Бродяжка Барби и леди Дике

Мы отправились в путешествие на авто.

До Швеции переправились на пароме: я набрала целую тарелку королевских креветок, и во время шторма ползала по стенам в коридоре. В Норвегию мы добирались через горный заповедник. Ночевали в кемпинге на высоте достаточной для постижения дзена. Я устроилась в машине на заднем сиденье со спальным мешком и листала, найденные у костра, бульварные комиксы. Попивала серый чай с соевым молоком и рассматривала созвездия Маска в ночном небе. Вдоль шоссе мерцали ядерные факелы, в низине горного хребта паслись северные олени и луговые собачки. Давление казалось катастрофическим, воздух был перенасыщен кислородом. Я улыбалась про себя — мне удалось получить естественный “кайф” впервые в жизни; полностью оторваться от беспросветной рутины серого промышленного городка.

Аврора сияла в выхлопном люке; я представила, что планета наконец остановилась и навсегда замерла в статике. Огромные овальные валуны шевелились из-за подземных вибраций, дышали насквозь наскальными письменами, оставленными Древними и покрывались в рубцах заблудшими светляками. Я жарила зефир на веточках у костра, закутавшись в древний черно-красный плед. Родители громко храпели в палатке, а я спустилась к северным оленям. Древние вежливо попросили не кормить рогатых животных мерзкими консервированными продуктами и протянули рыбу, посыпанную сахаром.

По приезду в двухэтажный дом родственников я спала на чердаке с розовыми стенами, рядышком с синтезатором. Меня насильственно переодели в плюшевый костюм коалы на пластиковой молнии, и я собирала землянику в саду соседей с другого острова. Выбиралась ночью сыграть с Борисом — двоюродным братом Душеньки в танчики и выпить виски.  Он работал водителем школьного автобуса, а его жена Пиккола преподавала в скалолазание в начальной школе “Папоротник”. Мы выбрались на рыбацкой лодке в Атлантический Океан и ловили треску. Улов составил сорок килограмм.

Душенька искупалась в озере, а я залезла позагорать на крышу с солнечными панелями. По возвращению в свой привычный регион встретила Кена. Мы учились в одной гимназии и общались со времен средних классов. Я была на парочку лет старше.

— Мы теперь не будем видеться так часто. — Заныла Нимфа, нанося шампунь мне на волосы в ванной отеля “Плаза”; передала мне бутылку белого вина “Чап-чап”. Высший сорт. Французский виноградник из деревни “Мурда”. Нотки вод реки Нила и боярышника.

— Не факт, — я вздохнула. — Мы виделись с ним и раньше, но общение ничем продуктивным не заканчивалось. — Я вышла из ванной в наш уютный номер и села на двуспальную кровать, обтянутую пищевой пленкой. Попыталась вспомнить прошлое, запрокинув ногу на ногу, и отвела взгляд влево наверх. Там раз в три секунды подмигивала зеленая лампочка дымового детектора. — Однажды он купил тостерный белый хлеб по моей просьбе, и это было так мило. Не представляешь. Я прогуливала уроки, у меня еще сломался гипотетически вечный двигатель. Пришлось углубленно изучать физику — моя худшая затея. — Я покосилась на стопку глянцевых журналов, лежащих на подушке.

— А теперь красавчик Кен окончил школу, и ты подвернулась на пути, ловкий пикап-мастер. — Нимфа ухмыльнулась. — Я с ним хххххх. Разок. В самый первый разок. После тампона.

Я запрыгнула на кресло, чтобы рассмотреть детектор дыма вблизи. С моих волос стекали капли, и я, наконец, заметила, что серая футболка «Супер Трай» намокла.

—  У-у-у. Ты ведь не обидишься, если я признаюсь, что не удивлена. — Я залепила детектор дыма металлическим скотчем.

— Мы теперь перестанем видеться, — Нимфа вздохнула, и выключила кран в ванной, — получается так.

— Ну, почему же. — Возмутилась я.

— Да, потому что. — Девушка допила бутылку вина. — Это именно так и работает. Матушка не перестает шантажировать меня полицией.

— Ты ведь снимаешь квартиру вместе с Вероникой.  — Я села в кресло. В номере было по-домашнему уютно. Мебель из темного дуба — покрыта лаком. Обивка кресла, дивана и парочки стульев — красный бархат.  Столик круглый из двустворчатого граненого розового стекла, внутри перетекало пузырчатое масло.

— Государство оплачивает коммунальные, ведь она мать одиночка. — Нимфа открыла вторую бутылку вина. — Нужно сваливать из страны, в общем.  Я тут больше не выдержу.

  — В университете пока что не так плохо, если у меня снова не случится нервный срыв, то я доживу до магистратуры.

— Думаешь преподавать на кафедре? — Поинтересовалась Нимфа.

— Как ты себе это представляешь? — Я рассмеялась, обтирая волосы махровым белым полотенцем, сорванным с дверного крючка. — Здравствуйте, студенты, в этом семестре мы проходим весь перечень DSM, а завтра у вас авиатест в космонавты Симуляции.

Мы сели за круглый стеклянный столик и принялись склеивать общий коллаж «Вдохновений»  из журнальных вырезок. Требовалось вкладывать как можно больше символизма в эстетику. Коллаж отходил на портфолио Бубны для поступления в университет искусства. Она хотела заниматься театральными постановками, и попросила помочь с пустяком.

Я обмазала ладони белым клеем PVA, подождала, пока тот высохнет, и начала отдирать слоями, словно вторую кожу.

— Вот это блаженство. — Призналась я. — Наконец-то я стала взрослой.

— Я планирую забить все тело татуировками и выучить парочку языков. Голландский и французский. Немецкий и английский я уже знаю. — Нимфа вырезала Сатурн и приклеила в правый верхний угол. — Можно будет сдать на права и  объездить всю Европу.

Приехала Аш Два с комплектом русских суши из Токио Сити и принялась рассказывать про школу Богомолова.  Нимфа сидела молча, пока Аш Два практиковала на ней утренний макияж в помятых пастельных тонах.

Я вышла покурить на застекленную лоджию, подобрав на полпути Джек с кока-колой из мини-бара. Я смотрела вниз с высоты птичьего полета, и наблюдала, как людишки рассыпались красными муравьями на пешеходном переходе буквой Z. Светофоры энергично сменяли цвета один за другим. Машины гудели, останавливались и торопливо уносились вдаль. На соседней лоджии парочка занималась сексом на бархатном стуле, подтягивая сползающее одеяло. Я закурила и сложила бумажный самолётик из вырванной страницы с перламутровым купальником от Диор. Открыла окно, распознала знакомый шум эха. Самолетик полетел вниз, и приземлился на капот катафалка. Я осушила Джек, сжала алюминиевую баночку и записала в блокнот: “Правила хорошего тона и белая этика в суггестивном блоке”. Я записывала этот дурацкий текст, наблюдая, как в прозрачном стержне ручки плавает крохотный розовый морской конек в блестках и голубеньких морских звездочках, как взимается ладонь девушки в окно.

Дэ Два пригласил меня, Нимфу и Ника на лесной пикник в Пиньки. Колдун начертил на земле неровный круг, облил тот бензином Зипо, сел внутрь на резиновую коричневую утку в позу лотоса и ловко воспламенил контур, чиркнув головкой спички. Дэ Два был костлявым, словно сама смерть. Волосы наэлекризовано торчали в разные стороны — черные, жидкие и курчавыми. Зрачки расплывались во всю радужку серых глаз и уплывали за верхнее веко. Он шептал заклинания, обращаясь к Дьяволу, а мы все дружненько собирали листья вилами в черный мусорный мешок. У нас с собой было уготовано несколько дубовых саженцев и лопата. Мы принялись сажать деревца, пока Дэ Два вдруг не поплохело окончательно. Он завалился на спину и задергался в конвульсиях, пуская радужную пену из окровавленного рта. Пришлось вызвать скорую помощь, паренька увезли в больницу Святой Моники.

— Что с ним случилось? — Спросил Ник, снимая кожуру с яблока стамеской.

— Без понятия. — Ответила я. — Он сказал, что потерял магическую силу.

— Это я слышал, — Ник покосился на Нимфу. — Только я не понял, что это означает.

Я также перевела взгляд на Нимфу, но она лишь пожала плечами.

— Водка, нейролептики. — Волосы девушки переливались зеленым, она сняла намокшие черные кеды и бросила в яму, которую выкопал колдун голыми ри вследствии неудачной медитации. — Или Дьявол действительно его покинул, хххххх. — Нимфа рассмеялась звонким смехом.

Я потушила круг при помощи здоровой пластиковой лейки. Воду мы набрали в порожистой речке на опушке леса. Пока перебрались через деревянный мостик, у Нимфы выпал мобильный телефон в реку.

— Хххххх! — Воскликнула девушка.

Мы обменивались письмами с Кеном. Я называла его Океаном, а он меня Авророй. Переписка и общение живьем — это не одно и то же. Кен использовал красную бумагу, брызгал ту туалетной водой. Мы вырезали тыквы на Хэллоуин и игрались в машинки с его пятилетним братом. У нас собрался архив из нескольких тысяч совместных фотографий. Кен снимался в рекламе нижнего белья и шампуня Керастас. Состоял в BDSM движении и пропагандировал экстремистские эксбиционистские акции. В былые годы мы с Кеном собирали шедевральные гербарии — виделись перед моими уроками по живописи на углу Радости и Беззаботности, выпивали по кружке кофе и разбегались неисповедимыми путями. Он предложил сумасбродную идею — попробовать жить вместе, но с родителями. Я досыпала часы в библиотеке на ультрамаринов мешке, изнутри забитым крохотными пластиковыми шариками, и там же подготавливала презентации для поэтических вечеров. У меня вечно выгорал график, когда речь заходила о семье. Чем громче звучало слово “семья”, тем отчетливее мне слышался глагол “работать”, и тем аморфнее я становилась в перебежных условиях в стенках дионисийских арандисманов. Бытовуха меня расщепляла на атомы: я купила пароварку и сообщила, что ничего, кроме овощей больше не употребляю в рацион.

— Понимаешь, это такая экономия на нервных клетках. — Пояснила я Кену. — Режешь всю петрушку в котелок, заливаешь водой, соевым соусом, медом и ставишь на таймер.

Парень уныло нахмурился в ответ и пожал плечами. Он был тяжело больным — религиозным серым человеком, поэтому, каждое воскресенье мы ходили в лютеранскую церковь Святого Мартина и пели в хоре. Нам даже платили .

— Я хотел, чтобы ты весила семьдесят и не работала.

— Нет, я так не думаю. — Я расчесала густые волосы Кена деревянным гребешком. — У нас сегодня ужин в “Противоречии”, в семь часов.

— Мне не нравится, что ты похожа на подростка.  — Ворчал Кен.

— А мне не нравится, что официальное название Плутона — Pluto 134340. У меня обостряется паранойя, когда я думаю о матрице бытия.

— Ты мне только что нахамила? — Озлобленно рыкнул Кен и ударил меня по лицу. Я притихла и отвернулась. Парень схватил меня за плечи и затряс, вопрошая: «Что тогда?»

— Ни разу. — Я тяжело вздохнула. — Нужно навестить твою бабушку и забрать банки с солеными огурцами.

Я устроилась в газету “хххххх” и писала еженедельные гороскопы. Ладья сильно удивился и начал заваливать меня дотошными вопросами о методах построения звездных карт.

Я сшила розовую рубашку для Дэ Два, отправила ту вместе с книгой “Искусство Войны” и поздравительной открыткой с Синим Китом в больницу Святой Моники. Колдун попал в изолятор, куда не пускали никаких посетителей. Даже близких родственников. Мама Дэ Два была русской монахиней, и жила при московской церкви прихожанкой. Кена потрясло, что серые люди сходят с ума от магии и становятся отшельниками. Он позировал на традиционном зимнем показе мод вместе с Бубной. Каждый день после учебы я заезжала на Кипсалу, сидела в гримерной на кресле из белых перьев голубки. В студию зашел похмельный Астарот в порванной рубашке, в собачьем ошейнике с шипами, весь зацелованный красной помадой, и отрешенной джазовой походкой доковылял до бара. Вытащил из холодильника морковный сок и исчез.

— Почему ты пишешь одни гороскопы? — Интересовал Кен. — Мне кажется, что это несправедливо.

— Что именно? — Я искренне удивилась, и захлопнула макбук. Презентация по собирательному образу Офелии в Симуляции пришлось отложить на варфоломеевскую ночь. Стилист прыгал и вертелся вокруг Кена, укладывая каштановые волосы утюгом. Часть прядей была обернута в фольгу от шоколада “Гейша”. Под коллекцию зимних купальных костюмов потребовалось выкрасить пёрышки в зеленый — тона “Мелисса”, “Шартрез” и “Крапивница”. Еловый авангард. Я приклеила кошачьи усы на щеки Кена по просьбе стилиста. Мастер подготовился и запасся шишками и арсеналом из хвойных веточек, чтобы соорудить на голове Кена настоящий праздничный венок. Шесть красных свечей, золотой коровий колокольчик, чучело снегиря, пена для бритья, блестящий спрей и серебристый дождик. Дебютный купальный костюм назывался “Синяя Сетка — Русалочка”.

— Мы могли бы стать знаменитыми, ну, ты понимаешь. — Я почти ответила “нет”, но он схватил меня за руку и притянул к себе. Начал сладостно шептать на ухо. — Посмотри в зеркало. Ты снегурочка, а я леший.

— Да, пожалуй, ты, как всегда прав. — Я сдержанно улыбнулась, положив когтистую ладонь на плечо Кена. Из его головы сыпалась древесная труха, птички высиживали яички.  —  Замечательно. Я так и напишу в заголовке шрифтом Ню Тайм Роман.

Позади нас ребята из Вог фотографировали прозрачный гроб для Белоснежки и гномов, внутри декорация с синими мухоморами и щупальцами гигантского кальмара. Из-под земли торчала окровавленная рука ребенка с двадцаткой баксов.

— Ты остаешься на коктейльную вечеринку после показа? — Кен ущипнул меня за щеку, и та порозовела. — Снегурка.

— Не-е-е. — Я улыбнулась в зубы. — Мне… — Я попыталась закончить фразу.

Кен нахмурился, резко убрал руку и отвернулся. Стилист отошел к кофейному аппарату и пнул тот со всей силы. Охранник подбежал и погладил мастера по голове, протянул мягкую игрушку панды. Показал, куда забрасывать монетки. Я вопросительно вскинула брови.

— Тебе скучно со мной, так и скажи. — Ворчал Кен.

— Нет, мне нужно зайти на почту. — Я снова улыбнулась и поправила воротничок своей бежевой хлопковой рубашки под черным мужским джемпером, поросшим пухом.

— Сколько можно? — Рыкнул Кен, изучая гирлянды кругом. Стены, потолки и пол были зеркальными, огоньки обрамляли параллелепипед и яростно мерцали. На фоне играла “хххххх”. Я не могла найти колонки, и казалось, что динамики находились под зеркальной плиткой пола.  Просачивались траурными нотками струнных инструментов. Скрипка и виолончель. А ход пошли клавишные.

— Что именно? — Я нахмурилась, и записала в блокнот: “Секс — это как существительное с двойным корнем из п”. 

— Ты страдаешь непонятной херней, как мне кажется. — Парень задрал подбородок вверх, надрывая кадык, и высокомерно опустил глазные веки в стразах. У него были густые и длинные ресницы. — Мы практически не видимся.

— Так это реалии, — я вздохнула, и отвела взгляд в пол. На моем трупно бледном лице радостно мерцали праздничные огоньки. Замшевые ботинки на платформах покрылись солью. Я поморщилась, порылась в блестящем рюкзаке, достала шоколадку Баунти и протянула ту парню. — Держи, короче.

— Эй! — Кен, недоумевая от возмущения, демонстративно развел руками в разные стороны. Упер ладони в боки и наклонил голову вправо наискосок. Состроил недовольное выражение лица. — Я, вроде, пытаюсь с тобой вести конструктивный осмысленный диалог.

— Ну да. Я тоже, вроде. — Я резко пожала плечами. — Пытаюсь — вполне описывает суть происходящего.

— Ты издеваешься? — Густые каштановые брови собрались в кучку в негодовании. — Я ведь серьезен.

Меня пробрало дрожью изнутри от раздраженного тембра голоса.

— Я  сейчас спрошу кое-что, но ты обидишься на поставленный вопрос. — Я поджала губы, улыбнулась и укуталась в серый шарф. — Что ты хочешь от меня услышать?

Мне удалось ненадолго раствориться в амурах из всех оттенках серого. На весенний показ Кен не попал по той причине, что ему надоело. Он устроился работать сторожем в железнодорожный музей, и писал сценарии для стендапов. После нескольких выступлений в клубах его добавили  в черный список. Мы помыли кошку его бабушки Тамары, и снова поругались из-за ничего.

— Почему ты не сказала, что сценарий — боян? — Возмутился Кен, когда я занесла ему салат на работу.

Бубна позвала меня в гости на новоселье, я испекла медовый торт  и нарисовала абстрактную картину в ярко-голубом цвете. Черные деревья с  ветками-крюками держали осколок НЛО, вместо листьев слетали приведения. Пузыри в воздухе больше напоминали сперматазоиды, но я разбавила контуры узорчатой угловатой геометрией.

— Я не знаю, — заныл Кен, — мне все надоело. Особенно овощная диета из корнеплодных, — пояснил он. — Ты идешь на концерт хххххх?

— Ага. — Сказала я. — Нужно взять интервью для “Синего Кита”.

— Скажи мне, что ты чувствуешь? — Внезапно спросил Кен.

— Ты о чем? — Я глянула на карманные часы с компасом на цепочке.

— Я не понимаю, что ты ко мне чувствуешь. Ты меня не любишь.

— Мы ночуем вместе каждый день уже полгода, а ты не понимаешь, что я чувствую? — У меня вырвался нахальный смешок.

— Я не про секс.

И тут меня в голове возникли привычные ультразвуки. Я думала, что достаточно быть с человеком вместе и двигаться к своим мечтам.  Кен мечтал об известности, а я о новом течении мертвых поэтов. Наши цели не слишком-то отличались, в отличии от методов достижения.

—  Я ощущаю пустоту.  —  Признался он.  —  И ничего, кроме пустоты.

Мы медленно прогуливались вдоль локомотивов и читали исторические сводки на столбах: красные заголовки “би-би-би” и синие сноски “си-си-си”.

— Раньше мы обменивались письмами. Ты приходила после университета ко мне в модельное агентство, заносила конверт с милым комиксом о бродяжке Барби и леди Дике. — Интонации становились все капризнее по нарастающей. — А затем ты обернула идею с письмами в свой дурацкий проект для соавторства суицидальных психопатов (от лат. мортум арлекинум), а меня не спросила. У меня снова начали отрастать заусенцы и кутикулы. Я был тестером?

А затем мы стали жить у моих родителей от которых мне самой хотелось бы частенько сбежать. Я слушала жалобы, записывала в блокнот, словно список Шиндлера: “Вы уже дали друг друг все, что могли, и пора бы вам разойтись или уехать обоим в Ультима Тулу”.

— Тестером чего? —  Маникюрного набора? Игры в Алиас? Фарго? Я записала в блокнот: “Десятый дом — дважды продать айди в онлайн казино”.

— Не важно, если честно. — Вякнул Кен.

Мы сходили в кино на Прибытие и отбыли.
Траур незаметно перетек в дремучие трактаты по психософии. Не бейте женщин.