Бабушка Марьям

 эссе
Когда поженились мои родители, обеим моим бабушкам: зурани и зуранкэй было уже более шестидесяти лет. Зурани прожила в городе вместе с нами до достижения мною четырёх лет, затем отдельно, а зуранкэй – в деревне. К ней меня привозили каждое лето, а иногда и зимой.
Обе бабушки были неимоверно интересны мне, прежде всего тем, что обе знали множество сказок и охотно рассказывали их, отвечали на вопросы. Мама же была всегда в работе.
Бабушку Марьям называли в деревне Лесная бабушка. Она очень любила лес, природу, и лес отвечал ей той же любовью. Она прекрасно ориентировалась  в пространстве. Входила через какую-то едва приметную тропинку в густые дебри, весь день петляла по широким лугам, и выходила обратно через ту же тропку, по которой ушла. Она собирала в лесу всё, что может пригодиться в хозяйстве и то, что можно применить в пищу. С дедом вместе они драли лыко, ломали веники для бани, собирали берёзовую смолу для того, чтобы приготовить дёготь для смазки колёс и смоления лодок (наш дед Гиндулла был отличный рыбак), а жили они в деревне, расположенной на живописном берегу Агидели.
В одиночестве, или с нами внуками, бабушка Марьям собирала различные ягоды и коренья трав. В любое время года для внуков у неё всегда были припасены гостинцы из леса. Сушёная земляника и черёмуха, лесная смородина и ежевика, калиновая пастила. Пироги с калиной, малиной, земляникой, маком, который она выращивала в своём огороде.
Кроме того, она была прекрасный цветовод. Цветы  у неё росли не только в горшках на подоконниках, но и в огороде  наряду с чесноком, луком, огурцами, помидорами. Ни у кого в деревне не было в то время яблонь, а у бабушки Марьям были маленькие яблоньки, скорее всего, дички, принесённые ею из леса.
Была она очень выносливая, крепкая, ещё бы: с ранней весны до поздней осени ходила в лес. Я не помню, чтобы она когда-нибудь сидела на лавочке с другими старушками и перемывала кому-либо кости. Также не помню, чтобы она, охая, лежала в болезни. И никогда не повышала голос при общении со своими многочисленными внуками, а их у неё было 14 человек. Четверо постоянно проживали с ней, а остальных часто привозили в деревню из города. - Расскажи про чертей, зуранкэй! – просили её мы.
- Что рассказывать, кызым, теперь люди сами черти, - отшучивалась бабушка. Чаще всего, она рассказывала нам о похождениях своей мамы – бабушки Махибадэр, которая была бабкой-повитухой и с ней случались самые невероятные истории.
Бабушкина мама Махибадэр рано овдовела, уже в 1897 году, когда младшенькой Марьям было всего полтора года, отец заболел и умер. Умирая, Идиатулла пожелал смерти маленькой Марьям.  Не со зла, конечно, - Хорошо бы, дочурка, и тебе отправиться вслед за мной в мир иной, - произнёс он, с жалостью глядя на малышку, но более всего сочувствуя молодой жене, которая была ещё так молода, намного моложе мужа, теперь ей предстояло одной поднимать детей. Махибадэр в 27 лет осталась с четырьмя детьми на руках.
Талантливой и трудолюбивой оказалась молодая вдова. В округе она слыла искусной стряпухой, ей делали заказы на «май ашы» - на национальную выпечку для семейных торжеств: свадьба, наречение имени «исем туе», на поминки. Чуть позже она обнаружила в себе способности бабки-повитухи – деревенской акушерки. Старательный муж оставил ей исправное хозяйство, Махибадэр его не только не разорила, но и укрепила, приумножила. Её дети рано приучались к труду, не отставала и Марьям. Уже в семилетнем возрасте она, встав на топчан, могла сама запрячь лошадь.
«Посуду нельзя оставлять на ночь немытой, - рассказывала зуранкэй, - если мы её оставляли, из-под саке выходил домовой, подходил к печи, доставал оттуда немытую сковороду или казанок и, ворча, вычищал до блеска.  Утром вся наша посуда блестела, как новенькая».
Трудно определить, было это на самом деле, или моя любимая зуранкэй воспитывала нас таким образом?
«Однажды, в окно постучались, - Махибадэр, выходи, корова отелилась. Она прильнула к окну, постучавшего не узнала, но всё же вышла проверить. Действительно, возле коровы лежал телёнок. Только вошла в дом, снова стучатся, - Выходи, замёрзнут! – произнёс тот же голос. Вышла Махибадэр в хлев, а там второй телёночек лежит.  Вот так абзар иясе охранял скотину, если хозяин жил праведной жизнью, - говорила зуранкэй.
Бывало, утром проснёшься, выйдешь в хлев, а там лошади с заплетёнными в косу гривами стоят, а если абзар иясе невзлюбит хозяина этого подворья, то гривы спутаны, а лошадь загнана. У таких хозяев скотина не плодилась, часто погибала или заболевала, много убытков терпел хозяин за нерадивость».
Бабушка Марьям была очень дисциплинирована и богобоязненна, но никогда не произносила имя аллаха без надобности. Теперь с высоты своего опыта и имеющихся знаний я понимаю, что она жила по истинно божьим законам. Вставала очень рано, всегда находила себе дело.
Поддавшись идеологическим убеждениям, внушаемым нам в школе, я пыталась выяснить, действительно ли так плохо было в прежние дореволюционные времена, на это зуранкэй неизменно отвечала: «Кто работал без устали, обеспечивал себя всем необходимым. Мы росли без отца, но бедствовали только в голодные военные годы».
Моя зуранкэй была маленькой девочкой в годы войны с японцами, молодой девушкой в годы 1-ой Мировой. На империалистическую войну 1914 года призвались её брат Борханетдин и, как выяснилось позже, будущий муж. Как раз после гражданской бойни и пришёл на исправное хозяйство Гиндулла. Он вырос с неродной матерью и отцовское наследство ему не светило, у молодой жены были свои дети.
Старшие дочери были замужем в других деревнях, сын не вернулся из царской армии. Махибадэр до конца дней своих ждала сына, а в реальности сыном ей стал зять Гиндулла – мастер на все руки. Он и печь умел сложить, и два дома за свою жизнь построил, и зимой, и летом ловил рыбу. В молодости велико было его желание учиться, стремился к знаниям, поэтому слыл грамотным для своего времени человеком. У него были старинные книги религиозного содержания, конечно,  он тщательно оберегал их. Дружно прожили Гиндулла и Марьям. Зуранкэй родила девять детей, но я видела только шестерых. Остальные умерли в младенчестве или молодыми, задолго до моего рождения.
Зимой зуранкэй часто приезжала к нам погостить, хорошо помню, как она вставала на намаз по утрам. А ещё она «держала уразу» – мусульманский пост. Я своим детским умом воспринимала эту Уразу, как что-то живое, такое свежее, непременно розового цвета, которое необходимо поймать. Поймать, не мешкая, очень быстро. Я думала, что ради этого и встаёт моя зуранкэй так рано. С вечера я просила её разбудить меня, чтобы вместе поймать эту таинственную Уразу. Но неизменно просыпалась, когда уже было поздно ловить Уразу.
– Поймала? -  деловито осведомлялась я у неё. – Нет, кызым, не поймала, выходила на улицу, пытаясь догнать, бежала за ней, но не догнала, - на полном серьёзе заявляла она.
- Ну, зачем же ты не разбудила меня, ведь я быстро бегаю! - сердилась я в ответ. - Завтра вместе поймаем, - успокаивала она меня.
 Мудрой была бабушка Марьям. О буйных несдержанных людях она говорила, - Он без царя в голове. На мой вопрос, - А где Аллах теперь? Она отвечала, - Теперь Ленин и Сталин  богом для людей стали.
Умерла она на 81-ом году в полном здравии, активная, по-прежнему мудрая, смиренная, скромная. Я гостила в деревне с маленькой дочкой, а она уехала к моей маме, перед отъездом по её взгляду я поняла, что вижу свою любимую бабушку в последний раз. Интуиция меня не подвела.
Я умирать к тебе приехала, дочь! – сообщила она по приезду самой младшей из своих детей. Попросила пирожков с картошкой, привычного чая со зверобоем. Подолгу сидела на балконе, вглядываясь в лес, подступавший к самому дому, в котором до сих пор проживает моя мама.
Буквально через несколько дней ей стало плохо, началось предсмертное недомогание. До самого конца она была в своём уме и на своих ногах. А в последнюю свою земную ночь, перечислила всех дорогих её сердцу покойников и отчётливо произнесла, - Отворяйте ворота. Я иду к вам! С тем и отошла…
Позже, от тёток, я узнала, что когда-то очень давно нагадала ей одна цыганка жизнь продолжительностью в 80 лет. Она поверила в это, смиренно приняла, как принимала все тяготы и радости жизни с верой в Аллаха без сомнений и колебаний.
Истинная вера даёт душе гармонию. Тогда и смерть можно встретить красиво. Моя зуранкэй всегда жива для меня, как тёплый ласковый луч, светит мне она и днём, и ночью, на протяжении всей жизни. Моя милая, тихая, при этом очень стойкая, она никогда не изменила себе, а значит, и Аллаху не изменила. Истинным была человеком. Царствие ей небесное!

рисунок Гюльназ Лежневой