Все были рады этому младенцу, и даже хозяйка время от времени наведывалась к Илеи и, как добрая тетушка, хлопотала около малыша.

И уже решено было ждать того момента, когда малыш немного подрастет, а его мама окрепнет, и уж потом отправляться в путь. Надо было возвращаться в Иль, другого варианта не было, и Илея соглашалась в этом с Сенакой. Рыбак клял себя за то, что тогда, на кораблике, не отговорил Каулу отправить с ним сюда, к берегам Летучей Рыбы, свою дочь Илею. А теперь из-за него, Сенаки, не только она была в большой опасности, но и этот прекрасный светлоглазый малыш. Себя постоянно терзая, стал рыбак молчалив и даже угрюм. И лишь при Илее старался не выказывать своей печали.
Пока же Сенака добывал пропитание для своей теперь уже большой семьи. И каждый раз, покидая жилище, помнил об опасности, нависшей над их головами.
Он видел тех, кто рыскал по лесам и проселочным дорогам и спрашивал про беглецов, что скрылись из гавани, про чужестранку и рыбака, и слышал шепот  во сне: «За их поимку будет вам награда!»

Рыбак постепенно готовился к дальнему пути. Он почти уже соорудил повозку, но в ней не хватало одного колеса. «Я обязательно его добуду, прикачу, и тогда готово будет все», ; рассуждал Сенака. Еще он тайно ходил в гавань и там расспрашивал про Хорза. Но не было о нем вестей. Так в заботах и надеждах миновал почти год.
Как только снова стало тепло, хозяйка взвалила на мула кое-что из того, что досталась ей от Сенаки, туда же пристроила часть крепких веревок, тех, что сплел вязальщик, и отправилась в путь, оставив детей на попечение Илеи. Ее намерения были просты и бесхитростны: она хотела все это продать. Хоть Сенака и отговаривал женщину от затеи этой, но ее деятельную натуру было не унять.
В гавани понемногу улеглись бушевавшие здесь прежде страсти. Людей теперь совсем там не было видно. Кругом одна разруха. Но базар, на удивление, оказался прежним. Никакие пожары, катастрофы и кровопролития не могли вытравить из людей неуемное желание продавать и выгодно обменивать товары. Покупателей было мало, они ходили озираясь ; опасались, что весь кошмар вернется вновь и тогда гавань, как некоторое время назад, погрузится во мрак кровопролития. Но для хозяйки не это сейчас было важным, а то, что согревало ее душу уже три зимы, — надежда узнать хоть что-нибудь о своем пропавшем муже. А может, и встретить его здесь, в гавани, живым и целехоньким.
 
Расположившись, хозяйка, как это и положено, принялась ждать. Она успела еще трижды представить себе встречу с пропавшим мужем, прежде чем у ее лотка появился первый покупатель. Женщина быстро отринула от себя все думы о муже, теперь ее мысли были заняты выгодным обменом ; на железные монеты, бывшие здесь в ходу, или на другой товар, необходимый ей. Главное, выгодно.
Рыбацкая накидка, что была в числе вещей, подаренных Сенакой, оказалась покупателю впору. Отдав за нее десять монет, он удалился. Не успела женщина подумать о муже, как подошли двое стариков и заинтересованно стали разглядывать мотки веревки, что успел сплести вязальщик. Они долго приценивались, зачем-то пробовали веревку на зуб, что-то негромко обсуждали и наконец решили забрать все. Хозяйка уже принялась пересчитывать полученные барыши, когда вдруг заметила направлявшуюся к ней большую группу людей. С первого взгляда было понятно, что идущие весьма воинственно настроены. В особенности женщина с растрепанными волосами и в кожаном разделочном фартуке, что шла впереди всех.
 
 Обступив хозяйку и ее незадачливых покупателей со всех сторон, пришедшие нависли над ними, как орлы над потрошеной рыбой. Из толпы в центр выпихнули одного мужика. Того самого, что купил накидку.
— Это она мне ее продала, — указал он на хозяйку.
— Да у них тут целая банда, у-у-у! Ворюги! — кто-то злобно заорал в толпе.
Старики покупатели, отнекиваясь, бросили на землю веревки и отступили подальше от хозяйки, демонстрируя всем, что они здесь ни при чем.
— Люди добренькие, да что же я украла у вас?! — наконец сообразив, в чем дело, принялась защищать себя хозяйка.
— Это же моя накидка! Мужа моего, что погиб! А теперь сирот его! — завопила баба в разделочном фартуке. — Что же я своих вещей не узнаю?! Здесь вот и стежка моя есть, глядите-ка! — И, вывернув накидку, стала демонстрировать старый шов. — Хватайте ее! Отведем к  смотрителю, пусть он добивается правды от нее!
— Не крала я ничего! Чужого в жизни не брала! — закричала хозяйка, которую со всех сторон окружила разъяренная толпа.
Не отставали и те двое, что купили веревки.
— Деньги! Деньги наши верни! — не унимались в толпе их голоса.

— Не крала, сама обменяла за ночлег, впустив в дом того рыбака. — Этими словами закончила хозяйка свой рассказ и, глядя в  глаза тому, кого все здесь называли «смотритель», стала ожидать решения своей участи.
— Где он? — тихо спросил ее смотритель.
— Кто? — словно не поняв вопрос, переспросила его женщина.
— Тот, кого назвала ты рыбаком? — по-прежнему спокойно спросил смотритель.
; Да кто же его знает? Ушел куда-то... — пожала плечами в ответ хозяйка.
— Обыщите ее!
К хозяйке подошла наглая черноволосая молодая женщина со шрамами по обеим сторонам лица  и бесцеремонно обшарила рукой все укромные места на ее теле.
— Смотрите-ка, что я тут нашла, — прищелкнув языком, хитро объявила молодуха.
— Да это же кхарский амулет...
Было заметно, что, смотритель поменялся в лице.
— Дай-ка мне на него взглянуть, — обратился он к черноволосой женщине.
Еще какое-то время смотритель разглядывал серповидный предмет, а потом тихо, но с плохо скрываемым волнением снова адресовал свой вопрос хозяйке:
— А откуда эта вещица у тебя?
Поняв, что на этот раз она действительно влипла в историю, хозяйка по-настоящему испугалась и твердо решила не врать, но и не говорить всей правды, а там как пойдет. Не успев придумать что-нибудь получше, она наклонилась к смотрителю и, уставившись ему прямо в глаза, и заявила:
— Так это ж тоже мне рыбак дал... другой рыбак.
— Сколько же у тебя там рыбаков-то шастает? Уж давно все рыбаки перевелись. А знаешь ли ты, что это за вещь?
На слове «вещь» голос смотрителя дрогнул.
— Нет, я не знаю... — растерянно отвечала хозяйка.
— А этот рыбак не Сенакой ли назвался? — вдруг в разговор вмешалась та женщина с наглым видом, что прежде обшаривала ее.
— Нет... Не помню... — старалась, как могла, хозяйка.
Она очень удивилась и еще больше напугалась, ведь те, кто допытывался от нее правды, знают имя рыбака.
Дело все в том, что сама-то хозяйка никогда ни у кого не спрашивала имен, а называла всех по роду деятельности. Вот и Сенаку называла она по тому делу, которое сама ему и определила: рыбак. Илея же у нее была нянькой. Нянька рыбака звала братом.
Как обращался к рыбаку вязальщик, хозяйка никогда не обращала внимания. Да и с дикцией у родственника было совсем плохо. Поди разберись, когда у того вместо слов постоянно каша во рту. Но теперь хозяйка была уверена, что именно так— Сенака ; и звали ее постояльца.
— А как же все-таки его звали?— не унималась черноволосая.
— Кого?
— Рыбака! — зарычала молодая бестия.
Теперь на голову хозяйки обрушился камнепад тяжелых мыслей. Что ей предстоит в случае, если она будет врать, а ей не поверят? Что, если расскажет все как есть? Но в этом случае откуда ей знать, что потом не поступят так же, как хотят поступить с этим рыбаком? Что-то подсказывало бедной женщине, что поступят с ее постояльцем очень плохо. Ведь неизвестно еще, что он там натворил.
Под завалом камней уже оказались ее дети, домишко со всем хозяйством, а глубже всех она сама. Что будет со всеми ними, если она оттуда не выберется?
— Да не знаю я... А он не говорил, окаянный. Отпустите меня, заберите все и отпустите, у меня детей вот сколько... — И, выставив вперед ладони, женщина раздвинула толстые пальцы, а затем загнула два из них, не забыв прибавить к своим детям еще одного ; того, что родился у Илеи.
Черноволосая схватила ее за мизинец и сильно рванула. Несчастная вскрикнула и сжала пальцы.
— Вот так их вроде стало меньше?— довольно заметила черноволосая.
Хозяйка зажмурилась ; она была готова к тому, что ее сейчас станут бить, но смотритель неизменно спокойным голосом распорядился:
— Подождем ночи, а там все станет ясно.
Стемнело. На старой барже, где сейчас находились пойманная с чужим добром хозяйка, смотритель, трое крепких мужичков ; его помощников и та нахальная черноволосая женщина, вдруг стало тихо. Перестали разговаривать и те, что стояли у баржи. Среди самых стойких, что дождались сумерек, оказалась только одна женщина. Та, в фартуке, с той самой накидкой, из-за которой хозяйку и схватили. Накидке нашлось весьма сомнительное применение: скрученную, как выжатая половая тряпка, ее использовали в качестве пояса, который теперь красовался поверх фартука. Очевидно, это было сделано с целью удержать тепло. Женщина с нетерпением ждала суда. Она уже несколько раз объявила всем, что все имеющееся у «воровки» непременно достанется ей. А стояла она здесь и ждала того, чтобы узнать каким имуществом владеет воровка и не утаила ли чего.
— Посмотри-ка, Каяна, что там? — обратился смотритель к той черноволосой молодке.
 Причиной внезапно наступившей тишины стала женщина, укрывшаяся с головы до ног под балахоном из листьев и шерсти. В руках она несла щенка, такого мерзкого и злобного, что казалось, он сейчас же выпрыгнет из своей плешивой шкурки, если хотя бы раз увидит собственное отражение. Темнота и женские руки скрывали щенка от случайных глаз.
Появление этой особы для собравшихся людей не было неожиданным, но все же заставило их сразу отойти подальше от баржи. Они рассыпались в разные стороны, как брошенный на пол горох, позабыв о планах и мечтах о чужом имуществе. И оставив после себя лишь шепоток:
— Кхарская ведьма...
Хозяйка увидела копну нечёсаных волос скрывшую лицо вошедшей.
; Уйди, — раздался голос той, которую тоуркуны называли ведьмой.
Голос был  противный  и походил на скрип старой корабельной доски, отдираемой от палубы.
Черноволосая нахалка, услышав эти слова, вся сжалась  и подалась прочь с баржи.
— И вы пошли, — проскрипела вновь ведьма, очевидно имея в виду смотрителя и его людей.
Все быстро удалились, оставив хозяйку наедине с той, что скрывала себя под копной волос. Ведьма подняла голову, явив хозяйке повязку вместо глаз. Ее взгляд прошелся по всем углам баржи и остановился на напуганной женщине. Хозяйка, потеряв всякую власть над собственным телом, впала в сон, где странный голос заполнил собою все пространство. Вначале она пыталась бежать от него и намеревалась спрятаться, но голос не давал ей никаких шансов и настигал повсюду. Когда же этот всепроникающий голос стал ласковым и знакомым, хозяйка и вовсе потеряла власть над собой: это был голос ее пропавшего мужа. Он что-то спрашивал и спрашивал, она отвечала и отвечала. И было не важно, что спрашивал он не про нее, не про детей и даже не про их домишко, затерянный в лесу, а про незнакомого рыбака, которого она приютила в доме. Когда же хозяйка спросила у мужа, где же все это время он пропадал, голос внезапно стал чужим и незнакомым. Этот жуткий голос поведал ей судьбу мужа, а после приказал:
— Иди домой и молчи...

Через три дня, не помня себя, хозяйка добралась до своего домишки. Мул остался при ней. В припрятанной на груди тряпице позвякивали монеты. Навстречу вернувшейся матери высыпали радостные дети. Они быстро обступили мать со всех сторон и стали рыскать в поисках гостинцев. Найдя новую котомку, что была привязана на спине мула, ребятня обрадовалась и начала бороться за нее. Из дому вышла Илея с малышом на руках, она выглядела уставшей, но счастливой.
Найдя в котомке узорные пряники, сорванцы, проворно расхватав их, разбежались кто куда.
 
Вечером разожгли огонь; все, кроме все еще отсутствующего Сенаки, не сговариваясь, собрались у очага и накрыли стол, выложив на него все самое вкусное. Хозяйка же постоянно выходила из домишки, прислушивалась и вглядывалась в темноту. Некоторые из детей достали не съеденные, но обмусоленные ими пряники и принялись их грызть сейчас при всех, как можно дольше растягивая удовольствие.
— Бросьте их! В землю их! В огонь! — вдруг завопила хозяйка.
А затем набросилась на ошарашенных детей. Выбивая у них из рук и вытягивая из прожорливых маленьких ртов пряники, она тут же принялась топтать упавшие на пол куски ногами.
Испугавшись такого поведения матери, младшие стали хлюпать носами, а затем разревелись.
— Я погубила тебя! Предала! Разболтала все! — разрыдалась хозяйка, обратив свою истерику на Илею. — Голосом мужа меня прельстили! Они же вначале все про Сенаку, брата твоего, допытывались, а когда я им сказала, что не один он, что с ним девушка-чужестранка и младенец на руках... — Не договорив, несчастная схватила себя за космы и, причитая, принялась бродить от угла в угол. — Обрадовались они и перестали меня мучить. Рассказали мне про мир подземный, тайный, и говорили, что ты та, кто откроет им его. А главное, младенец, что на руках твоих, он обречен на заклание... Меня возьмут они в тот мир, и там не буду я знать страданий. Все будет новым для меня, да и мужа мне вернут, коль отдам тебя им и ребенка твоего. Но не сразу, а когда знак они дадут… и травку дали, чтобы подсыпала тебе в еду, а когда уснешь ты крепко, тогда и они придут. Пока же жить велели, как живу, не вызывая подозрений... —Хозяйка говорила, проглатывая слова. — А я поняла, что не люди они, у них нутро — чернь страшная, гниль одна... Прости меня окаянную! — И,  всхлипывая, испуганно прошептала: — Беги. Прямо сейчас, потом уж поздно будет.