Салтыковка 2

 Глава 2 Стены

          Дачная   Салтыковка  не так давно была простым  росчерком пера присоединена к   необъятной  Балашихе, но городом там и не пахло - спустя тридцать лет после завершения перестройки и  исчезновения социализма ветхий фонд составлял еще процентов  тридцать от всех салтыковских  владений.  А ведь  вполне приличные дачки строили еще до революции с огромным  верандами и башенками. Много кто из приличных буржуинов бросил якорь в Салтыковке - уютном уголке Подмосковьи,  тут до и после революции жили и тусовались толпами актеры и художники,  режиссеры и поэты . Снимал здесь дачу поэт  Андрей Белый.   Писал свои  живописные  работы Левитан. После революции  возле прудов частенько  репетировала актерская молодежь; заводилами были Зиновий Герд и "учитель танцев" Владимир Зельдин. Жил здесь и главный реставратор СССР - Грабарь. Ему удалось в тридцатые годы спасти тысячи православных икон от разгула марксистов. Он же снаряжал и десятки трофейных команд по Германии за музейными сокровищами.
 Были еще и секретные дачи - видать со сталинских времен на севере за дачей артиста Ульянова.   Народ оттуда никогда пешком не выходил, только  наглухо тонированные  машины  - шмыг  туда, шмыг обратно.   Скорее всего  на этих  дачах, как понимал народ, то ли  кого-то прятали , толи учили новых агентов  - место тут  тихое, укромное -лишних глаз нет, а местные все на виду.
 После войны обосновалась тут в Акатово еще и  высшая школа профсоюзов. 
 
  Покосился и погорел при социализме этот архитектурный антиквариат  - не уберегли его от истребления: ни ценители старины, ни любители дачного уюта .Теперь ставили дома более, чем приличные - в викторианском  стиле  и даже в  модерновом духе Шехтеля.  Здесь строились  капитально и размашисто  новые российские грюндера - коммерсанты, чиновники и даже просто бандиты , и хотя основной новострой был щитовой   или бревенчатые и никакими  архитектурными достоинствами не обладал,  моду на фахверк и готику просмотреть было можно. Кто то скупал, как магнат Брынцалов соседние участки и возводил собственный Версаль с мрамором, прудами и стриженой туей. Кто-то наоборот старался продать часть земли под приличную стройку и  на эти деньги возводил себе практичное жилье. Зимой здесь было ,тихо и скучно, скрипели ночные электрички,  душераздирающе  выли собаки,   брошенные  безжалостными хозяевам.

      Салтыковка с севера ограничена каскадом   просторных прудов,  заложенных  при поместье Разумовских. Там же была и невзрачная дача ,  купленная Зинаидой Райх на деньги Есенина. В жуткую пору  сталинского  остракизма там маялся униженный и поверженный Мейерхольд. Здесь отчасти репетировался   силами  Театра Революционного Авангарда  "Ревизор" и "Дама с камелиями". А потом  уже в эпоху опалы и большой чистки " Как закалялась сталь"-шаг в сторону разгневанного опрометчивым письмом Райх Сталина. Но тому эту пьесу так и не показали.
В южной части Салтыковки  также простирается    каскад прудов, вплоть до всеми проклятого мусорного полигона, который с ночным южным ветерком иногда окутывал Салтыковку тяжким смрадом гниения и разложения. Полигон периодически закрывали и снова открывали, но бесконечная  вереница мусоровозов из центра Москвы упорно тащилась по улицам Салтыковки. Время от времени Орлову разные общественники подсовывали на подпись петиции о закрытии полигона и о возведении подземного перехода на станции.  Но все это было впустую - пока  в ситуацию с помойкой не вмешался  лично президент. А вот поставить переход на станции помог скоростной "Сапсан". Иначе  вопрос безопасности салтыковчан не решался никак.  Тут и обычные электрички   регулярно сшибали народ и зимой и летом. Народ в Салтыковке чересчур благодушный  и рассеянный  - на  безопасность  душой не заточен.    А заодно с переходом через пути возвели и   размашистую эстакаду.  Делали долго и скандально - трудно было впихнуть дорожные развязки в тесную салтыковскую застройку.
   
       Еще есть и свои кладбища - огромное на западе с крематориями и   храмом Николая Угодника, в котором Орлов и крестился свое время, сравнительно небольшое акатовское на севере и еврейское  маленькое, на юге Салтыковки. Оно  закрыто высокой каменной стеной. Есть в Салтыковке и невзрачная деревянная синагога, вписавшаяся в общий фахверковый пейзаж. На южных прудах всегда царила вальяжная атмосфера  - устраивались выездные буфеты, устраивались площадки для тенниса бадмингтона и волейбола, кроссовые каскады для велосипедистов. Давным давно  на восточной берегу Золотого пруда была кафе "Горный дубняк", а ближе к перестройке  на западном берегу  обосновался просторный ресторан  со знаковым названием "Русь".
С востока Салтыковку ограничивает, прямое как струна, русло Пехорки, на берегу который основались звероферма с чернобурками и  институт Магарач - основоположник  российского   виноградарства. Зачем они там были поставлены - неизвестно - никто в Салтыковке чернобурками не шиковал, да и  виноград тоже не выращивал.

      В Салтыковке после войны стали расти обширные  профессиональные кварталы - актеров, военных, внешторговцев или дипломатов.  А вот  после лихорадочной перестройки в лихие 90 кварталы стали формироваться национальные.  Главное  салтыковское проклятье - вещевой рынок поставлял сначала арендаторов, а потом и владельцев участков. К слову сказать, эти новые обитатели Салтыковки были при деньгах и при них стали не только благоустроенные улицы, но массово стали пояаляться  разные спортивные клубы, конюшни и даже бизнесцентры. К этой  цивилизованной благодати недавно присоединились еще и музыкальные школы и вовсе балетное училище. Накатали  любители горных лыж  из строительного мусора  гору, недалеко от ВСХИЗО - сельскохозяйственного института,  даже с подъемниками - вышиной метров за сто пятьдесят. И зимой там было раздолье для слаломистов.  Процветало и само ВСХИЗО . Орлов на барахолке встретил как-то раз своего одноклассника - зятя  проректора института. Оказалось, что у того была  резиденция  в Акатово.    Орлов потом  частенько заезжал на велосипеде к однокласснику - было совсем недалеко, там всегда лился рекой коньяк от благодарных аспирантов. Сам проректор коньяк не потреблял вовсе, предпочитал пивко даже из пластиковой тары. А  дорогие сорта он коллекционировал как букинист книги. И была  у него  приличная  коллекция  раритетного бухла , включая и пиратский времен ямайский ром 1779 года в запечатанной бутыли.
А домик у проректора оказался знатный - трехэтажное шале  на пятьдесят окон. Окна вообще для  престижных домов были критерием - гнали к сотне, не у всех получалось столько воткнуть.
   Их еще надо   было привязать к архитектурному проектам. Иногда из окон и  состояло все современное жилье  в духе Корбюзье.  У Орлова в старом доме было всего пять окон - и хватало.

       Орлов смотрел на эти причуды с иронией - все должно меняться : раз пейзаж и  власть   меняются - и вкусы  меняться обязаны.  Зачем возводить  дубовые хоромы под  арктический мороз -  зимы-то пошли теплые.   Если раньше в Салтыковке в июне заморозки были вовсе не редкость,  теперь и апреле их практически нет. Хоть пальмы сажай.
Дом  у Орлова был разделен на три части. Это был не первый дом на участке, первый типовой салтыковский  с башенками и верандами дотла сгорел в прошлую войну. Тогда крепко попеняли на соседей -  на чердаке стояли бочки  с квашенной капустой и ночью  эту капусту воровали все, кто знал. А соседи знали точно.
После пожара   дед  Орлова  вырыл землянку  и с лучиной прожил пару голодных лет, пока не привезли из Рязани  пятистенный сруб. Дед у Орлова был дельный - мог сам делать все:  и сеять и пахать и даже скорняжить. Никого  особенно не нанимал,  делал сам и всегда приговаривал : "На то она и голова, чтобы смекать".
Аккурат под снятие  кремлевского баламута  - Никиты Хрущева дед скончался.  И на участке появились сразу заборы. Как-то давно в силу привязанностей дед   разделил его на три неравные части и роздал ближайшим детям. Были еще дети и  уехавшие на Украину и даже, страшно сказать, в Израиль.
В итоге хитрой  дележки участка  Орлову досталось больше всех:   из правильного квадрата  50х50 метров -  два больших лоскута по диагонали, а между  ними застряли кривые  наделы его родственников. Вначале Орлов переживал - родственники развернулись,  начали строить с размахом.
Появились  просторные флигеля из популярного тогда стружкобетона  с пластиковыми окнами и шикарным  ламинатом  и стальными дверьми.
 А потом  родичи внезапно перебрались за бугор. как и полагалось. И все заглохло. Двери их  были закрыты, но ключи  Орлову не доверили. Скорее всего, как думал Орлов, от обиды за несправедливый дележ.
   И лет пятнадцать там было пусто -  брошенные  помещения не проветривались и дом  крепко загнил. Но пустовал он не всегда.  Иногда по ночам слышались      острожные шаги - Крыша то  одна - шум гулял по дому свободно.
   Время от времени там  заводились бомжи,  иногда прятались даже  дезертиры из близлежащей части.  Вся эта публика была крайне осторожной и на глаза не попадалась.   Орлову    еще  приходилось подкашивать  брошенные участки родни  пару раз в сезон, чтобы не разлетелась буйно цветущая сныть.


  Дом у Орлова был за время сильно постарел - кое где треснули стропила, слегка гуляли половицы,   кое где  сквозили стены.
На окнах еще с дедовских времен стояли крепкие решетки,  на дверях  красовались мощные запоры. Крыша текла давно. Она была уже тогда при постройке из старого дореволюционного железа. Другого просто на конец войны не было. Да еще  строители- халтурщики пригнали листы напрямую гвоздями - авось пронесет - шляпки сгнили и дырок по крыше стало немерено. Орлов  ползал по крыше, затыкал дырки тряпками и  ставил на чердаке тазики.
   Дому своему он был крепко благодарен - тот его крепко выручил в недоброй памяти 2010 году, когда проклятый  смог три недели не давал  никому нормальной жизни. Тогда Орлов закупорил дом практически герметично и выжил. Большой объем печи не давал дому прогреться  даже до тридцати градусов, да и  смог  дом  не пропустил. Время от времени Орлов через мокрую тряпку проветривал комнату, на полу в кастрюлях стояли  срезанная туя, хоть как-то, но очищавшая воздух.  Орлов выскакивал  пару раз в неделю в магазин и закупался по максимуму, чтобы не надышаться лишний раз едкой гарью -благо что  сталинских времен холодильник Днепр  - 1951 года исправно тарахтел, не останавливаясь  и доработал до  осенней прохлады. А вот многие современные   морозилки  в эту жару   хлопнулись от перегрева.

        Орлов с тоской думал, что когда-нибудь придется менять венцы, как  пришлось  делали соседи слева и справа. Эта была еще та волынка - соседям напротив такое  удовольствие оказалось чуть дешевле, чем поставить новый дом.
Иногда  Орлов   протапливал старую печку - у него было два шести батарейных отопительных контура с антифризом  и крепкие  запасы угля в сарае.  Если топить по   уму,  уголек держал тепло до утра на любом морозе. Да и приятно было посидеть в морозный вечер у печки  под сердитый ворчание огня и
ощущать приятный  печной жар. Для изысков у него были и кисловатые  по запаху яблоневые дрова.
    У Орлова стояло много  старинной мебели - по тем временам  московские квартиры очищали - не было такой жгучей моды на антиквариат  и дубовую мебель-  все эти  новомодные стенки вытеснили настоящую мебель, да и  в хрущевках, по правде говоря,  хорошую мебель ставить было некуда,  и у многих
на дачах были завалы дореволюционной  мебели - вроде не нужна, а выбросить жалко. Особенно старинный сундук, который втроем было трудно стронуть.
Как то он попытался поменять прогнивший  пружинный матрас - удалось только с домкратом.
Были и книги на разных языках. были и геодезические карты на немецком языке - видно  из трофеев, полно старых  чернобелых фото  с гимназистками и юнкерами за чайным столиком в вишневом саду.
 Как то раз в студенческие годы он встречал в нем Новый год с одноклассниками - генеральскими детьми с Молчановки. Чего их понесло в ту студеную пору разгонять печку и бегать по улице ряженными - не помнит. Разве что из прикола. У этих ребят были  добротные  особняки в престижном поселке под Одинцово,   рядом с дачей Буденного.  Все тогда пошло  криво и с компанией и с закуской и с похмельем.  Помнит, что привезли к Новому году только водку в мерзавчиках. А закуска появилась только днем следующего дня.  От общего перепоя пришла в голову мысль купаться в снегу в высохшем к зиме пруду. Снега тогда намело вдоволь - прямо полный пруд. Забрались по пьяни легко, а оттуда  - едва выбрались. Все склоны  были скользкие и крутые.    Хорошо что один из них тогда догадался не сигануть вместе  со всеми. Он то и вытащил их по очереди веревкой..

   Были разумеется у Орлова и сараи  с ненужным барахлом и инструментами и типовой садовый сортир шалашиком. Не было только собачьей будки. Хотя имели цепных псов тут многие - они редко появлялись по улице и постоянно яростно брехали на  чинно выгуливаемых собратьев. В семье у Орлова было принято держать собаку, как члена семьи в доме. Ее не дрессировали до одурения,  старались   уговаривать и никогда не бить.
        Животные на участке Орлова были всегда. Собаки брались, как правило, с Салтыковского  рынка. За символическую плату там продавались дворовые метисы, нетребовательные  и непрожорливые.
 Кому-то из них полагалась конура, кому находилось место в доме. У Орлова за всю историю было три собаки: две овчарки и один метис с боксером. И все прожили долго.
    Один раз Орлов увидел  в электричке бродячую борзую приличной масти. Орлов слышал, что такие собаки иногда сами меняют хозяев. Орлов притащил ее за ошейник на дачу. Думал - понравится. Пес огляделся, обнюхался,  да и махнул через забор  обратно к электричке.
    Приживались тут  и коты - они приходили к Орлову сами. Один  белый котяра прожил у него лет десять - был крайне шустрым и разумным -  раз на улице по обыкновению на треп встали кружком дачники с сталинскими овчарками – черными терьерами. Лишь Орлов оказался  без животины. Тогда  его котяра  выбрался из-за забора, подошел и сел у ноги Орлова. Терьеры обалдели от наглости, потянулись к нему  мохнатыми мордами, но кот стоически выдержал. Котяра был справный - долгие годы отбраковывал Орлову магазинную рыбу и мясо.Ловил в доме все подряд от мух до настырных мышей, и ночью, когда Орлов мотался по нужде к сортиру. показывал в кромешной тьме огорода дорожку.

 До недавнего времени к лету набегали на участки ежата, а к осени и белки.А вот воробьи практически исчезли, зато среди пернатого многообразия иногда на участки забирались шальные попугаи - похоже беглые из столицы. Была  в Салтыковке и изрядная экзотика -  из двух мест кричали павлины, Орлову сказали, что за высокими заборами народ давно уже навострился держать и страусов и рысей.
Кто то  по слухам даже держал  в подвале особняка африканского  крокодила, правда недолго - чересчур прожорливый оказался - ведь не прохожими же  эту прорву кормить, в самом деле.