Мне нужно к врачу

Есть много вещей, которые невозможно представить,
но нет ничего, что не могло бы произойти.


– Федор! Эй, Федя… Ты меня слышишь?
Кто это говорит из сумеречного угла комнаты? Да еще в такой день, когда за окнами грохочет бесконечный дождь вперемешку со льдом, ветер хлопает какими-то железяками, а черные голые ветви мокрых деревьев, словно демоны из фильма ужасов, пытаются достать руками-пальцами твое окно?
Грязный, темный мартовский день, неотличимый от ночи. Недаром из всех месяцев Федор особенно не любил март. Такие дни парализуют волю – дни, когда не хочется ничего, даже повести рукой, даже поднять голову, даже раскрыть глаза. Остается только спать – но и сон не идет, и ты зависаешь где-то на пороге бреда, в мучительно тревожном ожидании, что вот сейчас случится что-то отвратительное, нехорошее, но нет сил сопротивляться этому «что-то», не сил подняться, включить свет и разогнать наваждения.
И вот, в комнате определенно кто-то был, и он говорил, обращался именно к Феде.
«Началось, – подумал Федор. – Бред перерос в слуховые галлюцинации. Но ведь я уже не пью целых три дня…» он наморщил лоб… «ну да, ровно три дня, так что водка тут не причем… Значит, я заболел, у меня температура. Еще чего не хватало!»
– Да ты отзовёшься наконец? – нетерпеливо произнес голос в углу. – Я же вижу, ты не спишь. Повернись, посмотри.
«Ага, посмотри… сейчас!»
Феде почему-то совершенно не к месту пришел на ум сюжет о Вие, которому нельзя было смотреть в глаза.
«Посмотришь – и помрешь! Не буду!»
Но только он успел подумать так, как сразу же, словно назло самому себе, словно что-то доказывая, непонятно зачем, и ощущая уже какое-то даже удовольствие, на мгновение проваливаясь в бездну страха, он повернулся на голос. Человек, сидевший на стуле в углу – на его собственном, между прочим – Федином стуле, был самый обыкновенный на вид человек, в свитерке, причем, в свитерке потрепанно-заношенного вида, что было заметно даже в полумраке.
— Да, — стараясь, чтобы голос не дрожал, сказал Федор, — да… вот как, оказывается, сходят с ума.
Тут человек в свитерке на стуле даже усмехнулся.
— Нет, дружище, уверяю: ты абсолютно в здравом уме, твердой памяти, совершенно здоров и, немаловажно, – в трезвом состоянии, что, согласись, случается нечасто, и я, откровенно говоря, боялся, что застану тебя в сознании, помраченном алкоголем. Так что, очень рад тебя видеть. Выглядишь, кстати, молодцом, хоть и подпух слегка.
Что-то в этом совершенно обыкновенном человеке было совершенно необыкновенным. Но что, что – Федор пока что не понимал. Кроме поношенного свитерка он видел перед собой довольно помятую морщинистую физиономию – его незваный гость был явно немолод.
— Очень рад тебя видеть… - повторил посетитель. – Очень. Ты даже не представляешь, насколько.
— А уж как я рад… — пробормотал Федя. – Зайти сюда бесшумно ты не мог, двери заперты на замок. Залезть в окно, тоже без шума, без пыли… нет, никак. Да и угол высотки, седьмой этаж… То есть, человек просто не мог появиться на твоем месте… Тогда ты не человек, а…
— Инопланетянин! Не болтай ерунды. Тебе ли не знать, что никакой мистической чуши и сказок типа «барабашек» не существует. «Не нужно бояться пользоваться остро заточенным оружием своего разума». Чьи слова?
— Мои, — отозвался Федор, но как-то робко. – Видно, за эту-то самоуверенность я и наказан лишением рассудка…
— Да? – иронично вопросил незнакомец. – И кто же тебя, по-твоему, наказал, если не существует ничего, кроме «кристально чистого и ясного человеческого разума – высшего чуда Вселенной»?
— Ну, в смысле… как это, не существует… существует это… объективный мир, независимо, конечно, от нашего разума… - Федя зачем-то начал втягиваться в ненужный, вязкий, а главное, бессмысленный спор, один из тех, которые вечно кружатся вокруг одного и того же и не оставляют после себя ничего, кроме отвратительного чувства предельного раздражения на весь мир, и потому резко оборвал:
— А в чем, собственно говоря, дело? Ты кто такой?
— Я? Ну, скажем, я самый преданный поклонник твоего проекта. «Век разума», это же твой сайт?
— Мой, — у Федора вдруг появилось ощущение, что его собеседник ему знаком, причем знаком очень хорошо и давно. Голос, интонации, построение фраз, да и фразы были такими, словно Федор сам их и произносил, во всяком случае, предугадывал еще до того, как собеседник открывал рот. И, наверное, поэтому Федя автоматически отвечал на его вопросы и вообще вступил с ним в разговор. – Мой, и еще одного перца.
— Знаю, знаю этого перца, — махнул рукой посетитель. – Алкаш.
«Совершенно верно», — мелькнуло в голове у Феди. Но вслух он возразил:
— Какая разница? Нормальный пацан.
— Как это, какая разница? Разве можно рассуждать о кристально чистом разуме с затуманенными водярой мозгами? Это как-то нелогично. А ты же ратуешь за логику, за последовательность, за доказательность во всем, разве не так?
Вместо ответа Федор глубоко вздохнул и привстал, чтобы удобнее, а главное, увереннее, усесться на диване. Затем он попробовал вглядеться в пришельца внимательнее.
— Ты так и не ответил – кто ты такой?
Незнакомец вновь усмехнулся.
— Во-первых и главных, я человек, так что уже можешь расслабиться. Во-вторых, я не собираюсь тебе вредить, я, как уже сказал, твой преданный поклонник и друг. Ну, и в-третьих… посмотри на меня… ничего не замечаешь?
— Свитерок какой-то… — Федя прищурил левый глаз, — такой стремный. Что-то он мне знаком…
— Нифига он тебе не знаком, — отрезал незнакомец. – Он уже после появился, задолго.
— В смысле?
— В коромысле. «Стремный», это ж надо…
Когда ты пьян, немыт, нестрижен, с гитарой –
Это авангард.
А то же самое плюс свитер –
Ты бард.
— Смешно. Но все равно ничего не понятно.
— У тебя же гитара есть?
— Есть.
— Значит, про тебя, в любом случае из двух.
— Хорошо, — после некоторого раздумья произнес Федор. – Допустим, ты один из тех, кто шлёт мне на почту свои примитивно-детские малограмотные статейки. Но как ты сюда пробрался, и главное – зачем? Уж не принес ли ты мне гениальный материал для публикации на сайте, чтобы вручить лично?
— Помилуй, — замахал руками гость. – Оно мне триста лет не нужно. Да ты и сам напишешь в десять раз гениальнее меня. Ладно. Не буду ходить вокруг да около, поддерживая, так сказать, интригу. Если ты меня не узнаешь, позволь представиться.
Он приподнялся и протянул руку.
— Меня зовут Федор. Точно так же, как и тебя. И я знаю о тебе все до мельчайших подробностей по той простой причине, что ты – это я, а я – это ты, только сорок лет спустя.
Федя молчал. Последний след соображения растаял в его голове. Наверное, он раскрыл рот.
— Да, это так, – продолжал посетитель. – Хочешь верь, а не хочешь проверь. Я же недаром говорил, посмотри на меня. Неужели не замечаешь сходства? Я – так сразу тебя признал.
Конечно, нет ничего банальнее, но Федя смог выдавить из себя только:
— Не может быть…
— Может, Федя, еще как может! А ну-ка, вспомни вторую из трех своих замечательных максим, ты ее так любишь повторять к месту и не к месту. Хотя да, сейчас тебе не этого… Я напоминаю: «Есть много вещей, которые невозможно представить, но нет ничего, что не могло бы произойти». Вот оно и произошло. Или, как в армии говорят, случилось.
Действительно, это был именно Федор собственной персоной, только Федор постаревший, седой весь и, что греха таить, помятый. Усталый с виду был Федор, хоть и старался выглядеть бодрячком, балагурил.
— Но как… каким образом ты сюда попал? – наконец спросил Федя. – И зачем ты здесь?
— Никакой мистики и колдовства. Попал я к тебе точно так же, как все приличные люди попадают – с помощью машины времени.
— Машины времени?
— Ну, это не то, что ты себе представляешь, не какой-то автомобиль, в который садишься, заводишь мотор и бац – приехал в тридцать седьмой год, как навоображал себе старина Уэллс. Все не так эффектно и не так просто. Честно говоря, я и сам не знаю, как эта штука работает. Но ты вот тоже не знаешь, как работает телевизор или магнитофон.
— Я? Магнитофон?.. Как это не знаю… Нажимаешь кнопку, вставляешь кассету, пленка крутится…
— Музон мутится, - веселился пришелец. – Я же говорю, не знаешь. И я не знаю. Однако же, магнитофон есть и ты им пользуешься. И машина времени есть и я ей воспользовался. Логично, не?
— Абсолютно.
Федя был раздавлен.
— Чайку бы, — ни с того, ни с сего брякнул он.
Гость покачал головой.
— Федя, Федя. Время не ждет. Оно летит и даже не говорит «прощай». А сегодня – его у меня вообще в обрез. Какой уж там чаёк. Так что давай, спрашивай. Задавай вопросы. Что бы ты хотел узнать о своей будущей жизни?
Федор молчал. Он будто застрял в каком-то ступоре, настолько неожиданной была эта инфернальная встреча.
— Давай, не тяни, – поторопил гость. – Тут дело такое: алгоритмы времени работают на сокращение трансляции, причем прогрессирующее сокращение. Поэтому я не могу здесь сидеть – сорок лет тому назад – вечно. Ностальгия – это прекрасно, но поностальгировать можно и над старыми фотографиями (которых, кстати, у меня от тебя и нет, мог бы заранее подумать о будущем). Скоро связь прервется. Ну же, спрашивай!
— Когда я умру? – брякнул Федя.
Гость аж подскочил на месте.
— Да откуда же я знаю, чудак! Я же не с того света явился, а всего лишь из будущего. Я еще жив, а значит, жив и ты. И вообще, зачем тебе? Не ты ли сам смеялся над теми, кто стремится знать дату своего конца? Узнай ты ее – и вся жизнь пошла бы насмарку. Только представь…
Федя кивнул головой в знак согласия.
— Я понял… Нет, я, конечно, ничего не понял… но я, знаешь, я тоже рад тебя видеть. Точнее – самого себя… вот такого, но самого себя.
— Какого «такого»? – немного обиженно протянул визитер.
— Такого… старого. Уж извини.
— Что ж, никто не молодеет.
— Но выглядишь ты того… не очень.
— Эх, старость не радость, — буркнул Федор-старик. – Включи-ка свет, дружище, а то сидим, как два бобра под плотиной на Исети.
Руки Феди предательски дрожали, но он все-таки включил свет, втайне надеясь, что видение сразу же развеется. Но нет – посетитель сидел на своем месте, и дрянной свитер был тут-как тут.
«Вот ведь… бард!» — мелькнуло в голове у Феди.
— Так , значит, я буду таким, как ты? – спросил он.
— Без всякого сомнения.
— А нельзя того… изменить будущее? Разве оно не зависит от нас?
— Нельзя, - отрезал гость. – Что произошло, то произошло. Ты видишь меня таким, каким ты стал именно в результате твоих действий. Если бы ты делал что-либо по-другому, я был бы иным.
— Ну хоть пожил…
— Это да, этого не отнять, — покачал головой посетитель. – Мои года, мое богатство. И опыт, сын ошибок трудных. Хотя, знаешь, все-таки смысл в поговорке «Живи быстро, умри молодым» есть.
- Плохо быть старым?
Гость замолк. Потом, словно очнувшись, произнёс:
— Если бы ты курил, я бы сейчас закурил. Но я… мы не курим, и это, наверное, плюс.
— Я всегда думал, что старость, конечно, неизбежна, но я не боюсь ее, потому что знаю, каким должен быть старый человек…
— Откуда тебе знать? – прервал Федю гость. – Это все фантазии. Пока сам не ощутишь на своей шкуре, не узнаешь.
— Не спорю, но все-таки… Я терпеть не могу вздорных, склочных стариков и старух, вечно чем-то недовольных, озлобленных на целый свет, мелких в своих интересах, которые вращаются исключительно вокруг жратвы и денег. Такое впечатление, что они все выжили из ума, они – какие-то ходячие разлагающиеся мертвецы среди живых! Как я не хочу становиться одним из них… И я не стану. Старость – это возраст мудрости. Старик справедлив по отношению ко всем. Он уже видел все, он все понимает, поэтому не суетится. Он выше житейских дрязг.
— И ты встречал таких стариков? – поинтересовался Федор-старший.
— Честно говоря, нет.
— Почему же ты думаешь, что ты будешь таким?
Федя пожал плечами.
— Я по праву старшего, — гость подмигнул, — дам тебе совет… я, собственно, и просочился сквозь время для того, чтобы дать тебе несколько советов… знаю, что ты терпеть не можешь советы и вряд ли воспользуешься моими, но все равно, слушай. Не суди старых. Не суди за их суетливость, озлобленность, вечные претензии к тебе, молодому. Стариковская раздражительность – это тот же подростковый бунт против мира, только бунт перебродивший и осевший…
— Может быть, прокисший?
— Может быть. Но старый человек – это зеркальное отражение молодого человека. Отражение кривоватое, конечно, вот как я: «немыт, нестрижен, с гитарой и в свитере», но это – ты, ты молодой. Только в будущем времени. Так что, не суди стариков. И вообще — не суди. Никого. Это очень сложно принять, а еще сложнее выполнить, но послушай – это то немногое полезное, по-настоящему верное, истинное, что я вынес из своего опыта, из всех прожитых сорока лет.
- Евангельская заповедь.
- Да, это слова Христа.
- Ты же знаешь, я не верю в Бога. Не верю, и все. Но при этом я снимаю шляпу перед Евангелием,  — сказал Федор. – Его, конечно, не боги написали, но там есть что-такое… не знаю, как это четко выразить, объяснить вкратце, двумя словами. Чем больше я читаю Евангелие - именно Четвероевангелие (до посланий и Апокалипсиса я никак не доберусь), — тем сильнее оно напоминает мне некий стеклянный шар, который был вручен неуклюжему, неловкому человеку, не умеющему обращаться с хрупкими предметами. Человек этот упустил шар, он упал и разбился. А потом был склеен заново из осколков, да так неуклюже, коряво, теми же неловкими руками, что многие осколки пропали бесследно, иные попали не на своё место, иные заменились чужими осколками, и получился уже не шар, а куб. Ты же должен помнить, как я взялся в одной статье громить Евангелия, вслед за Цельсом, которого я цитировал на своем сайте «Век разума. Никакой религии! Только разум!», где он остроумно подмечает нестыковки, несоответствия, нелогичности в евангельских историях и притчах… и вдруг забуксовал, споткнулся на словах «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его».
— И на этом всё остановилось.
— Да, я не мог заставить себя вернуться к проекту несколько месяцев. Но это не мистика. Я просто спасовал перед бездной смысла, которая разверзается в глубине этих слов.
— И ты продолжаешь считать, что эти слова не от Бога, а от человека?
— Ну, Иисус же был человек… Не знаю, существовал Иисус на самом деле, или это выдуманный персонаж, но слова его глубоки.
Федор-старший помолчал. Потом слегка покачал головой.
— А ты можешь доказать свое существование? Что ты есть? Или, вот лет этак через двести – я не замахиваюсь на большие сроки – как узнать, существовал ли такой Федор на самом деле, или это просто герой одного рассказа?
— Конечно. Останутся же какие-то документы…
— Документы! – фыркнул гость. – Федя, ну какие документы? Через двести-то лет. Покажи мне хоть один документ, свидетельствующий о существовании некоего обыкновенного Феди двухсотлетней давности… ты видел хоть один?
— Они в архивах есть, — парировал Федя. – К тому же, Иисус – не обыкновенный «федя».
— То-то и оно! Снял у меня с языка. Он – не просто плотник.
Федор досадливо поморщился.
— Откуда эта демагогия? Скажи лучше, ты на гитаре научился играть в конце концов?
— Нет.
— Жаль. Какой же ты тогда бард? Значит, нужно бросить, раз ничего не выйдет… А дети? Разве дети не подтверждают существование их родителей, и следовательно, прародителей?
— А ты разве помнишь, как звали твоего прадеда, я уже не говорю о прапрадеде? Разве знаешь, где их могилы? Не отвечай, я знаю, что нет. И могил их нет, негде искать.
— У меня будут дети? – вдруг спросил Федя. – Мне одна цыганка нагадала…
Визитер засмеялся.
— Вот тебе и чистый разум! Такой мощный ум и верит цыганкам.
— Да это я шутя…
— Федя, Федя, шутя-любя-нарочно. Конечно, будут, куда ты от них денешься… Чего загрустил, бродяга?
— Я не люблю детей. Вообще. Они мне не нужны.
Гость только покачал головой.
— Пройдёт. Дети – это чудесно.
— Какая банальность! Все так говорят.
— О да, а ты говоришь – и это третья из твоих премудростей – «Банальности от частого повторения не становятся менее верными».
— С тобой невозможно спорить, ты просто все видишь насквозь.
— Еще бы! Ведь ты ведешь беседу сам с собой.
— Угу. Прекрасно, я шизофреник. Но детей я все равно не хочу, и даже ты не убедишь меня в том, что это чудесно. Дети – это геморрой на всю оставшуюся жизнь. Надеюсь, они появились у тебя не слишком рано.
— У тебя, дружище, у тебя. Появились, когда ты был готов принять ребенка в свою жизнь. И можешь мне поверить, ты сам поймешь, что прекраснее этого нет ничего на свете. Более того, ты будешь готов отдать все, чтобы быть вместе со своим ребенком, всего лишь, чтобы быть с ним вместе…
— Ты все напираешь на веру. А я поверить не могу, что так изменюсь, что превращусь в старого… святошу, веруна. Ты же уверовал в Бога и во все эти «традиционные ценности»? И как же это произошло? Где эта дорога в Дамаск, на которой Савл превратился в Павла?
Гость пожал плечами.
— Эта дорога называется жизнь. А жизнь – это мощный поток, который несет тебя за собой и заносит в неожиданные места. Если ты хочешь услышать об откровении – то его не было. Я просто ощутил в какой-то момент (но не могу сказать, когда точно), что Бог существует, только и всего.
— Да, — нахмурился Федя, — видно, в самом деле вера в Бога связана с процессом старения. То-то в церквях одни старухи. Это изменения в химии головного мозга, не иначе. Но ведь нет никаких доказательств существования Бога, никаких неопровержимых аргументов, тебе ли этого не знать! Как можно быть убежденным в существовании некой химеры, фантазии? Нет, никогда мне этого не понять, не принять, это же бред! Ты наверняка слишком много читал мифов из Библии, старик, и помешался.
— Если ты требуешь доказательств, почему бы тебе не подыскать доказательств моего присутствия здесь и сейчас? – ухмыльнулся визитер. – Попробуй, расскажи кому-нибудь о нашей встрече и посмотри на реакцию. Чем ты докажешь свои слова? Ничем. Но будут ли они от этого менее правдивы? Или ты решишься утверждать, что меня нету? Вот прямо сейчас, на этом месте?
— Нету! – запальчиво выкрикнул Федя. – Нету тебя! Ты плод моего больного воображения, я сам чересчур много читал религиозных книг, я заболел. Может, это белая горячка. Мне нужно к врачу. К психиатру.
— Ну ладно, ладно, успокойся, — примирительно заговорил старик. – Не кипятись. Ни к чему. Ни к какому врачу тебе не нужно, даже к логопеду. Тем более, в самом деле, в каком-то смысле меня и нету. То есть, я в будущем, конечно есть, а здесь, рядом с тобой – что-то вроде голограммы, проекции. Хотя, если уж начистоту, никакого будущего нет, равно как ни прошлого, ни настоящего – вообще, времени нет, это фикция, придуманная для упрощения нашей жизни. Это такие метки-вешки, чтобы не заблудиться, не запутаться в потоке нашей жизни. Но за ее пределами эти вешки не нужны.
— Откуда ты это знаешь?
— Из опыта, дружище, но не только из него. Из опыта раз, из наблюдений два, из размышлений три. Ты размышляешь сейчас – прекрасно. Но ты только начинаешь наблюдать – это тебе минус. Пока. Ну, а опыта у тебя, прости, считай что и нет. Все придет со временем.
— «Со временем, со временем…» – передразнил Федя. – Все вы старики одинаковые. Лопочите: поживёшь – увидишь, опыт, опыт… Ну, вот ты стал опытным человеком, и что? Можешь ли ты сказать, что жизнь прожита не зря, что ты счастлив? Только не включай философа и не спрашивай «что есть счастье»!
— Пожалуй, мы оба отвечаем на этот вопрос одинаково, поэтому скажу тебе сразу – в жизни нет конкретного момента, о котором ты можешь сказать, как собирался некогда Фауст: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!». Счастье разлито в потоке жизни, точно так же, как разлито в нем горе; это коктейль, Федя, а не дистиллированный продукт. Да и невозможно пить только чистое, беспримесное  счастье – сгоришь. Счастлив ли я? Да, но одновременно и несчастлив. И наоборот.
— Что ж, меня ожидают какие-то особенные несчастья?
— Не такие, что способны сломить тебя. Я не знаю, что ждет меня впереди, но о том, что я пережил, скажу, - вздохнул гость, - будет и потеря близких, любимых людей, будет война, и самое тяжкое, что тебе придется пережить – предательство со стороны тех, от кого ты меньше всего будешь этого ожидать, кому полностью откроешься и доверишься на сто один процент.
— Неужели война? – понурился Федя. – И все-таки война… несмотря ни на что, ни какие уроки, которые пережили люди.
— Поверь, что предательство намного страшнее войны, — сурово бросил посетитель.
— Жестоко.
— Да, очень жестоко, и пережить это очень сложно.
 Ты же пережил. Как?
— Не поддавайся гневу. Я знаю, что внутри тебя живет ярость, она поднимается, уничтожая все на своем пути – прежде всего тот самый чистый и ясный разум, которым ты так гордишься. И уничтожив разум, она – слепая и нелепая – уничтожит тебя полностью. Гнев убивает. Поэтому не поддавайся гневу. А когда волна ярости спадет, когда уляжется и забудется обида, когда погаснет пламя, развеется дым, остынет зола и ты посмотришь на все с расстояния, на котором неразличимы мелкие и даже крупные детали, – тогда найди в себе силы примириться и простить. Только так ты сможешь уцелеть. Считай, что это очередной мой совет.
— Это все хорошие слова, старик. Красивые, громкие. Но я хочу знать – как? Что именно нужно делать? Ответь, раз уж взялся отвечать на вопросы.
— Что делать? Если я скажу «молись», ты просто рассмеешься. Тогда скажу по-другому – «выдыхай!»
— Выдыхай?
— Да, выдыхай воздух. С силой выталкивай его из своих легких. Ведь мы не курим, поэтому легкие у нас в полном порядке. Силенок хватит. И вместе с воздухом из тебя выскочит всякая грязь, в том числе и зараза гнева.
— Нет, мне определенно нужно к врачу… — вновь пробормотал Федя. – Я сошел с ума. О чем я говорю… с кем?.. Это бред, просто бред, нужно закрыть глаза, потом открыть их, и все исчезнет, и этот пришелец из будущего, и эти его пророчества про войну, предательство, Бога. И он еще утверждает, что он – это я, я – атеист до мозга костей, автор сайта «Век разума»… да это должна быть поистине тотальная ядерная война, чтобы полностью изменился генофонд, чтобы переформатировалось само сознание, чтобы я совершил такой оверштаг!..
Но увы: открыв глаза, увидел Федор пред собой все ту же мятую физиономию и все тот же стремный свитерок.
— Ладно, приятель, — улыбнулся гость. – Я понимаю, тебе сложно все это принять. И я не настаиваю. Воспринимай это происшествие как болезненную галлюцинацию, тем более, ты сам говоришь – доказательств нет и быть не может. Знаю, что мои, гм, лайфхаки тебе не пригодятся, что ты все равно проживешь жизнь так, как считаешь нужным и станешь таким, как я стал. Но какие-то мысли, думаю, в тебе прорастут и дадут плод. Может быть, и своей верой в Бога я обязан именно этому сумеречному мартовскому визиту. А то так бы и писал разгромные статьи на свой мега-сайт… Кстати, сайт этот до сих пор доступен, хоть и удален из сети. Его можно открыть с помощью веб-реаниматора.
— Хоть что-то радует.
— Я иногда заглядываю туда, на смартфоне перечитываю кое-что.
— Вот уж спасибо.
— Я же сказал: я твой самый преданный поклонник.
— А смартфон это что, умный телефон какой-то?
— Это вроде помесь мобилки и компьютера. Можно сказать, что весь мир в кармане. Безлимитный доступ в сеть. Никакого модема.
— Это получается, ты можешь заходить в интернет, когда захочешь, где угодно? И не нужно специально подключаться? – восхитился Федя. – Да уж, я не сомневался, прогресс шагает быстро.
— А то! Разум, - иронически поддакнул ему гость. – А кстати, запамятовал, у тебя есть мобильный телефон?
— Нет, дорого, — протянул Федя. – Да и, честно говоря, не очень хочется. Таскать с собой, быть все время на связи, ни минуты покоя…
Гость вновь махнул рукой.
— Не волнуйся, придется так или иначе. Сам не купишь – подарят. Все равно заставят принять правила игры. Чип в руку тоже придется вживить, не открутишься.
— Какой еще «чип»? – не понял Федор.
— Ну, чип, карточка маленькая такая с информацией, которую в правую руку вшивают. Чтобы с деньгами не таскаться, с наличкой. Вроде банковской карты, но потерять или поломать которую невозможно. Кстати, с нее тоже сподручно в интернет заходить, она синхронизируется с твоими гаджетами.
— Что такое гаджеты? Ладно, это словечки из будущего. А что, никак нельзя отказаться от этой карты на руку?
— Можно. Тогда в лобешник зашьют. Но это уже для особенных, для эстетов. И стоит дороже.
— За это еще и платить нужно!
— А ты думал! За все в жизни нужно платить, — отрезал гость. – В общем, думай, Федя, есть над чем. А мне пора. Лимит исчерпан. Очень рад был повидаться. Будь здоров!
— Эй, стой… подожди… — Федя лихорадочно пытался поймать ускользающую мысль, но никак не мог. Какой-то вопрос крутился у него в мозгу, очень важный вопрос, от которого многое зависело. Только этот старикан из будущего мог дать на него ответ… Но что это за вопрос? О чем? О чипе в «лобешник»? Нет. О сайте «Власть разума»? О грядущей войне? О вере? О молитве? Нет, нет, все не то!
Внезапно свет в комнате погас, Федю накрыла тьма. Наступил настоящий, а не иллюзорный вечер. Гнилой мартовский день пропал, а с ним пропал и тревожащий душу старик в дрянном свитерке. Пропал без следа, и только сообразив, что собеседник уже не с ним, Федор вспомнил вопрос.
— Дед! – закричал он в пустоту. – Дед! Слушай, а что такое «лайфхак»?!