Икона

Отживают своё хутора. Покидают их люди, оставляя обжитые места, вековые дома свои да хаты, отправляясь на жительство в посёлки покрупнее, а то и в города, ища в них лучшей для себя доли. И кого спросить за это? Кого винить? Разве этих людей? Само время, сама жизнь хуторян обернулась так, что они с мест своих сорвались и помчались туда, где казалось им хорошо – порой в неизвестность.
Мы с сестрой, часто бывая на каникулах у дедов, захватили это время. Помню, как дом за домом пустели некогда оживлённые улицы, как уехал последний сосед. Как деды, оставшись одни в опустевшем хуторе – превращались в отшельников.  Тяжко было на сердце от происходящего вокруг. Кругом стояли полуразваленные, обездушенные хаты, с выломанными дверьми и покосившимися оконными ставнями – похожими на искривлённый рот издающего предсмертный крик человека.
Играя, мы частенько забредали в такие дома. Нас вело туда любопытство, иногда подкреплённое интересными находками. В ту пору, мы соорудили себе хатушку и тащили в неё всякий хлам пригодный разве что для детских забав.  А такие места настоящий Клондайк безделушек. Вот там-то, мы, как залихватские “золотоискатели” и промышляли с целью добыть себе что-то ценное. Но наша добыча обычно была невелика и состояла из пары-тройки проржавелых кастрюль, да какого-нибудь увесистого чугунного утюжка. Но однажды удача была настолько к нам благосклонна, что мы отыскали настоящее сокровище! Как-то заглянув в домик по соседству, я заметил в углу стены заплетённой паутиной - настоящую икону. Она была явно старой и намоленной не одним поколением людей.
- Оксана, посмотри, тут икона! – радостно прокричал я.
Она, на минутку оторвавшись от коробушки с нитками, найденной в одной из комнат, взглянув на икону сказала:
-Знаешь, её нельзя трогать.
- Почему, нельзя? – недоумевая спрашиваю я.
Тут сестра, ещё раз взглянув на дивный образ, ровным голосом, серьёзно ответила:
— Это чужая вещь. Вдруг случится несчастье…
-Ты чего! Это же икона! Её нельзя оставлять! – отпарировал я и мало-помалу убедив сестру в правоте своих слов, снял со стены икону.
Прибежав домой, мы стали рассматривать находку. На доске, а вернее, на выпиленной деревянной основе, масляными красками был мастерски написан образ Приснодевы. В алой, изумительной красоты тунике, немного тронутой временем, с непокрытой, несколько склонённой в печали головою и золочённым нимбом над нею - была изображена Дева Мария. Что это была именно Она мы не знали, но почуяли детским сердцем.
Нам до того понравилась эта икона, что мы затеяли спор о том, чья она теперь будет. Нас, горячо спорящих меж собою, в конце концов помирила бабушка Антонина Фёдоровна, сказав:
- Вы нашли её вместе, значит она ваша. Но ведь её не увезёшь, разрубив пополам? А значит, решим так: чей отец первей приедет, того икона и будет.
В этот раз повезло мне. Мой отец с рыбалки заехал за мной и забрал домой.
Повесив обретённую икону в восточном углу летней кухни, мы изредка крестились перед нею, а она печалью своей навевала на наши души тихую грусть. Так прошло некоторое время. В одно лето мы собрались навестить крымское море. А на хозяйстве и присмотреть за огородом, оставили двух бабушек, моих прабабушек Зою и её сестру Таю. Через месяц, утром вернувшись домой мы увидели их, радостно встречающими нас у ворот.
Бабушка Зоя, добрая, как светлый ангел, нетерпеливо приглашала нас пить чай на кухню. Когда мы туда зашли, обомлели от ужаса! В углу висела уже “новая”, неумело размалёванная акварелью икона, напрочь лишённая своего былого величия. Без слёз на неё было не глянуть. В зелёной кофте со здоровенными коричневыми пуговицами, «подстриженная» под каре, с ярко накрашенными губами, немного стыдливо изобразилась на доске светская женщина.
- Вы что наделали! – только и смогла горестно произнести мать.
- Да мы только хотели её немножко подкрасить. Может покрасивше стала бы. Думали и вам понравится... – нелепо оправдывались изумлённые бабульки - художницы.
Икона доныне в нашей семье. Со временем, произошло чудо: её лик обновился и просветлел, но всё остальное, к сожалению, осталось неизменным. 
Я порой думаю, может быть действительно не стоило забирать её из покинутой хозяевами хаты, а оставить стоять там, в прежнем уголке, навечно охранять обезлюдившие, упокоенные тишиной места.