Голубь - птица любви

(из цикла "Мои соседи")   

     Глава 1. Не всякий голубь – птица любви

     В кормушку за окном, в гости к синичкам повадился голубь. Он был чёрного цвета, как ведьмин кот, а под глазами светились сизые синяки. У людей это бывает от бессонницы или голода. У голубя было от жадности.
     Нет, Валерия Львовна допускала, что голубь голоден. Но чтобы так!.. А тут ещё городские власти запретили кормить голубей, потому что те расплодились, а теперь и сами болеют, и людям болезни разносят.
     Валерия Львовна боялась, что муж её Леонтий Викентьевич может подхватить от голубя что-нибудь. Например, бешенство. Признаки уже появлялись. На днях отказался есть её борщ. Сказал, что за прошедший месяц достаточно натерпелся борща, в котором ни мяса, ни капусты, ни соли, одна вода. На возражения Валерии Львовны, что там был лавровый лист, целых три штуки, так разволновался, что демонстративно съел её любимый кактус, щедро посыпая солью. Ну, не взбесился ли?  Потом правда, каялся, уверял, что так он доказывал свою любовь к Валерии Львовне  и терпимость ко всем её кухонным экспериментам, испытывающим его чувства.  Но объедки кактуса безнадёжно завяли, и горшок пришлось выкинуть в мусоропровод.
     Валерия Львовна, грозила голубю пальцем, укоряла, увещевала, применяла другие педагогические приёмы. Но негодяй, бесцеремонно и нагло расталкивая интеллигентных синичек, пожирал их корм в больших количествах, не зная удержу.   Синички перед ним робели, как робеют школьники перед зашедшим на школьный вечер известным местным хулиганом.

Глава 2. Муж всегда сильнее голубя!

     - Что-то надо делать с этим голубем, - пожаловалась Валерия Львовна мужу, когда он пришёл с работы. – Ты можешь его отогнать, только чтоб насовсем?
     - Нет ничего проще, но и ты могла бы. Например, погрозила б ему своим нежным пальчиком. – Леонтий Викентьевич не упустил случая лишний раз поцеловать кончики пальчиков жены.

     Тут автор должен выдать небольшую местную тайну. Леонтий Викентьевич и Валерия Львовна по вечерам прогуливались по городу, держась под руку, чего больше никто в нашем дворе не делал. За это их прозвали «голубки». «Вон наши «голубки» пошли, значит, сериал уже начался», - говорили бабушки у подъезда, которые знали, что Леонтий Викентьевич и Валерия Львовна сериалов не смотрели. Сами «голубки», впрочем, о прозвище не догадывались.
     Но продолжим следить за нашими героями дальше.

     - Ну-ка, погрозим ему: у-у, бяка голубь, улетай! – Леонтий Викентьевич погрозил пальчиком жены в окно.
     - Я уже грозила, Леонтий. Не улетает.
     - А руками размахивала?
     - Не действует.
     - Ну, не знаю. «Кыш!» ему говорила?
     - А так можно?
     - Нужно.
     - Как-то грубо, Леонтий, а? Так и сказать?
     - Ничего не грубо. Вот скажи мне: кыш!
     - Кыш.
     - Видишь – ничего страшного не произошло. Я даже не зажмурился, в отличие от тебя. И заметь, ничуточки не обиделся. А теперь громче.
     - Кыш!
     - М...да… Какой-то кыш-мыш получается, приторно-сладкий. Дай ему отдельный бутерброд. Намажь маслом, как я люблю.
     - Уже. Вон в уголке кормушки лежит, видишь? Твой бутерброд. И с маслом.
Леонтий Витальевич сглотнул слюну и немного подумал.
     – Ладно, попробуем так: устыдим его.
     - А как?
     - Скажи ему, что он нехороший мальчик, обижает маленьких синичек.
     - Я стыдила. Не понимает.
     - Тяжёлый случай… Знаешь, у этих голубей ни стыда, ни совести, - вздохнул Леонтий Викентьевич, вспомнив, как однажды пролетающий над ним голубь выпустил ему на шляпу птичье приветствие, которое потом пришлось выбрасывать вместе со шляпой.
     - О, Леонтий, я придумала! Давай покажем ему его пра-пра-прабабушку. У нас же есть прекрасные гравюры Доре. Там, где голубка с оливковой ветвью спасает Ноев ковчег.
     - Точно! Заслуги предков не позволят ему позорить голубиную честь и обижать маленьких. Должен устыдиться.
     Валерия Львовна принесла альбом, раскрыла на нужной странице.
     - Леонтий, он узнал её!
     Голубь разглядывал сквозь стекло гравюру с интересом и удивлением, как бы спрашивая: «Как, вы тоже знаете мою бабушку?» Даже клюнул стекло. Но потом развёл крыльями, якобы извиняясь, и, считая, что тема исчерпана, опять принялся за бутерброд.
     - Леонтий! Он опять жрёт! Жрёт и давится, как будто в последний раз…
     - Ему передался от пра-пра-прабабушки синдром голодного беспокойства, пока их там носило в ковчеге и кончались запасы.
     - Леонтий, ты должен что-нибудь придумать. В конце концов, ты мужчина, тебя он должен бояться. Напугай его. Покажи ему, что ты охотник! На птиц. Конкретно на голубей.
     Леонтий Викентьевич вспомнил, как в детстве сосед на их улице дядя Коля гонял голубей тряпкой на длинной палке. Он взял кухонное полотенце, привязал его к лыжной палке и помахал этим флагом из окна.
     Жест напоминал поведение горожан поверженного города, сдавшегося на милость победителей. Голубь так и принял эту версию, спокойно доклевал бутерброд Валерии Львовны и, не теряя достоинства, отлучился, чтоб поскорей заново проголодаться.
     Валерия Львовна сначала обрадовалась удачному результату, а потом заметила, что синички тоже не приняли летающее полотенце в свою стаю, а наоборот, отнеслись к нему крайне недружелюбно. Особенно самцы, наверно подозревающие в нём возможного соперника. Стайка сидела на ближайшем дереве, возмущенно волновалась и к кормушке подлетать побаивались.
     — Это ты плохо придумал, - указала Валерия Львовна Леонтию Викентьевичу на побочный эффект изгнания голубя. – Тем более что этот нахлебник и не улетел далеко. Вон, ждёт, когда ты уберёшь полотенце. Может, застрелишь его? Попроси пистолет у соседа, ну, нашего бравого полицейского.
     - Он на дежурстве.
     - Давай вызовем его, скажем, на нас нападение. Бандит по кличке Чёрный Голубь. Они приедут, составят протокол. Мне всегда нравились мужчины в форме. Возьмут и арестуют его.
     - Лерочка, оставь эти женские глупости. Лучше вспомни, не попадался ли тебе мой детский водяной пистолет? Такой, оранжевый, ну, мой любимый…

Глава 3. Оранжевый пистолет бьёт без промаха

     - Видела твой пистолет. Где-то в кладовке.
     Кладовка давно уже была целиком в распоряжении жены. Леонтий Викентьевич постепенно был вытеснен оттуда и хранил там только ненужные мелочи.
     - Посмотри, пожалуйста.
     Валерия Львовна пожала плечами, не понимая мужа. Но пошла исполнять. Для начала ей надо было включить в кладовке свет. Выключатель был перед дверью.
     - Леонтий, когда ты перевернёшь выключатель? Я никак не привыкну, что его надо включать вниз. Ты же знаешь, что у всех людей - вверх… Я путаюсь. Как-то даже лампочку меняла, думала в ней дело. Подойду, включу, а оно не горит…
Леонтий Викентьевич знал об этой особенности их квартиры, но отмолчался и на этот раз. Порывшись в кладовке, Валерия Львовна вышла оттуда весьма смущённой.
     - Прости, Леонтий, я только сейчас вспомнила… Днём чистила полку под муку и выбросила твой пистолет на мусорку.
     Леонтий Викентьевич, до этого следивший за голубем, медленно отвернулся от окна. Он внимательно посмотрел на жену снизу вверх - так жалостливый инквизитор смотрит на красивую ведьму, висящую над костром, примериваясь, с какого боку зажигать, чтоб не испортить ей причёску…
     — Лера! Как ты могла? Это же мой любимый пистолет!.. Ты б видела, как я бил из него мух!
     Валерия Львовна, конечно, почувствовала лёгкие угрызения совести. Ей жалко было пистолет. Да и мух тоже жалко… Но тут ей пришло в голову спасительное:
     - Леонтий, это было час назад!..
     Палач замер и временно спрятал спички в карман.
     Они выбежали из квартиры и понеслись к мусорным контейнерам. Пистолет нашёлся. Валерия Львовна вздохнула с облегчением.
     Дома Леонтий Викентьевич тщательно вымыл любимую игрушку и зарядил водой. Воду брал тёплую, чтоб, не дай Бог, не простудить голубя. После этого открыл окно, устроился на подоконнике и замер, как охотник на лабазе.
     Неподвижно замершего человека всякий голубь ощущает как памятник этому человеку. Со всеми вытекающими из голубя последствиями. Чёрный голубь, ничуточки не стесняясь оранжевого пистолета, приземлился на приёмную палочку кормушки, грубо потеснив изящную синичку.  Та обиженно цвинькнула
     «А, так ты наших бить!» - мысленно послал себе подбадривающий клич Леонтий Викентьевич и нажал на курок, особенно не целясь, так как по положению руки из детства помнил, где следует ожидать результат. Метко пущенная струйка попала голубю в голову, отчего он возмущенно встряхнулся и резво удалился. Леонтий Викентьевич в азарте продолжал палить вслед, в смысле, поливать вдогонку, нимало не заботясь, куда летят брызги.
     А вот напрасно он не поинтересовался, куда же его струйки в конце концов попадают…

Глава 4. Легенда подъезда

     Сегодня их подъезд переживал небольшой шок.
     Внизу прохаживался по двору Виталик, сосед Леонтия Викентьевича.
     Виталик был легендой подъезда. Семейная жизнь Виталика с женой Леной душа в душу проходила, можно сказать, на виду всего подъезда, всех девяти этажей.
     Нравы у супругов были под стать друг другу, взрывчатые. Примерно раза два в месяц, в аванс и получку, парочка гонялась друг за другом по этажам. Вооружившись скалкой либо другой какой кухонной утварью, один из супругов мчался за другим, крича что-нибудь влюбленное с признательными интонациями: «Я же люблю тебя, тварь!!!»
     Чаще, конечно, охотником был Виталик. Но, видимо, в семье была расписана очередь на год, так как в следующий раз уже могла и юркая Лена гнать неповоротливого Виталика вверх по лестнице с возгласом «Я же люблю тебя, скотину!»
     Сначала соседи пробовали их урезонивать. И однажды, едва успев спасти Виталика от кухонного топора, они повязали Лену и даже хотели вызвать полицию. Но тут Виталик их остановил и попросил больше не вмешиваться в семейную жизнь рядовой российской семьи. Даже отобрал у соседей топор и благородно вложил в руки Лены, сказав ей кротко, как умеют любящие мужчины: «Руби, но знай: люблю я тебя, тварь!»
     Соседи плюнули и после этого случая отступились от планов спасения семейной жизни Виталика. Только женщины, услышав крики в подъезде, прислушивались к подробностям, и глаза их поволакивались задумчивой завистью. Впрочем, с завистью автор, возможно, и преувеличил. Однако задумчивость появлялась точно.
     Но сегодня весь двор был в шоке. Из окон выглядывали любопытные.
     По тротуару прохаживался Виталик необычной мирной походкой - он ждал кого-то. Но не это шокировало соседей. Сегодня впервые все увидели его одетым в чудесный светло-бежевый костюм и рубашку кремового цвета. На шее Виталика был повязан зелёный галстук, а под стать галстуку были и оранжевые туфли.
     Мужикам, игравшим в домино во дворе, Виталик объяснил, что костюм подарила ему тёща давно, ещё на свадьбу, и наказала надевать только в театр или филармонию. Костюм как костюм, но Виталик в нём казался кавалером немыслимой красоты. Это оттого, что всегда во дворе видели его одетым в комбинезон, фуфайку и сапоги – он работал слесарем какого-то ржавого завода и на работу ходил в  рабочей одежде. Круглогодично и круглосуточно.
     И вот, не прошло и пяти лет после свадьбы, как случилось чудо: жене Виталика Лене на работе в их конфетном магазине в связи с мировым экономическим кризисом вместо премии выдали билеты в филармонию. На билетах было написано: «Орган. Хоралы и фуги Баха».
     Всезнающий технолог Константин Борисович на работе Виталика объяснил, где в данном случае ставится ударение в слове «орган», и как этот орган выглядит. «Что тебе сказать, Виталий, трубы, трубы и трубы. Ну, что-то вроде бойлера, что ваша бригада сегодня варила. Гудит громко.» - объяснил Константин Борисович.
     Придя домой, Виталик включил их с Леной шикарный телевизор, который позволял давать каналам названия. Любимые каналы Виталика назывались «Футбол» и «Следаки». Виталик добрался до канала, который вечно терроризировал его классической музыкой, и назвал его «Бойлерная».
     Три дня супруги сомневались – идти или не идти. Виталик сомневался, удобно ли идти в любимой фуфайке. А Лена сомневалась, идти ли им вообще, если Виталик будет в фуфайке. Ещё два дня ушло на уговаривание Виталика примерить костюм, который до этого он пять лет называл «А, тот...». Лена подступалась и так, и эдак, даже позволила слегка потаскать себя за волосы, но чтоб не больно, как бы любя. И вот, наконец, всё получилось: костюм удалось надеть! Ну, немного жало под мышками, живот мешал застегнуть пиджак, брюки держались на подтяжках и честном слове… Виталик нервничал, рвался к телевизору, где на канале «Следаки» как раз должны были на полиграфе проверять почтальона. Но Лена выключила телевизор, вытолкала Виталика из дома и велела ждать внизу, пока она причешется.
     И всё бы ничего, но судьба в виде охотника за голубями позволила себе внести грубые коррективы в их с Леной пятничный вечер. Тёмные разводы от прилетевшей сверху воды безобразными полосами перекрестили плечи и грудь Виталика, отчего тот стал похожим на революционного моряка-анархиста, обвешанного пулеметными лентами и ожидающего приказа «Ату, на Троцкого!»

Глава 4. Кровавая расправа

     - Так-так-так… Никак это ты, Викентьич? Не ожидал, не ожидал… – удивлённо и почти спокойно спросил Виталик, глядя вверх, на открытое окно третьего этажа.   Только папироса в его рту бегала из угла в угол, не находя спокойного места.
     Увидев дело рук своих, Леонтий Викентьевич задрожал и даже спрятал пистолет за спину. Спокойствие Виталика означало только одно – грозовое затишье перед бурей.
     - Извините, я не хотел - пролепетал Леонтий Викентьевич почему-то с лёгким пришепётыванием. Как будто уже потерял пару зубов в разговоре с Виталиком. Пока он не представлял себе, какие формы примет буря, но точно знал, что будут и торнадо, и цунами, и самумы, и Лена.
     И тут снизу до Леонтия Викентьевича донеслось:
     - Сейчас ты, Викентьич, всё это на моих глазах исправишь!
     И не успело смолкнуть во дворе эхо от раскатов последних слов Виталикиной угрозы, как в двери уже заливался звонок.
     - Кто там? – спросил Леонтий Викентьевич, уже зная, кто там и оттягивая расплату.
     «Только бы Лера осталась жива, чтобы передать потомкам…» - обречённо подумал Леонтий Викентьевич, твёрдо не зная, будут ли теперь у них с Валерий Львовной потомки.
     - У, так бы и дал! А ещё сосед… – замахнулся Виталик, но бить почему-то не стал.
     Он сам повесил на вешалку свой пиджак для просушки и прошёл в кухню, где сел за стол, заняв место Леонтия Викентьевича.
     - Ну, наливай! – приказал гость хозяину.
     - Что наливать? – смиренно спросил Леонтий Викентьевич, не прекращая трепетать.
     - А что в вашей семье наливают за ужином? – спросил грозный гость. Виталик ещё не выбрал тип, степень, марку и модель экзекуции.
     - Борщ, - быстро сказал Леонтий Викентьевич, старательно регулируя интонацию - так, чтобы якобы простое соседское гостеприимство не перерастало в рабскую угодливость.
     Виталик посмотрел на него с сочувствием оккупанта.
     - Викентьич, я же сказал «наливают»! К борщу! Что наливают? Как же трудно с вами, интеллигентами…
     - Мы так, без ничего его едим, - пролепетал Леонтий Викентьевич. – С чесноком. Даже без хлеба, хлеб полнит…
     - Не виляй, Викентьич! Ты видишь, что всю программу мне на вечер перебил? У Ленки билеты… Я пожертвовал таким матчем!.. Приготовился слушать какую-то Фугибаху, а ты… Давай, отдувайся. Я же добрый. Я согласен посидеть у тебя и послушать, как журчит в моем горле твоё извинение.
     Тут Викентьевич понял, что надо вспоминать, где в их квартире может быть что-нибудь алкогольное. Вспомнил: в кладовке есть глиняная бутылочка с этикеткой «Рижский бальзам», давно, правда, выпитая и заново наполненная тёщиной фамильной настойкой. Валерия Львовна иногда принимала по 18 капель от бессонницы.
     Он принёс экзотическую бутылку и поставил на стол. Глаза Виталика подобрели.
     Леонтий Викентьевич достал стопки в виде хрустальных бочоночков и, как положено по правилам ещё средневековой вежливости, чтоб показать гостю, что напиток не отравлен, налил сначала себе полрюмки, потом гостю, тоже полрюмки.  Свою порцию Леонтий Викентьевич разбавил водой из чайника и попытался разбавить также Виталику, но наткнулся на удивленный взгляд гостя и поспешно отставил попытку.
     - Давно такого не видал, - одобрительно сказал Виталик. – Неужто ещё с тех времён не допили?
     - В бутылке не настоящий бальзам, а тёщина настойка… Ну там, травки… Чистый спирт, - пояснил Леонтий Викентьевич и огорчился тем, что это пояснение выглядело как извинение.
     - Чистый спирт? Надо же предупреждать! – строго сказал Виталик и долил свой бочоночек тем же «бальзамом» до полного.
     - Ну, за мир во всём мире! – объявил гость.

Глава 5. Мировая настойка

     - Ну, за мир во всём мире! – объявил гость.
     - …Включая наш подъезд? - закончил полувопросом Леонтий Викентьевич и поспешил чокнуться, чтобы закрепить мысль в качестве меморандума.
     Виталик крякнул и осушил свою хрустальную стопку.
     - Не торопись про подъезд, Леонтьич. Мы ещё не слышали, что нам моя Ленка скажет, а билеты у неё.
     При упоминании Лены Леонтий Викентьевич поперхнулся, закашлялся, и поставил недопитую рюмку на стол.
     - Забористая, - одобрил Виталик. – Говоришь, лечебная? А от чего она лечит?
     - От всего, - уверил Леонтий Викентьевич.
     - От всего? – обрадовался Виталик, схватил бутылку и присосался к горлу. Кадык Виталика отсчитывал глубокие глотки, Леонтий Викентьевич насчитал семь и подумал, что хорошо бы и хватит… Наконец Виталик оторвался от бутылки. – Как это, от всего?
     - Видите этот палец? - сказал Леонтий Викентьевич голосом учительницы химии, показывающей химический опыт, и опустил забинтованный палец в свою недопитую рюмку.
     На глазах присутствующих в рюмке начал скукоживаться и растворяться бинт. Он превратился в какую-то темно-коричневую пленку, затем растворилась и плёнка, а под ней оказался палец, розовый, как у младенца, и без синяка.
     - Мать моя женщина! – ошеломленно громыхнул Виталик.
     - Вы сделали сейчас семь глотков. Значит, у вас семь болезней – так говорит тёща.
     - Иди ты! – недоверчиво ухмыльнулся Виталик и попробовал посчитать: - Голова утром болела – раз! Мозоль на левой ноге – два… Три… А что у меня на букву три?.. Три… нет, в диспансере сказали, что уже всё прошло, пропускаем… Спина хрустит – четыре! Палец вчера отбил… нет, это я напарнику… – пять… Да вроде бы всё… Не морочь мне голову, Викентьич.
     - Есть скрытые хворобы, они пока не проявляются, - пояснил Леонтий Викентьевич.
     - Какие ещё хворобы, что ты мелешь? – возмутился Виталик, но вдруг смолк и прислушался. - А что это сейчас у меня в животе? Ой! Кажется, что-то жжёт! Или свербит? Викентьич, срочно давай противоядие!
     - Вы шутите, Виталий? Противоядия от моей тёщи? Разве что борщ её дочуры…
     - Давай борщ! – заорал Виталик, демонстрируя голосом, как ему нездоровится.
Леонтий Викентьевич ринулся к холодильнику, стремительно вытащил кастрюлю и споро налил по тарелке обоим.
     В дверях кухни появилась Валерия Львовна. Леонтий Викентьевич делал ей отчаянные знаки, мол, скройся, я сам улажу. Увидев, что мужчины хлебают её борщ, она спросила:
     - Как вам борщ? Я специально недосаливаю, соль – белая смерть.
     - Мяса маловато, - заметил Виталик, стремительно работая ложкой. – и капусты.
     - А их там совсем нет, - раскрыл семейный рецепт Леонтий Викентьевич и строго посмотрел на жену.
     - Мясо вредно, - наставительно сказала хозяйка. – От него у мужчин пропадают их мужские свойства. - Виталик некрасиво поперхнулся, но Валерия Львовна мысль закончила: - Осанка, выносливость, ум…
     - А, ну если ум, то ещё ничего, - успокоился Виталик. – Ума у нас хватит на два таких борща. Плесни-ка, Викентьич.
     - Мамина настойка! – ужаснулась Валерия Львовна.
     - Передайте мам-ме большое спасибо, - похвалил Виталик, облизывая ложку.
     «Уйди, уйди» - просил жестами Леонтий Викентьевич. Валерия Львовна недовольно ушла. ВКЛЮЧИВ свет, она скрылась в кладовке.

Глава 6. Продолжение банкета

     Выпив, мужчины помолчали. Рефлексы, закрепленные Виталиком с бригадой на заводе, в этом месте застолья предписывали о чем-либо поговорить. При этом допустимы любые жанры – мемуары (сколько было выпито за свою жизнь), фантастика (сколько выпито уже сегодня с утра), триллер (нас вчера застукала моя Ленка, а мы-то успели только по первой) …
     Леонтий Викентьевич, совершенно не зная о причинах заминки банкета, просто молчал, смиренно ожидая продолжения.
     Как опытный застольщик Виталик принял решение начинать первым.
     - Хорошо сидим, - сказал Виталик, обнаруживая знание классики. Впрочем, не исключено, что это классика в своё время обнаружила знание Виталика. Леонтий Викентьевич, не обладающий опытом застольных бесед, не знал, как продолжить.  Пока он думал, Виталик его опередил. Сегодня он обратился к жанру фантастики.
     - Слушай, Викентьич, а зачем ты меня облил?
     - Н-но... Я не хотел! Честное слово не хотел.
     - А ведь так и убить бы мог.
     - Как это? Водой?
     — Это здесь ты в меня водой. А если б мы на Луне были, а? Тогда б твоя струя моментально замерзала бы в ледяные пули. Там же абсолютный ноль! 200 градусов мороза.
     - 273.
     - Тем более! Вот. И ты пробил бы мне скафандр.
Леонтий Викентьевич замолчал в замешательстве. В застольных жанрах его образование имело большой пробел.
     - Но ведь мы не на Луне! Я просто охотился.
     - Охотился? На меня? Киллер, что ли?
     - Ну правда. Я по голубю целился, а вас и не видел.
     - Не видел, но попал неплохо. В яблочко. Конечно, я вот тут, - Виталик постучал кулаком по груди, где в ответ гулко отозвалось изнутри его сердце, — вот тут я даже тебе как бы благодарен, Викентьич. А почему? Потому что сегодня наши с Голландией играют. А тут и ты. Молодец. Вовремя! Но с другой стороны…
     - Химчистка за мой счёт. – заверил благородный Леонтий Викентьевич, тоже благодарный за то, что драки теперь точно не будет.
     - Само собой. А Ленка за чей?
     - А что Лена?
     - Забыл? У неё билеты.
     - Я могу за вас сходить...
     — Это что значит, «за вас»? – удивился Виталик и в его голосе опять зазвенели грозные нотки. – С моей женой?
     - Ну… Если, конечно, Валерия отпустит…
Виталик внимательно посмотрел на Леонтия Викентьевича изучающим взглядом.
     - Дом напичкан идиотами, - сокрушенно вздохнул он, наконец. - Особенно, подъезд. А ну, извинись, Викентьич, пока не поздно!
     Леонтий Викентьевич живо налил извинение. Виталик крякнул. Хрупкий мир был восстановлен.
     - Ах ты, дрянь! – воскликнул вдруг громко Леонтий Викентьевич...

Глава 7. Нет, это не голубь мира!

     - Ах ты, дрянь! – повторил Леонтий Викентьевич. – Извините, Виталий, я не вам.
     В кормушку опять прилетел чёрный голубь. Леонтий Викентьевич, не мешкая, наполнил оранжевый пистолет из-под крана и уже было прицелился.
     - Погоди-ка! Смотри, как надо! – отобрал у него оружие Виталик. – Лучший   снайпер совсекретной вч Е-216 показывает класс!
     Виталик ударил не мелкими очередями, как предпочитал Леонтий Викентьевич, а выпустил длинную, жирную струю. Но всё ушло, что называется, «в молоко». Голубь изящным противозенитным манёвром упал на крыло, отстрелил парочку тепловых ловушек, на кого бог* послал, и ушёл за угол дома. Снизу донесся женский визг.
     Любой философ, изучающий причинно-следственные связи, безошибочно определил бы, что причиной визга была именно струя, выпущенная Виталиком. В крайнем случае, растревоженный голубь. Впрочем, оппонент мог бы возразить, что всё началось с пистолета.
     Леонтий Викентьевич обеспокоенно выглянул в окно и мгновенно спрятался. Это был опрометчивый поступок, следствием которого были последующие события.
     — Кто это? Покажись, подлец! – донеслось снизу разгневанным женским голосом.
     - По-моему, это вас, - пригласил к окну Виталика Леонтий Викентьевич.
     Виталик не стал повторять ошибки Леонтия Викентьевича. А взял с подоконника его бритвенное зеркальце и, действуя как снайпер, осторожно высунул руку за окно. Лицо его перекосилось.
     - Ленка!
     - К-кажется, в-вы пробили ей скафандр… - заключил Леонтий Викентьевич, показывая неплохие результаты в постижении тренда застольных бесед.
     — Это всё твой пистолет, Викентьич! Ты должен немедленно меня спрятать!  Живо!
     - Ну, Виталий, так нельзя. Мужчина идет навстречу опасности.
     - Тут не опасность, Викентьич, тут верный каюк, развод, то есть! Викентьич, вспомни историю вопроса, пока прошу! Ты меня облил – я тебя тронул?
     - Ну… Пока нет.
     - Что ж ты меня выдаёшь, гад, не по-соседски это!..
     - Но, Виталий, я смотрю объективно… Чего хочет женщина – того хочет Бог!..
     - Ленка? Ленка не женщина!
     - А кто же?
     - Она сама Бог!
     - Не богохульствуйте, Виталий, нельзя. У нас квартира, а не партизанское подполье, чтобы вас от женщин прятать… Мы мирные люди…
     - Викентьич! Стой! Куда ты?
     - Надо отвечать за свои промахи, - твёрдо сказал Леонтий Викентьевич и пошёл на энергичный звонок открывать дверь.
     У Виталика оставалось несколько секунд для лихорадочных поисков убежища в чужой квартире. Небольшой жизненный опыт был. Например, как-то он пережидал под кроватью явление мужа из командировки. А ещё висел над бездной, вцепившись в балкон, спасибо хоть, всего несколько минут… Виталик увидел дверь в кладовку. Аналогичная была у них. Щёлкнув выключателем, он вскочил внутрь. Успел ещё подумать «лампочку не могут вкрутить, безрукие…».

Глава 8. Мокрая фурия как обязательный элемент справедливого возмездия

     В квартиру ворвалась Лена, жена Виталика. Соломенного цвета маленькая шляпка последней моды на ней покоробилась от воды, вишенки на шляпке сморщились. На тёмном платье появились безобразные мокрые светлые прозрачности. И как раз в тех местах, которые женщины обычно хотели бы скрыть. По крайней мере, при походе в филармонию.
     Прямо с порога Лена выложила:
     — А с виду какой смирный, прямо «голубок»! Я буду жаловаться Виталику, так и знайте!
     - Позвольте! – воскликнул Леонтий Викентьевич, - Но это какое-то недоразумение!..
     - Устраивайте такие недоразумения своей Лерочке!..
     - Я обязательно воспользуюсь вашим советом, но вы должны знать, что я не…

     За спиной Леонтия Викентьевича открылась дверь кладовки, оттуда появилась спина Валерии Львовны. Спина сказала кому-то в кладовке:
     - Сейчас, дорогой, я только открою дверь – кажется, звонили…
Повернувшись к Леонтию Викентьевичу, она растерянно промолвила:
     - Как, это был не ты?
     - Ну что сегодня за день такой? — горестно молвил Леонтий Викентьевич. - Меня всё время в чём-то подозревают!
     Ему остро захотелось вернуться в детство, когда он был маленьким мальчиком и мечтал стать геологом, чтобы уйти в тайгу… Леонтий Викентьевич обошел Лену, нагнулся и стал надевать туфли вместо тапочек.
     - Леонтий, ты куда? Я подумала, это ты… – Валерия Львовна смерила взглядом Лену. -
     В кладовке раздался безобразный грохот и оттуда вывалился Виталик, весь в муке и с лапшой на ушах.
     - Что за… пик-пик-пик! Соседи, мне что вам, лампочку прийти вкрутить или сами как-нибудь?..
     - Ты что, была с ним? Ты что, был с ней? – одновременно сказали Леонтий Викентьевич и Лена
     Опытный в семейных перипетиях Виталик опомнился первым. Он легко парировал слова Лены фразой, не догадываясь, что она классическая:
     - Лена, это не то, что ты подумала! Я подарю им эту чёртову лампочку!
     - Я... Я... Я только погладила его по голове!.. – воскликнула Валерия Львовна. – У него такая же лысая, видите?.. По лысой, гнусной голове! Да, гнусной! Мне было очень противно!
     – И ты был с этой худой селёдкой?  - укоризненно произнесла Лена.
     Леонтий Викентьевич возмутился:
     - Да как вы можете! Моя жена не селёдка… Соль - белая смерть! На себя посмотрите! Мокрая курица в шляпе...
     - Люди добрые! Слышали, да? Сам облил, и ещё обзывает! А ты что смотришь?
     - Не, Викентьич, ну ты это напрасно… - нерешительно начал Виталик, усиленно подмигивая Леонтию Викентьевичу…
     Эти знаки увидели обе стороны. Не зная точно, как их истолковать и удивляясь неожиданной пассивности мужа, Лена заорала:
     - Глядите, люди добрые! Его жену обливают, курицей обзывают, а он петуха ей изображает! Ты почему позволяешь себя по голове гладить! Ну что за мужики пошли! Вот что настоящие мужья должны делать!
     С этими словами Лена выхватила из вешалки любимый зонтик Валерии Львовны и набросилась на Леонтия Викентьевича. Воспользовавшись суматохой, Виталик выскочил за дверь. Считая Виталика более опытным участником скандалов, так сказать, ведущим, Леонтий Викентьевич увидел в этом маневре и своё спасение. Он кинулся за Виталиком вверх по лестнице. Вихрь, вращающий зонтик, со скоростью торнадо погнался за ними.
     - Куда же ты, Леонтий! – воскликнула Валерия Львовна и потянулась за убегающими.
     - Я же люблю тебя, тварь! – вопило торнадо, обрушивая зонтик попеременно то на Леонтия Викентьевича, то на Виталика.
     - Я же люблю тебя, Леонтий, - вдруг завопила Валерия Львовна и, спотыкаясь о части рассыпающегося зонтика, помчалась вслед...

Глава 9. Кажется, голубь – всё-таки птица любви

     Голубь, дежуривший на черёмухе, медленно взлетел и сделал осторожный круг перед окном. Удостоверившись, что гонители ушли, взгромоздился на кормушку и принялся выбирать самое вкусное.
     Стайка любящих сердец, «голубкИ и голУбки», сделав рывок на девятый этаж, тем же темпом вернулась на свой третий. Не останавливаясь и умело орудуя зонтиком, Лена погнала своего мужа в их квартиру, в уютное семейное гнёздышко.
     - Вы что-то уронили! – воскликнула им вслед Валерия Львовна.
     - Ваши билеты!.. – поднял с пола Леонтий Викентьевич, но в ответ услышал:
     - Викентьич! Меняю филармонию на глоток завтра твоего лекарства! Оставь… – там ещё что-то говорили, но захлопнувшаяся дверь заглушила остальные звуки.
     - Но… - попытался что-то сказать Леонтий Викентьевич, однако Валерия Львовна его остановила:
     - Я согласна, Леонтий.
     - Но это нечестный обмен с нашей стороны! – горячился Леонтий Викентьевич, ещё не остывший от кросса по лестнице. – Филармония… это же - музыка! Это искусство! Это мировая культура! Мы обездоливаем наших соседей…
     — Это они обездолили нас аж на целый мой зонтик, - сказала Валерия Львовна. - Мы им зонтик, а они нам – билеты…
     Леонтий Викентьевич подобрал обронённые билеты в филармонию, разгладил в ладонях, посмотрел на места и, весь в сомнениях, стал раздумывать, можно ли считать билеты достаточной контрибуцией за всё приключение.
     - Ты согласна идти сегодня слушать чужую фугибаху?..
     - Мировую культуру, - уточнила Валерия Львовна. – Она не чужая, она общая.
     - Но по чужим билетам!
     - Леонтий! Это не мы нашли билеты, это билеты нашли нас.
     Они вернулись в кухню.
     Голубь в кормушке за окном насторожился и прислушался.
     - Чёртова птица! – увидел его Леонтий Викентьевич.
     – Вот настоящее наше проклятие! – возмутилась Валерия Львовна. – А ещё говорят, голубь – птица любви.
     - Ага, любви. Любовь так и пышет из него, так и пышет!.. О, наконец-то! Всё-таки устыдился!..
     Птица, убедившись, что место опять становится беспокойным, лениво взмахнула крыльями и, милостиво кивнув синичкам, мол, - доедайте, - удалилась в только ему известном направлении. Синички возрадовались.
     - По крайней мере, наелся, – прокомментировал Леонтий Викентьевич. – А если устыдился, то это так называемый «испанский стыд». Ему стыдно за нас, за наши безобразные сцены.
     - Ты уверен, что безобразные? - погладила мужа по груди ладошкой Валерия Львовна. Почему-то после гонки по лестнице она никак не могла унять волнение и дышала отрывисто, - Я же люблю тебя, дорогой…
     - Мне опять убегать? – оглянулся на дверь Леонтий Викентьевич, но Валерия Львовна поспешно защёлкнула замок.

     На вечернем концерте в филармонии некоторое время оставались пустыми единственные два места. Потом их заняли девушка с юношей - пара студентов местного музыкального училища. Трубы органа в этот вечер звучали как-то таинственно и лирично, и совсем не громко!



*Здесь имеется в виду птичий бог, имени которого автор не знал, поэтому позволил себе написать это слово с маленькой буквы.


Спасибо интернету за картинку.