В монастыре

          

Как птицы, пролетали дни на Афоне. За неделю я уже посетил несколько монастырей и напоследок решил побывать в самой древней обители – Великой Лавре. Здесь было на что посмотреть и можно было поразмыслить о вере!


В Лавре я отведал традиционное угощение – чашечку кофе с лукумом у встречающего всех паломников монаха-архондаричного – и оставил свою поклажу в большой светлой комнате с множеством кроватей.

 
Время близилось к вечернему богослужению. Я надел рясу и решил для начала осмотреть окрестности. Ступая по древним плитам, поросшим травой, я обогнул главный храм, по форме напоминающий шоколадный кекс, и остановился у большой мраморной чаши для освящения воды.

 
Осеннее солнце ещё не успело скрыться за зелёной горой, и его лучи касались витражных стёкол храмовой галереи. Послышался удар колотушки – монах зазывал паломников на вечернюю службу. Я проследовал в храм, заметив у входа прислонённую к стене трость игумена с серебряным набалдашником. Это значило, что не стоит никому забывать, кто в этом доме хозяин.

 
Когда вечерня закончилась, монахи, а за ними и паломники, потянулись цепочкой к гробнице святого Афанасия, основателя Великой Лавры.
Вскоре неподалёку от храма отворились двери трапезной, и все стали оживлённо подниматься туда по ветхим ступеням.

 
Я сидел за каменным полукруглым столом и искоса поглядывал на греческих монахов, которые ели рядом со мной. В моей голове промелькнули мысли, что именно за этими самыми столами когда-то ели святые. С тех пор пролетели века.


Недолго я восхищался. Вернувшись в комнату, я застал необычную картину. Русские паломники, с которыми я познакомился в микроавтобусе по пути следования из порта Дафни, приподнимали матрасы и искали постельных клопов. Оказалось, что этих кровососов здесь было немало. На всех выбеленных стенах виднелись их тёмные точки. Перебираться в другой монастырь было уже поздно, и я слушал различные версии о том, как следует бороться с клопами. Кто-то предлагал спать при включённом свете, кто-то советовал ночевать на веранде. А один мужчина с белой бородкой, похожий на полковника Сандерса, как ни в чём ни бывало разместившись на кровати, причём даже не открывая глаз, поведал, что в провинциальных городках их труппа частенько сталкивалась с подобным. Увидев в комнате священнослужителя, он резко встал, надел туфли и, пройдя по комнате, добавил:
 – Да, нам, актёрам, приходится иметь дело и с такими несерьёзными трудностями. Поверьте, всё это малозначительная чепуха! Вот если бы со мной были мой любимый мундштук и мой портсигар с французскими сигаретами, я был бы готов спать в клоповнике. Был бы готов на любые страдания!


Всё внимание в комнате он привлёк на себя.
Актёр вскинул руки и громко сказал:
– Представляете, чтобы бросить пагубную страсть, утопил все свои табачные аксессуары в море, когда ехал сюда на пароме. Во, дела! Поторопился!
Он тяжело вздохнул и вышел из комнаты.


В последний день октября на полуострове днём было солнечно и тепло. Но вечером с горы подул ветер. Стало прохладней. Мне предстояло решить, как провести ночь. Я вынес свои вещи на веранду и присел на скамью.

 
Мало-помалу из соседних комнат стали выходить люди.  Они, как и я, собирались ночевать на улице. В основном это были русские и греки.
Среди них бросался в глаза один рыжеватый мужчина с бакенами, походивший на англичанина. Я почти угадал, побеседовав с ним на английском. Мужчина оказался шотландцем по имени Джок. Невольно мне пришлось наблюдать за ним. Одет он был довольно просто. Ничем особенным не выделялся. На его тёмной куртке я приметил значок футбольного клуба Celtik. Джок со всеми, кто к нему обращался, говорил сухо, сообщая одно и то же: что он странствует по всем уголкам света. Я предположил, что неприметный шотландец вполне мог оказаться каким-нибудь тайным рантье.


Сумерки быстро сгустились. В небе висела полная луна. Блестели звёзды. Поменяв рясу на куртку, я отправился побродить по уголкам Лавры, чтобы хоть как-то скоротать время. Двери храма открывались только в четыре утра!


Сухие листья магнолий, закрученные потоком ветра, пронеслись мимо меня, шурша по каменным плитам. Я подошёл к могучему кипарису и приник к нему телом. Потребовалось бы не меньше пяти человек, чтобы обхватить его ствол. По преданию, кипарис посадил сам Афанасий Афонский. Выходило, что величественное древо росло со времён святого Владимира, со времён крещения Руси! Сколько тайн и духовных сказаний хранило оно!

 
Ветер трепал крону древнего кипариса. И, казалось, что уставшее дерево стонет и сетует на свою старость.
Я отчётливо услышал стук трости. Это игумен вышел из темноты арки. Перед сном он осматривал свои владения. Он неспешно прошёл мимо меня и направился в сторону веранды. От нечего делать я проследовал за ним. У ступенек, ведущих к веранде, игумена обступили несколько греков.

 
Долговязый мужчина, засучив рукава куртки, принялся показывать игумену укусы и жаловаться на насекомых. Монах долго слушал, что-то ответил и стал удаляться быстрым шагом, пока не исчез в чёрном проёме арки. Было слышно только, как стучала его трость.


Чуть позже один седой грек, знавший русский, перевел мне их разговор. Ответ игумена был примерно таким: клопов сюда никто не приглашал, они пришли сами и, следовательно, должны будут сами покинуть обитель.


На веранде, залитой полосой лунного света, «полковник Сандерс» с жаром рассказывал русским паломникам актёрские байки. Неожиданно он прервал свою речь, оперся обеими руками на перила балкона и произнёс:
– Нет, вы только посмотрите на форму этого облака! До чего же оно напоминает курительную трубку! Вы только посмотрите!


Действительно, прямо над куполом соборного храма зависло крупное одинокое облако. Может от того, что я немного устал или был голоден, но мне показалось, что поэтичное облако больше походит на аппетитный хот-дог.
На веранде никто не собирался спать. Греки без устали говорили. Да так громко, словно были не людьми, отдыхающими на скамьях, а покачивающимися на волнах крикливыми чайками.


Шотландец, фыркая и ёжась на скамье, бросал на греков недовольные взгляды, но возмущаться, делать кому-либо замечания не решался. Если Джок и вправду являлся состоятельным человеком, он наверняка думал о роскошном жилище, изысканном ужине и мягкой постели. Он мог бы отдать тысячи фунтов, только бы не лежать на холодной скамье.


Мне ничего не оставалось, как вновь отправиться прогуливаться по Лавре.
Ночью стало по-зимнему холодно. Выл ветер. Я ходил вокруг храма, то и дело поглядывая на часы. Неожиданно на моём пути появился актёр, «полковник Сандерс». При лунном свете я сразу приметил его белую бородку.
– Вы же вроде не боитесь насекомых? – спросил я, поднимая воротник.
– Вы смеётесь?! Мне просто не спится! Да посмотрите вокруг, какая здесь натура! Тут можно с ходу пьесы Шекспира играть. Прямо без декораций! А это сито звёзд над головой?! Вот несётся сейчас наша Земля-матушка по орбите, – громко заговорил актёр, размахивая руками, – крутятся каруселью планеты! А через несколько часов мы будем стоять под сводами храма и видеть, как над нашими головами закрутятся горящие свечами хорос и паникадила. Мне говорили, что такой космос можно увидеть лишь на Афоне!


Я ухмыльнулся:
 – Хорос с паникадилами братия раскачивает на большие праздники! Мы будем стоять в полутьме!
Актёр медленно поднял глаза вверх, нашёл взглядом понравившееся облако и продолжил жалобным голосом:
– Пусть так! Вот лежит сейчас подаренный мне портсигар на дне морском! Рядом спокойно проплывают рыбы да осьминоги. Как тут прикажете быть?!
– Как быть... – немного подумав, сказал я, – нужно в первую очередь утопить страсть не в море, а в своём сердце.
– Звучит красиво, а сделать сложно! Однако холодно, и слишком уж много монологов с моей стороны! Пройдёмте к веранде, – предложил актёр и ещё раз окинул облако взглядом.


Под лестницей на первом этаже я заметил лежащего на полу Джока. Не выдержав громких разговоров, бедняга перебрался сюда. Здесь было тише. Шотландец накрылся курткой, поджал ноги и спал.
«Богатые тоже плачут», – подумал я.


Когда мы с актёром поднялись на веранду, все наконец успокоились и уснули. В комнатах находилось всего несколько человек, остальные паломники ютились на открытой веранде.
– Доброй ночи! Что ни говори, а ситуация с клопами оказалась проверкой веры на прочность! – засмеялся актёр и скрылся за дверью.


Остаток ночи я провёл, сидя на скамье, превозмогая холод, пока не услышал спасительный звук колотушки. Начиналась служба. Одним из первых я оказался в храме. Монах, у которого было послушание возжигать лампады, ловко справлялся с привычным делом. Словно вороны, в развивающихся чёрных мантиях стали собираться монахи. Полумрак, мерцающий свет лампад, старинные стены, люди в длинных одеяниях – всё это живо рисовало перед глазами картины средневековья.


Я был в рясе, и потому занял стасидию рядом с монахами, которые читали на клиросе. Над моей головой висели настенные часы. Казалось порой, что их ход совпадал с ритмом моего сердца. То проваливаясь в сон, то пробуждаясь, я сидел и старался внимать молитве. Оторвавшись от сна, я увидел, как игумен с горящей свечой обходит по кругу стасидии, всматриваясь каждому в глаза. Я тоже сподобился этого взгляда!

 
Так пролетела служба. Пролетели и дни, которые я провёл на Афоне.
Когда я покидал храм, было ещё темно. Не дожидаясь трапезы, я взял свои вещи и проследовал с группой паломников к воротам, чтобы начать путь домой.
Выйдя из стен обители, я поднял воротник. Дул сильный ветер.

14.12.2019 г.