Встреча с поэтом Анатолием Передреевым

ЧТО МОЕЙ ТАМ ЖИЗНИ ФАКТИК...
Встреча с поэтом А.К. Передреевым(1932 – 1987)

1.

     Когда  узнал  о том, что мы с Анатолием  Константиновичем  Передреевым  родились "под одной звездой"  (а именно – 18 декабря), то непроизвольно подумал: рано или поздно встретимся – и я ему об этом скажу. Так оно и вышло.
     Моя сокурсница  по Литературному институту (заочный факультет, творческий семинар: литературная критика)  актриса «Театра  на Таганке» Изольда Фролова пригласила  меня  отметить в ресторане ЦДЛ  защиту её дипломной работы. Сказала, что придёт с подругой  и что уже (на всякий случай!) договорилась о том, чтобы меня в этот закрытый клуб пустили. Вечерний столик был забронирован  в «Дубовом зале». Дата (у меня сохранилась запись): 21 ноября 1986 года.
     Кроме цветов, я предусмотрительно (царил «полусухой» закон!) захватил с собой  бутылку шампанского.  К нашей радости, шампанское нам подали, но пригодилась и моя бутылка. На другом конце зала за сдвинутыми  столами праздновали защиту дипломов вместе с руководителем своего семинара  В.И. Фирсовым  поэты.  Других посетителей в зале не было.
     Через какое-то время к нам с бокалом  шампанского подошёл Валерий Латынин. Он поздравил Изольду, а  мы – его,  и бокалы  "содвинули разом". Валерий пригласил  продолжить празднование за их столом. Но Изольда с подругой уже собирались уйти. Я же пообещал присоединиться после того, как провожу женщин до выхода.
     Когда  возвращался в «Дубовый  зал», то в «предбаннике» увидел Латынина, сидящего за столом  по левую руку от  Передреева, которого  я узнал по газетным фотографиям. Валерий, что-то ему сказав, позвал меня к столу. Представил нас друг другу. Мы пожали руки, и А.К. указал мне на свободное место справа от себя. За этим столом  наливали водку.
     Выпили по рюмке, по другой…  Валерий,  близкий знакомый поэта,  попросил  его  «что-нибудь прочесть».  Тот не стал отнекиваться,    внутренне собрался  и  глухим голосом   начал:

Беспощадна суть познанья…

     И в тот же миг, откуда ни возьмись, оказался  перед нашим столом вертлявый мужичок. Как узнал позже, это был поэт Геннадий Суздалев. С ужимками скомороха он  затараторил: «Бес – пощадна! Бес – пощадна! Бес – пощадна!..».
     Передреев прервал чтение и, величественно указывая на «мелкого беса», барственно произнёс:
     – Уберите его!
     – Пожалуйста, не мешайте! – обратился  я к «скомороху», и тот нехотя  отошёл.
     Но только Передреев начал читать, как Суздалев снова подкатил к нам и так же стал кривляться, неся околесицу. А в какой-то момент даже закукарекал!
     А.К. затих в негодовании, приподнялся и хотел уже было выйти из-за стола, как Валерий – могучий казак! – подскочил к Суздалеву, взял его крепко под  локоть и, что-то ему внушительно говоря, отвёл от стола. Я не надеялся, что поэт возьмётся читать третий раз, но – слава Богу! – стихотворение было выразительно им  прочитано от начала до конца. Мы с Валерием притихли.  Затем я, конечно, высказал  (не помню, какими словами!) своё восхищение. О чём-то мы ещё говорили, когда к столу подошли  Валерины  «семинаристы» и увели его с собой. Мы с А.К. остались за столом одни.  Выпили ещё по рюмке (уже на посошок!), и тут я вспомнил и сказал:
     – А ведь мы с вами родились под одной звездой – 18 декабря. Когда  я об этом совпадении узнал, то не сомневался, что судьба нас обязательно сведёт, и, как видите, не ошибся!
     – Ах, вот оно что! – радостно воскликнул Передреев  и тут же предложил, – Поедемте ко мне! Только прихватим с собой вина…
     – Где же в столь поздний час мы его купим? – спросил я.
     – Купим! – ответил он твёрдо, нимало не сомневаясь в том, что я согласен ехать. – У вас что-нибудь найдётся?
     – Немного есть… «НЗ»! – ответил я и, вынув из пистона брюк сложенную  пятёрку,  вручил  её  Передрееву.
     Он прошёл «за  кулисы» буфета и вскоре вышел, прижимая к груди два больших бумажных пакета. Положили их в мою сумку и прошли к гардеробу.
     Гардеробщик, пожилой мужчина, приняв от Передреева номерок, нырнул меж вешалок и тотчас вышел из-за стойки гардероба, неся пальто так, что клиенту только оставалось сунуть руки в рукава. После чего он вновь ушёл  и возвратился,  держа  перед собой двумя руками, как корону, пышную меховую шапку. А.К., надев её и достав из кармана мелочь,  небрежно подал «на чай». Перехватив мой удивлённый взгляд (удивила церемониальность одевания!), он спросил, коснувшись правой ладонью своей шапки:
     – Какого зверя мех?
     – Похож на собачий… – сказал я неуверенно.
     – Не угадали: волчий!

2.

     На автобусе №6 доехали до его дома на Хорошёвском шоссе. Поднялись в лифте, если не ошибаюсь, на 10-й этаж. Войдя в квартиру и раздевшись, прошли на кухню. А.К. откупорил бутылку белого сухого вина и  разлил  его по стаканам.  Выпили. Покурили. И хозяин взялся за приготовление ужина. Это были жареные баклажаны. Раскладывая дольки  по тарелкам,  он обронил:      
     – Моя любимая еда!
     В эту секунду кухонная дверь неожиданно приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась женская рука с большим фужером. Я с изумлением на него уставился. Дверь распахнулась шире, и в проёме показалась  светловолосая (крашеная – определил  я) симпатичная  женщина.
     – Налей и мне! – сказала она, как бы дурачась.
     А.К. подошёл к ней с бутылкой и наполнил фужер. Женщина тотчас ушла, а он, махнув в её строну рукой,  досадливо пояснил:
     – Жена!
     Больше Шему (узнал её имя позже) я не видел. Странные у них отношения, – подумал я, – даже к столу её не пригласил! Но в то же время и порадовался этому: сломала бы нам разговор! О чём же мы говорили? Всего, конечно, не вспомнить. Миновало 30 с лишним лет! Но кое-что тогда  записал (правда, уже в январе 1987-го), понимая, что каждый  штрих этой встречи с большим поэтом  имеет  ценность несомненную.  Давно собирался об этом  написать, однако – увы! – по разным причинам до пера дело так и не доходило. Только сейчас, при повторном чтении сборника, посвящённого Передрееву, «Родина внутри нас» (М.: ЗДРАВИЕ. 2013),  в сердце ёкнуло: пора!
     Говорили о Пушкине («Пушкина боготворит!» – записано у меня), и Передреев вдруг спросил:
     – Вы знаете его «молитвенные стихи»?
     – «Отцы пустынники и жёны непорочны», – начал было я читать, но он перебил:
     – Я о другом!

     О, если правда, что в ночи… –

     А.К. до конца прочёл по памяти «Заклинание».
     – У кого ещё есть что-нибудь похожее? – вопросил он.
     Я молчал, и тогда А.К. прочёл Тютчева, да так горестно, что у меня мурашки по спине побежали. Начиная с первого (якобы спокойного!) стиха:

     Вот бреду я вдоль большой дороги… –

и заканчивая жгучим вопросом:

     Ангел мой, ты видишь ли меня?

     Вспоминали, есть ли у Фета что-нибудь подобное? – но ничего не могли вспомнить. Потом А.К. предложил из стихотворений наших классиков выбрать  «кабацкие стихи» и сам же первым прочёл четверостишие Есенина:

А когда ночью светит месяц,
Когда светит… чёрт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.

     Затем он прочёл какие-то строки  из Мандельштама. Я их, к сожалению, не запомнил. Запомнил только, как  убедительно А.К. мне разъяснял, что стихи Мандельштама, в нравственном смысле, противоположны есенинским.
     Далеко за полночь пришла дочь поэта Лена, высокая красавица  лет 17-ти, и А.К. попросил её постелить нам раскладушки в его кабинете: квартира ещё не  до конца была обставлена мебелью.


3.

     Проснулся я около полудня… Стал рассматривать на стеллаже книги.  Углядел три или четыре тома Словаря Бокгауза и Эфрона. К ним прислонившись, стояла маленькая фотография, на которой  А.К. приобнимал Н.М.Рубцова.
     – Я не храпел? –  прервал А.К. мои созерцания.
     – Нет. – ответил я и добавил. – У нас, между прочим, есть чем опохмелиться – целый стакан вина!
     – Что же вы молчали?! – с укором воскликнул А.К.
     Испив по очереди из одного стакана, закурили. Подойдя к стеллажу, А.К. взял с него фотографию: пятеро коротко остриженных мальчишек.
     – Который я? Угадаете? – спросил он.
     Я угадал (в правом нижнем углу) и этим, кажется, слегка его обидел.
     – Обычно, – ворчливо заметил  А.К. , – указывают на старшего брата.
     Я подошёл к окну.
     – Угадайте! – загорелся он снова, – Какое  поле в окне?
     Раз поле (вспоминал эту местность), то скорее всего Ходынское. Я его назвал – и, похоже, снова обидел поэта:
     – С вами не интересно: вы всё знаете! – воскликнул он в сердцах.
     Мне, видать, захотелось хоть как-то загладить нанесённую «обиду»  (или мотив был другой?), так или иначе, но только, не обнаружив в комнате икон, я решил подарить А.К. приобретённый недавно в Орле, в кладбищенской церкви Иоанна Предтечи, картонный складенёк с ликом Спасителя и 90-м псалмом. Я его вынул из нагрудного кармана и протянул ему со словами:
     – У вас, вижу, нет икон – возьмите на память!
     А.К. заметно был тронут. Раскрыв складенёк, он поставил его на стеллаж и сказал:
     – Со дня на день выйдет в свет моя книга, и я обязательно вам её подарю. У меня есть исчёрканный сигнальный экземпляр, но его дарить просто неприлично!
     Умывшись, мы прошли на кухню. В это время пришла  (ходила в магазин) дочь.
     – Ты заметила, – спросил отец, – пиво есть?
     – Есть.
     – А сколько времени?
     Оказалось без 10-ти минут час. А.К. кинулся в прихожую, я – за ним. Надев пальто, выбежали в подъезд, затем на улицу. Бежим к гастроному.  Нам жутко повезло:  впустили перед закрытием на обед последними. У меня, кроме какой-то мелочи, денег нет. Но А.К. и не спрашивает: заплатил сам  за ящик пива. Возвращаясь уже не спеша, дотащили его до квартиры.
     Приступили к пиву, но разговор  не заладился: не было уже той раскованности, какая цвела вчера.  Замолкали надолго,  думая о своём. Чтобы разрядить обстановку, я спросил:
     – У вас нет гитары?
     – Лена! – крикнул он, – можешь добыть гитару?
     – Попытаюсь! – откликнулась она. – И вышла в подъезд.
Через несколько минут вернулась с гитарой. Я попробовал взять аккорд – и не смог: струны были так высоко подняты над грифом, что прижать их к нему пальцами не было никакой возможности. Смотря на мои безуспешные старания, А.К. ласково попросил Лену:
     – Почитай свои стихи!
     Она прочла стихотворение, которое меня ничем, как принято нынче говорить, не зацепило – ни одним стихом!  Вспомнив молодого Ленского, писавшего, как известно, «темно и вяло», я  молча  разглядывал броско одетую  (белые штанцы в голубой цветочек!) и густо намалёванную  поэтессу.  «Арлекинский» облик красотки меня коробил. Но А.К. смотрел на неё  влюблёнными глазами: недаром ведь в том году написал посвящённое «любимой моей дочке Леночке» стихотворение (оно оказалось последним!), которое завершается  строфой:

Ты ещё забот не знаешь,
Ты ещё летишь, порхаешь,
Ты ещё так сладко спишь,
Но уже мечтою тайной,
Может быть, совсем случайной,
Душу чистую томишь…

     «Беззаботная» девушка, не дождавшись  комментариев, незаметно  вышла из кухни.
За пивом А.К. вспоминал, как вместе со Стасом  Куняевым они вызволяли Рубцова из милиции. Вспоминал о том, как завалил  госэкзамен по русской литературе.  Ещё  о чём-то рассказывал… Но за окном уже сгустились сумерки, и я решительно сказал:
     – Мне пора!
     – И мне тоже! – отозвался А.К.
     На улице он предложил:
     – Поедемте в ЦДЛ – за деньгами дело не станет!
     Я отказался. Мы попрощались и разъехались. Пути наши больше не пересекались, и обещанную книгу я так и не получил. Сам, конечно, виноват! Ровно через год после нашей  встречи  поэта  похоронили на Востряковском кладбище*. Мир его праху и душе покой!
     Всякий раз, когда  открываю томик Фета,  вспоминаю Передреева и наш  разговор о «молитвенных стихах», каковых мы у Фета не нашли.  Может быть, кому-нибудь повезёт их найти, но я в этом что-то сомневаюсь.

19 января 2020

* Преставился р.Б.Анатолий 19 ноября 1987 года