Блокадный ангел. Часть вторая
Часть первая: http://www.proza.ru/2020/02/06/1227
Как теперь домой возвращаться? В сарае никаких кнопок, мама с папой там, далеко! И не знают, куда подевалась их дочь.
В Ленинграде война, голод. Какое-то время они с Колей проживут, пока в пакете еда не кончится. А потом что?
В комнатке стало тепло. Зашевелился хозяин:
- Эх, очередь уже пропустил! Хлеб сегодня не куплю.
Вздохнул:
- А есть-то как хочется. В желудке сосёт и пустота. Так мечтаю о хлебе! Завтра, конечно, дадут 125 грамм. Но, это же такой маленький кусочек. Другую еду можно купить, если тоже биться в очередях. А стоять там мука: мёрзнут ноги и руки. Да и выбросить могут запросто. Или продукты отобрать! Денег от мамки мало осталось! А без денег даже в очереди никто ничего не даст.
- Лежи, отдыхай. У меня есть хлеб.
- Это твой! Он тебе нужен. Сейчас чая накипячу. Там, в зале за дверью, железный бак. Сунь хлеб туда, а то крысы и мыши обнаглели. Правда, их дядька Петя ловит и ест. Но их всё равно много, залезут хоть куда, всё сожрут.
Ника вошла в соседнюю комнату, холодную и промозглую, дверь которой завешана толстым покрывалом, чтоб не упустить тепло. Увидела железную большую кастрюлю с кирпичами на крышке. Положила пакет с едой и хорошенько закрыла тяжёлой крышкой.
Коля сполз с кровати, налил воды из бидончика в чайник и поставил на печурку.
- Завтра с утра нужно за водой идти к проруби.
Она протянула ему четыре печенья.
- А ты?
- Я уже ела.
Мальчишка грустно вздохнул:
- Так мама мне всё время говорила. А сама лежала, худая, одни косточки, как скелет в кабинете биологии. Такая бессильная, что я её из ложечки кормил, а она только губы сжимала. А потом от голода и умерла. Я один остался. Теперь она в сарайке лежит, и еще там человек семь.
Ника вздрогнула, вспомнив кучу тряпья у дальней стенки.
- Так похоронить нужно же.
- За это хлеб требуют - 800 граммов просят! Похоронщики денег не берут. У меня их и нет. Ни хлеба, ни денег. Скоро не на что будет хлеб выкупать. Зато есть немного столярного клея. Если его растопишь с лавровым листом, то ешь холодец с горчичкой.
Он помолчал:
- Мы и бабушку не смогли похоронить. Просто в простыню завернули и на улицу вытащили. Тогда ещё машины собирали мёртвых. А сейчас, так под снегом и лежат. Ладно, давай спать, а то тепло растеряем.
Как был в одежде, так и полез под одеяло.
- Утром выстынет. Иди сюда, вместе теплее будет.
Когда она, тоже прямо в куртке, брюках и сапожках устроилась с ним рядом, он тихо бормотал:
- Я всегда для тепла с бабушкой спал. А однажды ночью проснулся, а мне холодно. Это от бабушки: она умерла и остыла. Потом мы с мамой спали. Пригреемся и так хорошо станет.
Он вздохнул:
- Но она мне еду отдавала, отекла вся, ослабла. В очереди простыла. Там несколько часов стоишь – руки и ноги так замёрзнут, что никак не отогреть. Кашляла всю ночь напролёт. А потом тоже померла. Так я один и остался.
- Тебе надо в детдом идти. Сам ты не выживешь.
- Надо бы.
Вдруг он вскинулся:
- Где ты дрова взяла? У соседей украла?
- В сарайке-завалюшке, где дверь на одной петле висит.
- Где мамка лежит? Это Семёновых. Там брать можно. Они все умерли.
Столько дров осталось, а сами мерзли. Просто старенькие и слабые были – не могли на пятый этаж дрова заносить. Надо оттуда все дрова перетаскать сюда, пока не растащил никто.
Последние слова он уже шептал, засыпая. Ника лежала, но сон не приходил.
Вдруг задрожала земля, послышался дикий вой! Заухали страшные удары, как будто рядом с домом!
Она подскочила:
- Коля, Коля! Что это? Куда-то бежать нужно?
- Спи! Это далеко. Не у нас бомбёжка.
Встала, приподняла одеяло, которым занавешено окно: вокруг была тёмная ночь. Ни одного огонька! Страшно!
Утром комната выстыла так, что в бидончике на дне заледенела вода.
- Придётся прямо сейчас идти на прорубь за водой. Вчера я не смог сходить, а вечером всё выпили.
- Может, кран попробовать открыть?
- Уж больше года нет воды. А сейчас трубы все перемёрзли бы. Пошли. Тянуть время незачем. Потом нужно в очередь за хлебом.
Они съели по бутерброду, Ника опять дала мальчику немного печенья.
Коля взял бидончик и ковшик, а Ника ведёрко.
Долго шли по колено в снегу под завывание резкого холодного ветра, бросающего прямо им в лицо колючий снег.
Туда же к реке брели закутанные в тряпьё тихие люди, кто с ведром, кто с санками, кто с бидончиком. Потом увидели безмолвную очередь у почти замёрзшей проруби. Набрать воду можно было, но только встав на колени и собирая ковшиком небольшой слой выступающей воды над тоненьким льдом, перехватившим прорубь за ночь.
Пока дождались очереди, пока Ника насобирала воду в бидончик и ведро, Коля замёрз до костей. Даже Ника продрогла. Сапожки на мокром льду прихватило – чуть отодрала.
А ведь ещё нужно идти обратно к дому и нести воду. Хорошо, что теперь ветер дул в спину.
Напившись горячего чая с какой-то травой, пошли в очередь за хлебом. Молчаливые люди стояли, нетерпеливо переминаясь, в ожидании привоза. Тихо разговаривали между собой, что электричества из-за ветра и мороза нынче ночью не было, и хлебозавод хлеб не испёк, как и позавчера, хоть и мука есть.
Ника стояла и думала, а где же ей взять карточки? Вдруг придётся жить здесь в блокадном Ленинграде?
Лучше, наверное, идти искать детский дом вместе с Колей и пристроиться там.
А вдруг папа сможет отыскать её здесь и забрать обратно в сытое время?
Тут, откуда ни возьмись, появился вчерашний дядька в фуфайке и быстро протащил их через возмущающуюся очередь вперёд, вместе с собой. Очередь, роптала, ругалась, но сегодня они хлеба купили!
На Колину и мамину карточку. Коля по привычке сразу потянул свой крошечный кусочек в рот, но застеснялся и, сглотнув слюну, сказал:
- Пойдём домой, с горячим чаем съедим. Только хлеб сунь в карман, а то могут отобрать. Когда я один, я сразу у прилавка съедаю. Так надёжнее.
Он шёл довольный:
- В очереди всегда так: все завидуют тем, кто успел вперёд их и желают им плохого: чтоб ушли и не вернулись. А перед последними, те кто впереди, как бы счастливее! Каждый хочет помочь знакомым – ведь на всех не хватит, а задние злятся. Поэтому проверяют очередь, даже иногда номерки дают. А как поближе к прилавку, то давиться начинают, у меня тогда силы не хватает.
Какая-то тётка, замотанная в коричневую шаль, вздохнула:
- Сейчас все эгоистами стали. Каждый за себя. Лишь бы выжить.
И побрела тихонечко домой.
Дома разожгли печку, закипел чайник и Коля сказал:
- Сейчас я сварю мясной суп. Сосед Борис Николаевич умер, а у него осталась половинка высохшей кошачьей шкурки. Я её ножницами подстриг и заморозил. Порежем на кусочки и сварим. Правда, долго варить нужно – часа три.
Нику чуть не стошнило.
- Не нужно. Оставь на потом.
Коля тихонько засмеялся:
- Так у меня сегодня день рождения. Праздник! Или вчера был? Ладно. Будем считать, что сегодня!
Ника с тоской вспомнила свой день рождения: накрытые столы в столовой, сытых, заевшихся гостей. А здесь голодный мальчишка. Так у неё же с собой был целый пакет вкусной еды
- Коля! Чем я тебя сейчас угощу!
Пошла и вынула из пакета каждому по бутерброду и по пирожному с кремом.
Она, наконец, сбросила куртку и шапку, оставшись в красивом белом платье, переливающемся в отблесках печки. Светлые волосы рассыпались по плечам.
- Я поздравляю тебя с днём рождения!
Мальчик смотрел на неё, широко раскрыв глаза:
- Мне про тебя рассказывала бабушка, что к детям приходит светлый ангел и спасает! А я дурак не верил!
- Да, не ангел я! Такая же, как и ты!
- Нет! Ты неземная! Почти ничего не ешь, а не худая, как все! И такая красивая! Скажи, ты спустилась с небес спасти меня?
Задумался на миг:
- Или заберёшь меня с собой в рай? С тобой я соглашусь даже помереть.
- Останусь с тобой! - Буркнула Ника. И подумала:
- А потом тоже оголодаю, похудею, и умру от голода.
Коля съел бутерброд по маленьким кусочкам, наслаждаясь и растягивая удовольствие.
Пирожное он сначала долго разглядывал! Цветочки, листки из крема:
- Вот так в раю и едят! А ты не признаёшься, что ангел!
Помолчал:
- Я теперь в церковь ходить буду и богу молиться. Бабушка меня никак заставить не могла, а мамка на неё ругалась. Они с папкой партийные были, им нельзя было в бога верить.
Никогда в жизни Ника не ела такого вкусного пирожного, запивая отваром из какой-то травы.
Потом Коля по-хозяйски распорядился:
- Пойдём, дрова из сарайки сюда перетащим. Когда в квартире будут, это уже наши. Соседи пока покойников брезгуют и не заходят. Потом всё равно кто-нибудь сообразит и всё заберёт.
До ночи, скользя на ступеньках, таскали дрова на третий этаж, стараясь ходить тихо и неслышно. Коля подумал и решил:
- Мы и доски от сарая оторвём и разломаем прямо здесь, в квартире.
Ника согласилась с ним: зима длинная, дров нужно много.
На следующий день очередь была хмурая и злая: хлеба не было из - за перебоев с электричеством. Давали только хряпу.
Оказалось, это были замёрзшие зелёные листья капусты с противным запахом овощехранилища. Сама капуста кончилась давно.
Ника не понимала, зачем молчаливые и скукожившиеся от холода люди торчали здесь и хотят купить эти отходы. Но Коля сказал, что он сварит из них суп, и настоял, чтобы они остались мёрзнуть дальше у магазина.
Очередь притихла. Каждый озлоблено ждал своей порции этой дряни, как про себя определила Ника.
Только одна тетка, с провалившимся беззубым ртом, тихо ворчала про своего управдома, который жрал оладьи, когда она зашла к нему. И что на столе у него даже был кусочек мяса. Все остальные хмуро молчали, понимая, что она говорит правду! И мучились от бессилия перед такой несправедливостью.
Отогревшись дома после очереди, ребята опять побрели к проруби за водой. По пути встретили тётку, которая громко кричала:
- Покупаем сахарную землю! Вкусно! Только стоит с водой переварить!
Бойко без перерыва насыпала жестяной банкой в пустую тару покупателям настоящую черную землю. Только десятирублёвки успевала собирать.
На удивлённый вопрос Ники, Коля пробурчал, что это земля с места пожара Бадаевских складов, где хранились продукты. Вот она и пропиталась жжёным сахаром.
Вечером, после ужина, из супа с хряпой, пирожного и кусочка, чёрного, неизвестно с чем хлеба, они тесно сидели около пылающей печурки. Коля рассказывал:
- Раньше я ходил в школу. Ведь там давали школьникам без карточек в день горячую тарелку супа, а потом перестали! Только горячий чай с сахарином.
Учится мне стало трудно, учительница даёт задачу про какие-то трубы, а я могу складывать только буханки и граммы хлеба.
Учились мы в бомбоубежищах, ведь в школьных классах холодно. Только и тепла, что сами надышим. Иногда чернила замерзали.
Да и ходить туда тяжело: ноги дрожат, коленки слабые. И зачем? Мысли в голове путаются, запомнить ничего не могу.
Ещё время нужно: за водой сходить и в очереди стоять.
Он слабо улыбнулся:
- Знаешь, о чём мечтаю? Только о еде! То хотел хлеба с маслом, а теперь только хлеба или картошки.
Перед сном думаю о том, что пройдёт ночь и съем 125 грамм хлеба!
И во сне вижу еду! Вкусную, как моя мама готовила. Всегда полный стол еды!
За окном завыла сирена, а потом забили зенитки. Зажужжал самолёт, а дом содрогнулся, Ника испуганно сжалась в комочек около Коли:
- Может быть нужно убежать куда-нибудь?
- Куда бежать! Мама говорила, что смерть одна.
Подумав, добавил:
- Пока не к нам прилетели. Но и не очень далеко.
- А что так дом тряхнуло?
- Взрывная волна от разорвавшейся бомбы.
- А если бы в наш?
- Мы б с тобой сейчас не разговаривали. Раньше, бывало, после обеда, как по расписанию бомбили. Мы привыкли. Только по двору не бегали и на улицу лишний раз не выходили. А сейчас бомбят реже. Наверное, думают, что люди все от голода вымерли.
Встал:
- Одевайся теплее. Пойдём в зал и посмотрим наши запасы.
Они, открыв запечатанную покрывалом и тряпьём дверь, вошли в холодную просторную комнату с затхлым воздухом, где стоял металлический бачок - холодильник.
Когда мальчик увидел большой пакет с едой, лежащий в баке, он радостно выдохнул:
- А говоришь, не ангел?! Только ты мне сразу не давай! Нужно растянуть, чтоб подольше хватило. Я сам остановиться не могу. Однажды мама принесла и дала мне целых двенадцать конфет. Я сначала решил есть по одной в день, а потом сразу сожрал шесть. Не знаю даже, как это получилось. На завтра одну дал маме, а остальные все съел.
Он закрыл крышку бака и мечтательно уставился в темноту:
- Мы так хорошо жили до войны. Здесь в зале было вечером светло и жарко. Машка, сестрёнка моя, всегда вертелась под ногами у взрослых, а я лежал на диване и читал.
И знаешь, на столе стоял недоеденный обед! В вазочке печенье и конфеты! Мы тогда могли оставить жаркое или суп! А Машка привередничала, и мама её уговаривала. Я иногда не хотел пить сладкий чай.
Он вздохнул:
- А теперь только вода. И чай, и кофе, и суп. Всё это только вода. Да и за ней тащиться далеко и идти трудно.
Помолчал:
- Теперь папа погиб на фронте, Машка умерла сразу от какой-то заразы, бабушки нет, мамка в сарае. Я не люблю теперь эту комнату, пустую, тёмную и холодную.
Уже у печки он как - будто очнулся:
- Я ведь тогда, до войны, тоже переживал: с друзьями ссорился, родители ругали, двойку редко, но мог схватить. А сейчас думаю - дурак был! Это и было счастье!
Ника вспомнила компанию одноклассников во дворе коттеджа: они тоже не понимают, что они счастливцы! И она была счастливая! Такая счастливая! Но не ценила это счастье.
Часть третья: http://www.proza.ru/2020/02/10/346
Свидетельство о публикации №220020800889