de omnibus dubitandum 111. 90

ЧАСТЬ СТО ОДИННАДЦАТАЯ (1902-1904)

Глава 111.90. А ПРОСТО… СВЯЗЬ…

    Он заявился франтом. Шинелька его была все та же, выгоревшая и в пятнах, накинута на одно плечо, но крахмальный воротничок, недавно столь презираемый, подпирал его оттопыренные уши, а на фуражке, с примятыми бочками, сияли начищенные лавры с выломанными буковками – для шику. От воротничка, должно быть, он показался мне еще длиннее и худее, остренькая черная головка – еще чернее, а вихры еще в большем беспорядке. Совсем недавно он считал лучшими духами в мире запах порохового дыма и смоляных канатов, – я добавлял к ним дымок бивуачного костра и соленую свежесть океана, – а сегодня он надушился какими-то кислыми духами, – сестра плеснула! – «ландышевым одеколоном», напоминавшим уксус.

    – «Здоро-во, милый друг… здоро-во, ме-э-льник!..» – выкрикнул он с порога, и я сразу почувствовал, что у него что-то радостное.

    Недавно мы видели «Русалку», и Сенька стал величать меня «мельником», когда был в духе. А в это утро он прямо сиял от счастья, и веяло от него отвагой. Пропев «мельника», он сунулся в окошко, потянул и ноздрями, и губами и потащил ветки в комнату.

Ната-ша, ангел мой,
Как счастлив я-а-а-а…!

    Он дергал ветки, словно звонил на колокольне, задел и свалил пролески.

    – Что это ты такой?… – удивился я его резвости. – Денег дали?

    – Так, хорошее настроение… – улыбнулся чему-то он, и его остренькое лицо стало глупым.

    – А ты все зубришь… – увидал он книгу и заглянул.

    – А, «Первая любовь»… Знаю, чепуха!

    Я только хотел спросить, почему он такой парадный, мы же идем на «Воробьевку», но его восклицание потрясло меня.

    – Как чепуха?! По-моему, это… прелесть! Я прямо… влюбился в героиню!.. –

    Никакой и героини нет, а… размазано, больше ничего! – презрительно сказал Сенька, отталкивая книгу. – Терпеть не могу сентиментальностей!

    – Но она же страдала… от любви?!. – растерявшись, пробовал я отстаивать. – Ты нарочно…?

    – Чушь. Почитай-ка про физиологию, узнаешь! – сказал он басом, напруживая горло.

    Я был обескуражен. А он бухнулся на кровать, закинул ноги и стал насвистывать.

    – А на «кубанские горы» как же?… Мы же условились… – говорил я растерянно, чувствуя, что случилось что-то.

    – Сегодня не придется. Разные обстоятельства…

    – Какие обстоятельства?

    – Домашние…

    Меня кольнуло. Я хотел упрекнуть его, но он перебил меня:

    – На любовь, брат, надо смотреть проще. Как вдумаешься хладнокровно, с точки зрения… физиологии… – с важностью сказал он, словно читал по книжке, – просто… физическая потребность! Мужчина… гм!.. – продолжал он басом, разглядывая Пржевальского на стене, – чувствуя прилив… гм… физической потребности, берет женщину, как добычу! Это совершенно просто. И с ней бы не так надо, как размазано у Тургенева твоего, а… иди навстречу физическому влечению!..

    Когда он сказал – «берет женщину» и «физическая потребность», по мне пробежало искрой, и я смутился.

    – Но… почему с ней не так бы надо?… – спрашивал я растерянно, избегая глядеть в глаза. – Как же надо?… Я тебя не понимаю. У героя такая чистая, возвышенная любовь… к женщине… – с усилием выговорил я это, зазвучавшее новым слово, и сердце мое заликовало, – к прекрасной Зинаиде…

    – «Во-звышенная»! – передразнил Сенька. – Сама навязывалась, а этот слюнтяй Володька не сумел ее взять под жабры! Вон, Македонов-шестиклассник, влюбился – сразу и овладел. Теперь и живет с шикарной дамой, с бельфам! Так и с ней бы. Если бы со мной было…

    Зинаида светилась передо мной, но сладость греха манила. Мне было жутко, и подмывало слушать.

    – Но это же идеальная любовь! И тут… поэзия! – с восхищением спорил я. – Она, в своей ослепительной красоте… женщины… – выговорил я смущенно, чувствуя, что грешу, – была для него как небо, как… богиня, как идеал?!

    Я смотрел в изумрудные листочки, и новое – открывшееся мне счастье – переполняло душу. Милая! – отзывалось в сердце.

    – Хо-о!.. – засмеялся Сенька каким-то бесстыжим смехом. – Да она самая настоящая гете-ра! сколько хочешь!.. Сама лезет – и хватай под жабры! – сделал он пальцами, словно помял резину. – Подарил бы ей там душков, прокатил бы на лихаче по Красной в Духан… а он со стенки прыгнул, дурак! Отец его понимал, в чем штука, хлыстом ошпарил! С женщинами надо всегда решительно!.. И он затянул песенку про «Анету»:

Р-раз Анета,
Без корсета,
Вышла в залу,
Неодета…

    Я не узнавал Сеньку! У него даже голос изменился, стал каким-то расслабленным и наглым, и манеры стали нахальные, словно его испортили.

    – Сенька!.. – кинулся я к нему, – услышат!! Это же… Мы же дали слово не оскверняться такими мыслями, грязными разговорами…! Помнишь, как у Сергия-Троицы с старцем Варнавой говорили!..

    – В каждом индивидууме должна происходить ломка… убеждений! Прогресс идет вперед. В последнее время я много узнал из споров с очень развитыми людьми! К нам, к сестрам, приходят студенты-медики и даже приват-доцент! Спорим… Есть идеализм и реализм! И есть две дороги – жизнь со всеми… гм… страстями и наслаждениями, и монастырь! Я выбираю дорогу наслаждений и борьбы за право на счастье, чтобы все страсти и потребности… находили полное удовлетворение естественным путем!.. – сказал он бесстыжим тоном, распирая кровать ногами. – Быть жертвой женских капризов недостойно мужчины! Иначе он будет влачить жалкое состояние раба и… не совершит подвигов!

    – А знаешь, и я бы прыгнул к ее ногам! – вырвалось у меня в восторге, и закололо в носу от счастья.

    Она, чистая и прекрасная, представилась мне так ярко, склонилась ко мне так нежно…

    И я закричал на Сеньку:

    – Ты оскорбляешь идеалы! Женщина – это… божество!

    И виденное во сне сегодня, чего я совсем не помнил, – как будто мелькнуло мне.

    – Да, я непременно бы прыгнул к ногам ее! Пусть я сломал бы ногу, но… чувство выше ноги!..

    – Ты уж блоха известная! – сказал Сенька, сплюнув уголком рта, как всегда делают бандиты, и встал с кровати.

    – «И-эх, да на последнюю да на пятер-рку… наймем с ми-лай ло-ша-де-эй!..» – затянул он разнузданно и вытащил розовую коробочку с «Голубкой»… – Не трусь, я в окошко буду… Все чепуха… Почитай-ка физиологию… Лью-иса!.. – сказал он, расставив ноги и выпуская в ноздри густыми струями дым, как всегда делают матросы. – В сущности любовь происходит от раздражения… нервов, факт! Доказано на лягушке! Поговори с медиками… Например, Базаров у Тургенева… такой же взгляд. У нас спорили, и я согласен с медиками, а не с сестрами. Только приват-доцент колеблется. Доказано, что если мышам давать только воду, они могут жить, а любви и потомства у них не будет! Факт!.. Даже и поэзия прямо смотрит. Декамерона как-нибудь притащу… тогда увидишь!..

    – Ах, гости у вас!.. – хихикнула в дверь Даша и убежала. Должно быть, хотела убирать комнату.

    На Сеньку она всегда смеялась, а он напускал суровость. Так и теперь случилось. Сенька насупил брови.

    – Недурна девчонка! Только не советую тебе, рано. Лучше занимайся гимнастикой. Впрочем, она для тебя… богиня, не опасно.

    Мне стало стыдно, что я написал стишки, и я сказал, стараясь прикрыть смущение:

    – Да, я признаю только идеальную любовь!

    – А если она вдруг сама придет к тебе ночью, с распущенными волосами?…

    – Как же она… может ко мне прийти?! – изумился я искренно и тут же вспомнил, – «а она ведь ко мне входила, когда принесла пролески!»

    – Неужели сама женщина… может прийти к мужчине?! Это же неприлично… – ужаснулся я, сознавая, как мне приятно, что Даша ко мне входила.

    – Это бывает часто, потому что… физи-оло-гия! – сказал Сенька уверенно. – Когда мужчина нравится женщине… Со мной раз было, когда гостил на хуторе у Соколова… гм!.. Там была одна дама… очень эффектная…

    – Да?!. – задохнулся я от волнения, – что же было?…

    – Что… Понятно, пал!.. – небрежно ответил он, отводя глаза.

    – Ты… пал?! – ужаснулся я, чувствуя жгучее любопытство услышать все.

    – Но ты же мне не рассказывал… Неужели ты…?

    – Об этом не говорят. Лучше заниматься гимнастикой. Он проделал несколько упражнений.

    – Кровь приливает, отливает… В «Гигиене для молодых людей» про все есть. Я тебе притащу.

    – Но почему же она, по-твоему, гетера? Она же терзалась от любви, а гетеры… только для услады пиров! – продолжал я волнующий разговор.

    – Знаешь ты гетер! – усмехнулся Сенька. – Вот тебе Клеопатра… или Аспазия… За одну ночь наслаждений они требовали платы… жизнью! – сказал он мрачно и пообещал притащить «про гетер» особенную редкую книгу. – Македонов сейчас читает! – И ты… уже пал?! – пробовал я дознаться.