Памятный глухарь

АРТЁМ КРАСНОСЕЛЬСКИХ - http://proza.ru/avtor/artgk - ПЯТОЕ МЕСТО В 114-М КОНКУРСЕ ПРОЗЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
               

Являясь отчаянным сторонником аксиомы, что Настоящий Друг – это явление ископаемое, а уж два - вообще артефакт, смею констатировать, счастлив тот, кто получил от судьбы этот бесценный дар. Хранить его, лелеять, баюкать и бережно взращивать, чтобы не спугнуть чуткую Жар - Птицу. И никак иначе.
****
В природу пришла та пора, от которой замирает душа. Бабье лето. Леса полыхают фантасмагорией красок, безумством невероятной палитры. Дышится легко. Воздух тянет чуть тоскливую, тонкую горчинку. Нет уже докучливых насекомых. Ничто не нарушает тишины в предрассветных перинах плывущих туманов.  Зеркала водоёмов качают в своих колыбелях пронзительно  чистую синеву неба в ажурной окантовке пламенеющих дерев. И кто как не человек влюблённый в природу, встроенный ментально в её тайны и откровения, слышит в это время внутри себя колокольчики  да свирели.
Начинает всё и по - везде зудеть. Просыпаешься по ночам от внутреннего жара. Предчувствуешь. Маешься шатуном из угла в угол. Считаешь дни, потом часы. Сердце толкается из груди жаворонком ввысь. Это горячка перед открытием сезона.  Симптомы известные настоящим охотникам и рыболовам.

Часть 1. Лесная обитель.

Пробираясь через дремотную ватность предутреннего тумана, по еле заметной старой тропе, скрипя  ржавыми сочленениями,  весь искоцанный  бездорожными битвами,  крался неутомимый «УАЗ». Левая фара от толчков самопроизвольно гасла, потом вспыхивала вновь. С боку свисал кусок оторванного тента. Перекошенный бампер скорбел грустью. Перевалив через замшелую корчагу, старый «вояка» нырнул под тяжёлые еловые лапы и остановился на чистой полянке, вблизи играющего колокольчиками ручья. Из - под капота звонко лязгуло, чихнуло и мотор затих. Скрипнув, распахнулись калитки дверей, и таёжную утреннюю тишину вспугнул непроснувшийся голос: «Ну, Петрович! Царица Небесная, доковыляли наконец!» Двое мужчин, в обычном офицерском камуфляже и болотниках подошли к ручью, поплескали на свои не первой свежести загорелые лица ледяной водичкой. Отфыркиваясь и мотая щеками, как два «легаша» из болота, присели на древний кедровый пень. Один подмигнул другому, хохотнул, - А помнишь, Семёныч, в 62-м. Полянку как нашли?
«Новоселье» на этой полянке они отметили ещё совсем молодыми. Только закончив институт, они прибыли по распределению на один из оборонных заводов. Более двадцати лет назад. Тогда владение таким транспортом как «УАЗ» было для простого смертного как в шкафу меч джедая. Но! А что такое двадцатипятикилометровая прогулка по тайге молодым да сильным спортивным организмам?! Ха! Я вас умоляю!
Сухая верхушка старушки пихты, поваленной через перечеркнувший маршрут  ручей, не выдержала двух мужиков с рюкзаками, и сказала - кранк- кранк. И потом ручей следом - буль-буль. Пока одолели шок от ледяных вод и течения, зацепились за берег, снесло «неразлейвод» от тропы метров на тридцать вниз. Чертыхаясь, вспоминая маму и папу дряхлой пихты, разнося окрест арпеджио русской ненормативной лексики, друзья выцарапались на россыпи небольшого плёса. И, взяв приступом скользкие прибрежные валуны, выбрались на сухую гриву. Где замерли обтекая.
Перед ними переливаясь сполохами солнечных зайчиков, живописалась прям таки сказочная таёжная полянка. Гавань усталого пилигрима! Позднее, с каждым изливающимся радостью сезоном, друзья понемногу обживали этот оазис. Состругали навес для дров. Стол со скамьями. Какие – то разные полезные причиндалы. Ну, и обязательно лабаз между двух старых сосен. Там со временем заняла своё место стальная бочка под провиант. Получился добротный и какой – то тёплый таёжный лагерь. С течением лет лесной пятачок превратился для мужиков в  оживлённую уже сущность. С ним разговаривали, приветствовали, и со щемящей грустью прощались до следующей осени.

Часть 2. За адреналином.

Закадыки, отлаженной командой сноровисто разобрали походный скарб, и рассортировали всё по предназначению места хранения. Наскоро, но не без удовольствия, попили из закопчённого чайника душистого чаю с бутербродами. «Махнули» по соточке «огненной воды» и упаковались в теплое нутро палатки. План на завтра был согласован по сути без слов. Годы таёжных приключений давно уже отшлифовали невербальные техники диалога. Хохотнув привычной байке, уставшие за день, моментально уснули глубоким, но чутким сном.
Проснулись словно по команде, повинуясь каким – то энергетическим флюидам. Часы отсвечивали два часа пополуночи. Тайга жила сторожкими ночными звуками. Шорохи и шелесты мелких грызунов. Далёкий стон лося. Скрипящие друг о друга могучие кедры. Как всегда неожиданно ухнул филин. Вздрогнули. «От, тля! Погганец! Обделаться ж можно!» - шёпотом хмыкнул Семёныч.
Предстояло идти в полной темноте тореной тропкой, не включая фонарик и не закуривая. Из иллюминации только Луна и звёзды. Если пофартит. Около полутора километров. Наощупь. Выбирая стопой место для опоры. Без единого звука добраться под могучие листвяги в старом горельнике у подошвы перевала, чтобы раствориться там под огромным сломышем ёжиком в тумане. Караулить реликта. Современника динозавров. Красавца глухаря. И, когда, предутреннюю сонную тишину вскроют тугие хлопки тормозящих полёт крыльев, горячей волной толкнёт под рёбра адреналин. И все имеющиеся на тебе волосы, враз становятся дыбом. И все чувства обостряются как у дикого зверя. И тетива нерва поёт восторгом! Так звучит в нас голос древних предков.

Часть 3.Товарищ в беде! Или в бидэ?

Отчего - то не прилетели гиганты куриного племени лакомится прихваченной первыми морозными утренниками нежными листвяничными иголочками. Из – за перевала сначала робко, потом настойчивей,  лизнуло сусальным золотом вихры спящей тайги, прорежая плывущие по – над логами и падями стада туманных бизонов. И, набирая силы, легионы солнечных всадников стремительным выдохом заполонили всё окрест, изгнав последние дозоры ночного морока.
   Товарищи молча переглянулись. Петрович поднял плечи. Развёл ладонями. Семёныч кивнул. Что означало, «Ну пошли! Хрен ли сидеть!». Затекшее от трёхчасовой неподвижности , немолодое уже тело просило движения и тепла. Достали из рюкзаков по алюминиевой кружке и привычно соорудили костерок из запасённых смолёвых щепок. Заварили «Цейлонского». И жмурясь от удовольствия растекающейся по жилам горячей жидкости, прикинули дальнейший маршрут. Под хруст домашних сухарей порешили сделать круг по тайге с конечной точкой путика в лагере. Во – первых, в районе подошвы перевала тайга достаточно светлая, не забуреломленая. Идти легко. Просторно. И во – вторых, по галечным россыпям ручьёв и речушек очень даже можно  встретить вышедших красавцев – петухов. Быстро собрались, навьючились рюкзаками и пошли «вкругаля».
Разойдясь примерно метров на пятьдесят, так чтобы визуально контролировать друг друга, охотники начали движение. Сапоги мягко пружинили по серебристому от росы мшанику. Солнце бликовало вспышками в каплях обильной росы, ослепляя озорными молниями. На плече приятной тяжестью ждала момента надёжная подруга «ижевка». В душе пел ангельский хор и сердце резонировало симфонией необъятного счастья . Эххх, ххххоррошо! Семёныч, щурился, привычно контролируя взором замершую в ожидании зимы тайгу. Тренированные рефлексы позволяли моментально вскинуться по спорхнувшему рябчику. Он перекинул ногу через поваленную ветром лесину, и сразу сел на неё верхом.  Старушка Интуиция вдруг шепнула ему: «Стой!». Напряг ухо. Остановил дыхание. Странно, минут пять – семь не слышал движения Петровича…и не видел. Секунды напряжённо вслушивался и вглядывался в прорехи переплетений деревьев и кустов. Тихо. «Чо то странно! Тля!»» - шумно поскрёб  заросшую щетиной морду лица. Ещё слушал, принюхивался, прищуривался. Приседал и выглядывал в направлении, где по прикидкам должен был двигаться товарищ. Свистнул кукшей, в переводе на человечий - «Ты где?»  И ещё. Но тайга всё так же покойно вздыхала и шумела. Ответа не было. Семёныч нервно шевелил ноздрями.  Произошло явно нечто нехорошее, дурнопахнущее. Вариантов много. Провалился в старую штольню, коих здесь порядком со времён ГУЛАГа. Напоролся на «Дядьку в пиджаке», он же Хозяин Михал Потапыч, но тогда вряд ли помолчишь. Да просто сердце прихватило…Дэк! Мало ли.
От грохнувшего совсем рядом дуплета, Семёныч немного оторвался от тверди. «Оппаааа!» Впился взглядом в направлении выстрела, сканируя каждую веточку и кустик. Но уже на пятой секунде после дуплета Семёныч услышал своего дорогого товарища. Сначала сумасшедший вой иерехонской трубы, переходящей на контральто «ааааааааиииииииииииииинууууууууууууубляяяяяяяууууккккааааа!!» Развивал волшебный успех незримый Петрович. Пока он, видимо, набирал воздух в лёгкие, в Семёныче взорвалась адреналиновая бомба. Сорвался с места с пробуксовкой. И ломанулся сохатым, не разбирая дороги, ломая ветки и попавшие на пути коряги.  На бегу скинул с плеча ружьё. Выкинул дробовые и в одно движение, воткнул в стволы пули. А Петрович исполнял немыслимые рулады, не переставал орать и выть не понятное. Слов Семёныч на бегу разобрать не мог. Какие тут слова!? Такие звуки!! Товарищ! Хули! В беде! Семёныч аки гонный марал вылетел на просвет между кряжистыми листвягами. И ррразз! Встал – окаменел. А потом, тихо опадая и колдобясь коликами, начал ржать, всхлипывать, постанывать и плакать одновременно.

Часть 4. Глухарь засранец? Эпилог.

Петрович двигался «противолодочным» зигзагом, беззвучно лавируя меж таёжного частоколья. Его коренастое тело двигалось с непринуждённой грацией. Слух автоматически сканировал сектор справа и безошибочно отфильтровывал из лесного разноголосья сторожкое движение товарища. Но в нём, однако, что-то происходило.  «Чо ж дурень у глухарей – то не отметился утром!» - сам себя журил ловкий следопыт, - нееет, так и до аварии недалеко! Не переставая ворчать, резко остановился. Осмотрелся, вращая головой во все стороны. «От красота- то! От диво дивное! И листвянки вот, сестрички! Всё! Здесь!». Сбросил рюкзак. Рядом аккуратно уложил верный карамультук, мало ли что! Деловито утоптал вихрастый брусничник, готовя гнездовье. Большая нужда требовала разрешиться. И немедля. Гриф – стервятник наконец устроился на «гнездо», трудясь. Среди мелкого подроста видна была только его седая макушка. И, ну, вот надо же! Хотя собственно, чего там. Так всегда и бывает на охоте. Вдруг  и неожиданно.
Мечтательно слабящийся Петрович, обдуваемый уже согретым утренним ветерком, услышал свист разрезающих воздух крыльев и  хрустнувшую ветку. Сверху посыпалась древесная мелочь, - Хррренаааа се!?- напрягся думкой напрягающийся, - Похоже прям на башку сел!
 Матёрый петух, видать от старости проспавший утренник, вспомнил таки про завтрак. Да и полетел откушать. Недалеко прицелился. И совершил посадку на  верхушке раскидистой могучей листвяги. Уложил крылья, потоптался. И замер памятником. Слушая, всматриваясь в дыхание тайги.
А сидящий на гнездовье Петрович, всё силился посмотреть вверх. А резких движений неззя. А спугнёшь. «Поза-то  кака неудобная, маттть! – разговаривал с собой «гордый орёл». Никак не получалось заломить голову под таким отрицательным углом. Не утка. Но левая рука не спала, осторожной змеёй перед броском, медленно - медленно кралась к оружию. И вот уже пальцы ласково обхватили цевьё, по сантиметру подтягивая двустволку на подъём. Разглядеть петуха в кроне, разрешившийся от «бремени» воитель, мог, только привстав на уже подрагивающих ногах, радуя флору и фауну своими белоснежными полушариями. Задравши хлеборезку, Чингачгук Белый Зад, уже подрагивал коленками от напряжения, но плавно стремил стволы вверх. Пляшет мушка, колдобится. Как же ш неудобно – то! А! Вспотевшим от напряжения пальцем, стараясь нажать на спусковую скобу как можно нежнее. Первой фалангой. Снайпер получил обратный эффект. Скользкий палец, гад, срывается с курка нижнего ствола на верхний. Скоростной дуплет взрывает благость таёжного покоя, улетая эхом в распадок. И! То ли ноги стрелка ослабли от процесса. То ли равновесие потерял. Мощная отдача дуплета по траектории сверху вниз, больно ударила в ключицу, добавляя к земной гравитации импульс в раскоряченный петровичев организм. И страдалец стремительно въехал белоснежными своими куполами, в только что сотворённый собой горячий, парящий «Везувий».
Семёныч, слушая арабески причитаний и высокоизощрённого мата стоящего в позе «пьющего оленя» товарища, бился в падучей. Он катался по траве. Он подвывал и повизгивал, разбрызгивая вокруг фонтанчики слёз. Тайга притихла в ужасе.
А что глухарь? Нееее. Улетел он. От изумления дивного. В крепи свои, хоромы.
Послесловие.
Спустя годы, сидя с мужиками у костра или в гостях в большой компании, Семёныч заговорщецки подмигивал Петровичу, и начинал: «А помнишь глухаря – то вредного?!» И Петрович сразу делал ему страшные глаза и свирепо скалил протезы.

Август 2000г.
г. Новый Уренгой



На 114-ый Конкурс прозы для начинающих http://www.proza.ru/2019/12/01/531 МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВСМ