Ефремов день

      Грабли сосулек, чьё искреннее наивное сияние вызывало неприкрытую зависть сугроба, сохли у  края крыши. Тот терпел от них каждый раз, как солнцу вздумывалось образумиться хотя на час, когда, припомнив о деле, оно нехотя принималось греть уже синеющие ладони неба. Как только они начинали теплеть, заодно просыхали локоны кустов, понемногу распрямлялись кудри деревьев, а свалявшаяся под снегом чёлка трав принимала - таки, наконец, несколько приличный образ.
      И вот, когда, разметив тенями тропинки и поляны, солнце вознамерилось было отойти вновь,  чиркнув стволом об ствол, как спичкой, дубрава решилась недвусмысленно воззвать к его, солнца, разумению:
- Доколе, - шумела она, стуча плашмя по столу, раздавленной морозом кистью , - до каких пор вы будете обходить наш край стороной? Чем, чем мы не угодили?! Провинились в чём?!

    Прилично зардевшись от неожиданности, солнце задержалось на мгновение в дверях дня и, втянув голову в плечи... вышло вон.
 
   ...Тем временем... одурманенная собственным ароматом, арбузная мякоть снега длинно вздыхала, а в золотых сотах лишайника зрел мёд скорой весны.