Любовь и проза продолжение

Женщины смотрели, и не могли взять в толк. Как так? Ушел не попрощавшись? Сиднем на лавочке сидел и сиднем умер… быстро и легко. Пятровна перекрестилась… Небось он попадет в рай… или душа уже в раю.
Ох бестолковые бабы. Какой рай, какие ангелы. Если бы они знали, сколько он не по своей воле душ загубил. Ему при жизни жить было страшно… он видел убиенных   лица наяву… во сне. Немец, он враг! Но кровь, тело…- человек ведь. Когда твой штык входит в него, и как будто не он кричит, а его мама просит: - не убивай моего сыночка! Он такой же, как и ты… – живое мясо, извечная жертва войны.
Несносно, хуже было, когда по обстоятельствам нужно было привести в исполнение приказ… и расстрелять своего же брата солдата. За что? За то, что он к родному дому побежал чтоб помолиться и потерял при арт обстреле затвор от станкового пулемета… а из-за него погибли его товарищи, и не один, а целая рота…а что делать? Таков закон войны. Война не терпит расхлябанности, тем более жалости. И безжалостно карает тех, кто это не разумел. Ветерок слегка трепал его волосы. Даже казалось, если бы не связанные бичевой руки, он сам бы пригладил их своей рукой. Как удивительна жизнь. Еще два дня назад Семен Дмитрич лежал и вспоминал… как к ним с лекцией приехал «майоришко», с ног до головы в медалях и орденах и красиво рассказывал: как он зажигательным, прямой наводкой тигров в овраг сбрасывал…
Семен Дмитрич не выдержал, и выразился кратко. Не бзди майор, вони и без тебя хватает…. Зажигательным он тигров бил. Спроси у меня. Каморным, подкалиберным, бронебойным не могли лоб ему прошибить. Он нас в землю словно мух вдавливал…
- Не всех вдавил, с ёрничал майор…
-Да я их и без болванки в 43 своими руками…/Семен Дмитриевич сжал с хрустом кулаки/ немцу голову оторвал, второго задушил. Вот какая ненависть была. До сих пор страшусь. А вдруг взыграет во мне та ненависть… к новым врагам.
- А кто ваш враг? съязвил майоришко.
-Ты, сукин сын! Лаптежник и бряхун.

После этого случая Семен Дмитриевич захворал. Не от болезни, -нет. Совесть мучила. А может зря я? Должен кто-то молодежи байки рассказывать. Как мы их.
А как они нас? Тут молчок. И Сталин дурак! И народ сам по себе немца победил. Коснись сейчас заварухи… они бы на корабль и в штаты. Все хитро, их дети там, а здесь Россия-дойная корова…
Мысленно от майора Семен Дмитриевич вновь окунулся в эту проклятую, -ту войну…Он лежал на кровати, в носках, одежу не снимал. Ждал! А вдруг. Вероника вернется…
Мысли волной подкатывали, как днепровская вода 43 года, осенью. Вода ещё теплая, чистая, в один миг стала от крови ржаво - бурой.
Форсировали Днепр у местечка… Семен Дмитриевич пытался вспомнить, как называлось выжженное полностью украинское село. родное для его жены … но не мог. Форсировали ночью. Уже на середине Днепра немец обнаружил их. И началось! Снаряды, мины ложились в шахматном порядке и они, солдаты- пешки в этой адской игре. Спешили на противоположный берег под град свинца. Мы были первые в аду. Нас с сорокапяткой на плоту было человек пятнадцать… я пригнувшись на колене стоял за щитком  слева, Чаплин справа. Снаряд в стволе, я искал цель. С горем пополам прошли опасный участок и оказались в мертвой недосягаемой для снарядов полосе. Снарядов мин нет… зато свинца хватает. Пулемет дзота как траву косит солдат … кровь рекой. На плоту в живых нас осталось семеро. А вокруг кровь, трупы. Как -то удалось прицелился,- сам не пойму.  И на авось выстрелить по дзоту. И надо же. Как мне после ранения Чаплин рассказывал. Дзот замолк. Бывает же такое: на волнах, в суматохе боя, попасть с первого снаряда в цель. Даже генерал удивлялся: как белке в глаз. После выстрела Семён Дмитриевич ничего не помнил. Взрыв, яркий сполох, плот подбросило и наступила тьма.
Днепровская кровавая вода относила его течением все дальше и дальше   вниз… прижимая его к левому пологому берегу… и скоро он исчез из вида… и из списка живых. Так уж бывало и не раз. Похоронка достигла его дома быстрее, чем письмо солдата.
Он бы пошел ко дну сразу… но как всегда вмешалась судьба
Вырванное взрывом дерево,- ракита проплывала рядом и первой подала ветвь… оказав беспомощному человеку помощь. Приняв тело, оно бережно несла его средь Днепровских волн. Сокрушаясь жестокости человека.  Голова и правая рука оказались в рогульке, у корней комля, а ноги меж ветвей. Путь его до возвращения был долгим. Сколько он плыл? час, два, три… ему неведомо. Но ангел подставил крыло, толкнул дерево с «трупом» к берегу.
Его спасла молодая женщина, украинская селянка. Случайно увидела в водовороте под берегом… «труп» на ветвях ракиты. Нашла палку в три метра с сучком, зацепила и подтянула ствол с трупом к берегу.   Поддев сучком гимнастерку не спеша подтащила к себе и беспомощное тело младшего лейтенанта. Напрягая    все силы вытащила «труп» на песчаный берег, на солнцепек.  Белое не телесное, бескровное лицо не подавало признаков жизни. Да и женщина, даже не подумала, что он еще жив. Хотя инстинктивно, вытащив его на берег, сняла с него одежду, сапоги, прижалась к его холодному телу пытаясь своим жаром тела согреть его.
Где-то там внутри теплилась жизнь. Но для неё он был уже покойник. Оттащив его подальше от Днепра. Пошла в село за подмогой.
-Опять придется просить дедушку Остапа, чтобы похоронил солдатика… и деда жалко, ему восьмой десяток. Прошло часа полтора, пока она уговорила баб перенести солдатика и похоронить, как полагается на кладбище. Бабы приготовили одеяло. И веревки. Решили тащить его волоком по земле. Еще не видя его, каждая из женщин оплакивала его, как родного сына.
Женщины подошли к берегу. Солнце припекало. Вон таммм…а! Галя указала в сторону водоворота. И ойкнула. На песке не лежал, а сидел, скорчившись голый человек, и тупо смотрел в воды Днепра.
- Он живой! Значит будет мой! Я его выловила, спасла, никому не отдам. Ни врачам, не власти. Сама вылечу. Не даром моя мама была повитухой. Кой чему и меня научила.
-Акстись! Чоловик не баба! Да и война. Его шукать будут.
-А вы свидетели, что он недвижим. Она быстро спустилась к нему. Наклонилась над ним, подняла ему голову. Посмотрела в мутные глаза с крапинками крови и заплакала, целуя его в обожжённые с кровью губы… приговаривая: Мой! Мой! Я тебя никому не отдам! Так только может любить мужчину женщина, желающая стать матерью. Сердце которой изнылось, без мужской ласки, исстрадалось за два года жестокой войны. Семен сидел перед ней полу голый… нервозно вздрагивал и молча целовал маленький крестик держа его обеими руками. Крестик от мамы, на холщовой нитке… это он спас его… но голос которого он не слышал повторял: -Это я тебя спасла. Я!
Семен не соображал. Сильная контузия давало о себе знать. Он не понимал, где он и что с ним происходит.  Явное чудовище исчезло с глаз, и появилась женщина, пугающая его своей не земной туманной красотой.
От тяжёлой контузии, Семён отходил долго. В голове зверинец немецких лиц… они орут и лезут, давят горло. Он плохо спал. И этот сполох взрыв перед глазами и женщина небесной красоты… видение? Иль сон? Память временами возвращалась. Он на плоту за щитком сорокапятки. Чаплин находился чуть правее. Огненный сполох, как ему показалось был рядом, с его другом Чаплей,- так иногда называли его дружелюбно однополчане. Незнакомая красавица принесла самогон во фляжке и стала растирать его тело. Когда он окреп дала и ему пригубить рюмочку… после выпитого, он спал долго и крепко… тихо, без крика и гримас. Хотя к утру… стал чуть бредить… помянул друга… поднял тост: -За…за… по… бе… ду! И сглотнув слюну, будто от крепкого напитка поперхнулся и заплакал. Впервые за столько лет лихолетья, кровавой бойни, он юный годами, но уже старик, переживший столько, что иным и в три жизни не вместить.
Плакал чистыми слезами навзрыд. И прижимаясь к теплой груди женщины, ощутил, что камень в груди крошится и начинают прорастать ростки истинного чувства. Такое состояние, будто его обнимает старенькая сгорбленная мама.

Военные прибыли на машине. Газик без верха, весь запыленный остановился не далеко от полуразрушенной избенки Гали, где в горнице в полуразрушенной хате на кровати лежал младший лейтенант… Семен Селюков.  Военные в количестве трех человек отряхнув дорожную пыль направились к избе. Первым шел дородный мужчина лет сорока пяти в звании подполковника, за ним шел, прихрамывая особист.  Перетянутый ремнями, небритый, уставший, с черными тенями под глазами он осмысливал, и летал где-то там, в своей специфической среде. Собирая отрывочные сведения, и укладывая в стройную, ясную форму, с доказательной базой, - искал врага. Стройная девушка в военной форме, в звании майора медицинской службы   из мед санбата шла следом прижимая правой рукой сумку с белым крестом.
 Семен лежал в полу обгоревшей горнице… окошко прикрыто полотенцем… стекол в рамах не было, в горнице свежо и прохладно. Печь порушена ударной волной   от снаряда. Галя кормила Семена свекольником из ложки. Семен сам пока не мог держать   ложку в руке. Он пытался, но она выскальзывала у него из обеих рук.
Военные вошли, оценили обстановку. У кровати на табурете лежала стиранная, глаженная гимнастерка с дырочками от наград, сапоги с чистыми портянками стояли тут же… рядом.
- Он нас слышит?  Обратился подполковник к Гале.
-Чуть-чуть! И пока плохо видит.
 Мед врач осмотрела его визуально…
- У него тяжелая форма контузии. 
- Что посоветуете?
- Это не сразу проходит. Ему нужен покой и лечение. Его надо отправить в лазарет.
Галя встала промеж военными и лежащим лейтенантом.  Не пущу! Я его из Днепра выловила, отходила. Он мой! Никому не отдам! Сама вылечу!  Здесь тихо спокойно. А в лазарете раненых кишмя кишит. Он там сума сойдет. Не пущу!
Старший по званию обратился к девушке, мед врачу:
- Как вы думаете?  Может герою с ней будет лучше? Здесь крови, стонов нет.
-Так точно! Будет лучше. Отрапортовала девушка.
-Как вас зовут? Обратился он к селянке.
-Галю!
-Оставляем лейтенанта на тебя. Прощай герой!  И неожиданно для всех он открутил свой орден и прикрепил его на гимнастерку лейтенанта.
- Ба…ба..тя!  Чаапля…
- Признал! Живой твой друг Чаплин. В Харькове в лазарете… отвоевался он …  в ногу тяжелое ранение. Но жив… я ему сообщу, что ты жив…здоров. А мы похоронку тебе на родину отправили… теперь напишем, что ты жив… пусть мама обрадуется.
Семен не слышал, не понимал смысла слов, он единственно осознавал, что это батя! Он интуитивно чувствовал, что это комбат.  По его спокойному движению понял- все хорошо.
Батя поцеловал Галю по-отцовски в щеку. И шепнул: - Береги его… он герой. И муж будет достойный. И наклонившись к окну, отодвинул полотенце –занавеску, поманил рукой шофера…
-Вещмешок прихвати.
Сержант, крепкий мужчина, вошел, поставил вещмешок перед Галей
- Это сухой паек. С богом! Батя пожал беспомощную руку лейтенанта, похлопал по плечу Галю. Не знаю: увидимся ли мы еще… Счастье вам! А нам идти дальше! Наша дорога на запад, на Берлин.