Безголовая утка

   После бурных рыданий с завыванием, после капель валерьянки и валосердина, Маша перестала всхлипывать, посидела, охватив колени, покачалась, тупо глядя в одну точку, вытерла нос и пошла умываться. Мама стояла под дверью ванной комнаты и прислушивалась: плачет или нет? Струя воды прекратилась и в ванной воцарилась тишина. Эти мёртвые мгновения показались маме вечностью. Она хотела постучать в дверь, но не решалась.
   Этот чёртов Саша истрепал дочке все нервы и вынул всю душу. Сколько можно терпеть его дурацкие выходки! И не женится на Маше, и не оставляет её в покое. Хотя ясно давно, что покоя Маше не требуется. Ей необходим только он, этот козёл с духовным садизмом и вечным недовольством всем и вся.
История обыкновенная и простая как хозяйственное мыло. Интересно, кто-нибудь из молодежи знает, что такое хозяйственное мыло, как оно пахнет и как яростно можно им отстирать все что угодно?
Маша резко распахнула дверь и звонко треснула ею мать по лбу.
   – Стоишь. Подслушиваешь!
   – Чего бы мне подслушивать? Ты что? Сама с собой секретами делишься? Я и так все знаю…
   – Молодец, знай на здоровье.
   – Машенька, ты бы поберегла свое здоровье. Ну, зачем тебе так неразумно и отчаянно страдать?
   – Страдать нужно разумно, а рыдать – сосредоточенно! Оставь меня в покое, прошу тебя. У меня все хорошо, – и Маша закрыла дверь своей комнаты перед маминым носом.
   Александр Сергеевич Мушкин (всего одна буква подкачала, а как бы мог гордиться!) заведовал кардиологическим отделением Центральной клинической больницы южного административного округа города Москвы. Разведен. Красив. Мрачен, но, когда в духе и под небольшим градусом, офицеры Его Величества Лейб-Гвардии Семеновского полка просто умерли бы от зависти к его галантности, остроумию, глубине познаний, умению шутить, неистощимому запасу историй и анекдотов.
Машенька работала в хирургическом отделении. Их служебный роман развивался на фоне его угасших отношений с главным врачом больницы Казимирской Любовью Петровной. После праздничной новогодней искры, пролетевшей так ярко и тревожно между Машей и Сашей, старшая медицинская сестра шепнула Любови Петровне на ушко: «Глядите, рука не остыла от одного букета, а он уже второй собирает…».
Вскоре Казимирская ушла в министерство на повышение, но красавца Мушкина забыть не могла и предложила ему место, о котором напористо хлопотала перед начальником департамента. Но было уже поздно. Мушкин влюбился и от места отказался, чем обрек себя на многочисленные производственные проблемы.
   В эти злосчастные выходные Маша и Саша собирались провести на кораблике «Илья Муромец». Старый, но еще не развалившийся пароход обещал доставить их в Калязин, Углич, Мышкин и обратно. Машеньку неожиданно поставили дежурить с субботы на воскресенье. Что это происки Казимирской, ей даже в голову не пришло. Она применила все своё обаяние, доброту и напористость, чтобы найти замену, но – тщетно. Когда Маша сообщила Саше, он, замотанный работой, бывшей женой и детьми, как ей показалось, даже не расстроился, а просто и без затей вылетело: «Хоть отдохну…». Конечно, это не трагедия и даже не драма, но когда Маше позвонили и сообщили, что Мушкин взял с собой медсестру из терапии, Маша помертвела.
Везде тебе доступно и просто объясняют в популярной литературе, учебниках, в тематических передачах по телевизору, в соцсетях и так дальше, что если мужчина переспал с женщиной, то это еще не любовь, а просто ему необходимое физиологическое действо, связанное с природными, независящими от нас посылами. Ты можешь покивать головой и даже, как врач, согласиться. А потом прибежать домой и выпустить всю накопившуюся влагу ручьем, фонтаном, как угодно, с завываниями и причмокиванием, с загрызанием подушки и грубостью маме…
   Дежурство Маши прошло без эксцессов. В понедельник утром Маша искала глазами Мушкина по всем коридорам и даже «случайно» заходила зачем-то в кардиологию. Его нигде не было, как, впрочем, и медсестры из терапии.
Утром во вторник зазвонил домашний телефон. Мама тяжело вздохнула и сказала: «Машенька, тебя».
Неизвестно, что ей говорил Александр Сергеевич, но Машенька переменилась в лице и три раза произнесла: «Да. Да. Да». Потом перезвонила на работу и взяла отгул. Опрометью бросилась в свою комнату. Через три минуты вылетела румяная, намакияженная, надушенная любимыми духами и полетела…, бросив на ходу: «Он заболел. Простудился на пароходе…».
   Мама тяжело вздохнула, присела на краешек стула и вспомнила свой детский двор. Соседка тетя Люба на пеньке рубит головы уткам и курам. Готовятся к свадьбе дочери. Дети старого барака стоят невдалеке и с ужасом и интересом наблюдают за действом. Маленькая будущая мама вздрагивает при каждом звуке, рубящем головы. Хряк! Хряк! Звучит ужас жизни. Головы уток и кур летят в один таз, а тушки – в корыто. И вдруг обезглавленная утка взмахнула крыльями, выскочила из корыта и, как оглашенная, побежала невесть куда. Прочь от этого кровавого мира! Магия страха завладела девочкой. Утка без головы с такой жизненной силой неслась неведомо куда, что, казалось, будто она обязательно спасется…
Её мятущаяся дочь показалась ей этой самой безголовой уткой. Ей стало больно и горько и она безнадежно заплакала. Плакала долго, пока вся боль за дитя не ушла и не облегчила душу.