***

                ПЯТОЕ  ЭССЕ,   ЦЫГАНОЧКА  «С ВЫХОДОМ»

                Так  называют самый  занозистый,  горячий, стремительный танец.

    Где-то на втором  году войны  Бузулукский пристанционный «курмыш»  стал  заполняться  цыганами. И довольно  обильно по местным меркам.   Появление  живописных  компаний  цыган  на тихих пристанционных  улочках    и даже порой с пляской стало нормой. Горячая цыганская речь растеклась по округе. И, конечно, кони, а на них лихие наездники.  Впрочем, и специфические цыганские  повозки то же украсили «курмыш». Бузулукское пристанционье   оцыганилось….
    Вот в разгар этого процесса у тети Нади  появились  квартиранты-цыгане.  Это была семья: отец - Андрей, мама- Евдокия, уже почти взрослые дети сын Иван и дочь  Валя. Чуть позже  присоединилась,  чья то из них родственница. По цыганским меркам недотепа, одинокая и тихая. Заселили они зальчик.
   Мы, конечно, с  удивлением приглядывались к новым  соседям, но очень скоро  поняли, что это очень приятные в общении люди. И было в них что –то такое, что в окружающем нас  людском  потоке не  наблюдалось. Они были очень приветливы и заботливы независимо от  степени знакомства и  даже родства. Казалось они как-то  самозащитились от всех общенародных бед, что свалились на весь народ и каждую его семью.  Отец семейства – Андрей, по нормам  их племени носил громадную черную бороду, хотя дедом или точнее стариком его признать было нельзя. Это был  молодец в расцвете мужских сил, по моим меркам в возрасте под 50 лет. С ярко выраженным чувством личного достоинства в семье  и общении с другими соплеменниками.  Евдокия была  хозяйкой дома, и на кухне, и еще на ней были обязанности - базар.  Однако эти обязанности в цыганском понимании. На базар она собиралась, не стесняясь нас сложно. Она закрепляла на себе  устройство под названием  запаска (с ударение на первом слоге). Это тот же фартук, но с двумя поясами крепления. Оба они  охватывали фигуру, образуя  скрытый пространственный карман. Сверху независимо от времени года и погоды набрасывалась гигантская шаль. Все это вместе с мастерством рук обеспечивало необходимое снабжение семьи. Иван, видно, был не плохим баянистом, и его часто по нужде приглашали, Валя великолепно владела  народными танцами, от нее трудно было оторвать глаз.
   Мы с братом очень  быстро освоили  цыганский язык. Был он на четверть из русских чуть  оцыганенных  слов. Цыгане очень быстро  это обнаружили и даже  восхищались  и одобряли.  Хотя это принесло им неудобство: пришлось прятать от нас свои секреты.  Андрей любил моего светловолосого брата и даже ходил с ним гулять. И даже подшучивал над мамой, прося подарить ему сына. Впрочем, цыганским языком  мы прятали от мамы свои секреты, что вызывала  у нее смех. Какие там мальчишечьи секреты….
   После некоторого сближения нам стало известно, откуда к нам прилетел табор. Оказывается, где-то под городом Сызранью по норме того времени был организован цыганский колхоз и Андрей был его руководителем.  Однако их что-то не удовлетворило в колхозе, и они его распустили. Хотя Андрей оставался их  признанным лидером. И дома очень часто возникали внутри таборные споры, где Андрей исполнял  роль верховного судьи.
   Чуть позже появился еще один «член семьи»,  конь Серко. Это был крупный  серый мерин с восхитительно  спокойным нравом. Он позволял нам, детям, гладить его и даже морду. Был он, очевидно, в  возрасте и цыганской прыти у него  видно уже не осталось. Однако телегу или сани зимой тянул исправно. Место для его теплой конюшни у тети Нади нашлось.  И Серко, как мне казалось, был основным кормилицам семьи. Он непрерывно работал «на сторону», то есть по заказу. Удивительно, но доверчивый Андрей видно сдавал коня в аренду, а сам на нем почти не работал. Обычно вечером арендатор возвращал коня с телегой-санями и,  вероятно, расплачивался. Возможно, Андрей хорошо знал людей-арендаторов, что мог доверить им  свое  живое и безмолвное  существо.
    В первые месяцы нашей общей соседской жизни у цыган, видно, был приличный достаток и, прежде всего, за столом. Мы не завидовали и по строгому маминому  настоянию уходили  к себе в спаленку, исключая малейшие завистливые взгляды. При всей нашей бытовой  скромности мама жестко следила за нашим поведением. Она на всю жизнь привила нам чувство самоуважения без всяких исключений. Мы, жалкие мальчуганы, не позволяли себе и малейшего завистливого  взгляда. Однако очень часто  кто-то из соседей  заходили в нашу спаленку и заносили какую-нибудь еду.  Не спрашивая нашего желания, ставили ее на  сундук  и  молча уходили. Конечно, мы были рады пирогу, пирожкам и даже каше.
   Однако жизнь в те  месяцы менялась  скоро и к худшему. Очевидно то же  и у соседей.  Это стало заметно и нам.  Возможно, в связи с этим они занялись созданием  цыганского сценического ансамбля. Баянист был  свой и вокруг него вились танцоры и певцы. Чуть позже объявился не знакомый,  по сути, художественный руководитель.  И очевидно он из цыганской вольницы сумел создать что-то вполне сценическое. Они стали выезжать куда-то на концерты, а каково  при этом зарабатывали  нам, конечно, не известно.
  Мы с братушкой из своей спальни  смотрели и восторгались их репетициями или для нас  бесплатным концертом. В нашем убожестве это был редчайший подарок. Меня особо увлекали цыганские пляски, но повторить их в своей спальне не удавалось. Я вынес сам себе приговор в плясовой бездарности, но песни мы легко осваивали и запоминали. Содержание их  мы понимали  и воспринимали почти с цыганской чувствительностью. Их  очарование для русскоязычных возможно в обилии родных слов. В песнях слова, строки и даже строфы обильно перемешаны.

                Пала  ромне  сар  мэ джава,  (Выйду замуж)
                Подарю  заловушке.

Прошу извинить за не знание цыганской  правописи.
Или обратный пример:

                Эта серая лошадка,
                Она рысью не бежит.
                Чернобровая  цыганка
                На душе моей лежит.
                Чачо!  (Правда!)

    Цыганское таборное творчество покорила многих великих  русских литераторов, музыкантов и других. Пушкинская поэма о цыганах общеизвестна, но даже утонченный Б.Пастернак написал на нее «Подражательную»

                Облако. Звезды. И с боку-
                Шлях и – Алеко – Глубок
                Месяц Земфирино   ока: -
                Жаркий  бездонный  белок.
               
                Задраны к небу  оглобли.
                Лбы голубее олив.
                Табор глядит  исподлобия,
                В звезды мониста вперив.

   Иногда, если слова  песни мне не нравились, вставлял свои, но  цыганские.

                Ту балвал, ту балвал
                Сонара киреса         (а дальше мои)
                Умардян маре прале,
                Аль  ту не джанех сар. (Убили моего брата/ Ты не знаешь…)
   
   В  часы грусти я  растворялся в цыганских  страданиях.
   Народная песня  говорит о  народе, ее создателе, больше любых человековедов.  Это известно по родному русскому языку и близких ему украинскому  и белорусскому.
   Однако все равно наибольший восторг  у нас вызывали цыганские пляски. Был среди приходящих артистов один по имени Мишка, а по кличке – Карахай.  Это был искрометный танцор и равных ему в округе не было.  Его цыганочка «с выходом»  могла  заставить замереть сердце любого зрителя.  Даже цыгане воспринимали его с трепетом. А еще он был завзятым бабником, и это то же все знали и посмеивались над ним.  Но его видно и это устраивало. Наша соседка, родственница цыган, была к нему неравнодушна. Очевидно, ждала Мишку и  оглушительно  визжала от его долгожданных  неумеренных публичных ухаживаний. Но иных у нее не было, а Мишка был верен своему мистическому Карахаю.
   Очевидно,  долгое время основными  арендаторами Серко с телегой или санями были соплеменники Андрея. И Андрей доверял им коня, понимая, что из уважения к нему, своему лидеру, будет обеспечен  надлежащий уход. А уход за конем: накормить, напоить, ладно уж почистить, но надлежащее стойло на ночь необходимо. Но очевидно у всего табора  жизнь не ладилась, и в числе арендаторов  появились  русские женщины.
   Обилие  эвакуированных со своей нуждой выгоняло их на базар с продажей собственных вещей. Это, очевидно, первое движение при недоедании, возможно прямее – голода. И за умеренную цену  можно было  ловким торгашам скупать  на рынке любые одежды и другие вещи. Появился не гласный  тайный торговый путь с вещами   из Бузулука  в села южно-уральских степей для  обмена их на зерно или муку. Очевидно, это было выгодно и скупщики не ограничивались только базаром, но ходили по домам, предлагая скупать на месте.  Таким образом, путь Бузулук – Уральск  чахло, но жил. Нужда погнала  на этот маршрут  местных женщин.  Возможно, прежде всего, тех, кто был родом  из тех мест или имел там родственников.
   Так у Андрея появились  первые арендаторы  транспорта не из  родного  хорошо знакомого табора, а совершенно ему неизвестных, да еще женщин. Увы, от роду далеких от транспорта вообще, а от коня с его упряжью в частности. Однако нужда видно сломала Андрея, и он пошел на сомнительные  деловые контакты.  Основным временем таких поездок была зима, когда  хлеб  уже в закромах, а дороги пустынны.  Приходили обычно две женщины. Им запрягали  Серко в  дряхлые сани, очень дряхлые и даже я мальчуган взялся бы их поправить. Они усаживались, видно заезжали домой за своими котомками,  и отправлялись в не ближний путь. Это расстояние около трехсот километров по проселочной дороге, за которой не было ни какого ухода. Бездорожье с едва обозначенным  чьим-то предыдущим проходом.  Путь далекий и рисковый, но иного не было.
  Очевидно, первый прогон прошел  вполне успешно и Серко  внешне здоровым  поставили на отдых в родное стойло сарая тети Нади.
   Мы все люди и только  физиологически очень точно однообразны.  Наши мораль, чувство долга, верность слову и масса других подобных показателей в каждом заправлены своей мерой, а объективных показателей для их измерений  нет. Не знаю, какие по счету арендаторы подводы вечером ее вернули хозяину, а утром он обнаружил коня издохшим. А то, что конь не здоров, он был каким-то иссохшим, было заметно даже нам.  Не знаю, почему хозяин не замечал при такой национальной любви к лошадям.
   Утром собрались друзья с подводами, и Серко увезли куда-то на скотский могильник. А в семье настали грустные времена. Они опустились до незнакомого им нашего уровня  жалкого питания.   Переживали…..  Андрей  часто вспыхивал  вселенским огнем, и его близким доставалось. Видно в цыганских обычаях не признавалось, что глава семьи может быть не прав.
  Мы с братишкой тихо  ютились в своей спаленке, а когда я уходил в школу, хотя пропускал много, он натренированный  замирал в ней один. Мама, как правило, приходила поздно.
   Однажды утром проснулись, а цыган вместе с вещами дома нет.  Ночью незаметно скрылись. Что-то потянуло их в иные пределы. Тетя Надя уходя на работу, коротко бросила – «Уехали». И  все….
    В современных  публикациях можно встретить сожаление о исчезновении малых по численности  народов-наций. Их добровольный переход в государство  образующие  и, таким, образом,  приобщение к  великим. Не стоит их осуждать, очевидно.  это мировой процесс, его не отменить никакими декретами.  Вот и в наших Приволжских краях исчезли цыганские таборы, нет их палаток, кибиток, коней и даже  юбок и платков.  И в общем автомобильном потоке города невозможно  угадать, где идет автомобиль с цыганом за рулем, а под капотом  у него  сотня  без гривых   лошадиных сил.
Театральные  истории артистов  специфического театра  ничего общего не имеют с реальной жизнью  цыганских  таборов..  Без Мишки  Карахая нет цыган….