Возмездие

В конце декабря 1941 года, когда полностью установилась зима и замерзли все полесские болота, по которым стало возможным не только ходить пешком, но и ездить на санях, ночью в деревню Оброво зашли три человека из числа тех военных, которые пробирались на восток к линии фронта.
 Как позже мне стало известно, это были майор Красной Армии и два сержанта. Они вошли в самый крайний дом деревни, чтобы хоть немного согреться и перекусить.
В вещмешке у них был автомат в разобранном виде. Хозяин дома Гречный Пётр Акимович оказался «гостеприимным» человеком. Он накормил солдат и предложил им погреться на горячо натопленной русской печи. Усталые и насквозь промёрзшие люди, мгновенно провалились в сон на тёплой печке. На их беду, хозяин дома, на самом деле, был временным полицейским.
 Как только солдаты уснули, он побежал к сельскому старосте Мигко Михаилу Моисеевичу и доложил тому о том, что у него в доме находятся три воина Красной Армии.
 Староста Мигко немедленно собрал несколько человек полицейских, с которыми окружил дом Гречного с отдыхающими бойцами. Полицейские ворвались в дом Гречного, чтобы арестовать советских солдат. В темноте завязалась борьба между солдатами и полицейскими.
 Солдатам удалось вырваться из дома Гречного в одном  нательном белье, босиком, оставив в доме не только  верхнюю одежду и обувь, но и вещмешок с автоматом. Применить автомат в рукопашной схватке с полицейскими они не могли, так как тот был разобран.
Беглецы ушли раздетыми, но невредимыми, в болото за деревней Оброво. Нашли стог сена, залезли в него и переночевали. Пока добирались по мёрзлым кочкам и хворосту до стога сена, сильно изранили и отморозили ноги. Злой рок преследовал бедных солдат. Убегая из деревни, они старались уйти как можно дальше от преследователей.
 Ночь прошла спокойно, а утром они увидели, что к их стогу на санях подъезжают какие-то вооружённые люди. Оружия у солдат никакого не было, поэтому они опять бросились бежать.
 Вслед им последовали  винтовочные выстрелы. Один из убегавших солдат был ранен в ногу, сил бежать дальше  не было, обмороженные ноги у всех троих не действовали. Пришлось остановиться и сдаться на милость преследователей.
Вооружённые люди оказались работниками лесной охраны. Это были: два брата –  Собко Степан Григорьевич и его брат Моисей из деревни Гоща, оба они работали лесниками; два человека из деревни Тишковичи Ивановского района – Борис и Даниил, тоже из лесной охраны. Фамилию их я не знаю.
 Задержанных бойцов Красной Армии  четвёрка предателей доставила в деревню Оброво и сдала сельскому старосте Мигко Михаилу Моисеевичу. Староста в сопровождении полицейских на подводах отправил несчастных солдат в Святовольский гарнизон.
В Святой Воле их не оставили, а отправили в Телеханы на допрос. Один из солдат, тяжело раненый в ногу, по дороге в Телеханы скончался от потери крови, а оставшихся двоих, после пыток в Телеханском гарнизоне,  немцы расстреляли за Огинским каналом, на стрельбище.
 Об этом подлом предательстве дошли сведения через связных до партизан группы А.П. Черткова, нашего будущего командира партизанского отряда №112. В то время его группа состояла только из семи человек.
Кровавая история чёрного предательства беззащитных бойцов Красной Армии, всех, слушавших её людей, поразила.
 А.П. Чертков был человеком справедливым, смелым и решительным, настоящим бойцом и патриотом нашей Родины. История гибели  несчастных бойцов его потрясла.
 Он посоветовался с товарищами, и было единогласно принято решение отомстить предателям за смерть бойцов Красной Армии. Решение принять было не сложно, а вот совершить акт возмездия над предателями было в тех условиях не очень просто.
 На первую попытку найти и уничтожить предателей А.П. Чертков взял с собой несколько человек и пошёл в Оброво, но взять предателей не удалось, потому что староста дома не ночевал, он прятался от партизан, опасаясь за свою жизнь.
Где он скрывался, никто из жителей деревни, не знал. Первая попытка поймать старосту не увенчалась успехом. Да только А.П. Чертков был из  породы  надёжных людей, которые, приняв какое-то решение, доводят начатое дело до конца.
 А.П. Чертков был не только активным,  смелым, решительным  человеком, но к тому же и умным. Он понял, что эту операцию следует  хорошо подготовить.
 Партизаны внимательно изучили расположение домов в деревне, установили дома, в которых жили предатели, распорядок их жизни, чтобы впоследствии можно было легко их поймать. На эту подготовку потребовалось довольно много времени, но отступать было не  в правилах А.П.Черткова. И вот, наконец, 7 февраля 1942 года А.П.Чертков, С.Д.Орлов, Н.Х.Колтун и С.Красотин ещё затемно прибыли в деревню Оброво.
 Засаду партизаны устроили в доме полицейского Гутырко Ивана Павловича, окна которого находились напротив дома сельского старосты Мигко М.М.
 Из дома Гутырко И.П. до рассвета партизаны никого не выпускали, чтобы никто не смог предупредить старосту о засаде. Наступил рассвет, и староста возвратился домой, он уже не первую ночь проводил у соседей, опасаясь мести партизан.
 В лицо партизаны его не знали, поэтому приказали Гутырко И.П. указать на личность сельского старосты. Как только староста вошёл в свой двор, партизаны его схватили и на подводе увезли из деревни.
 По дороге у встречных сельчан ещё несколько раз уточнили личность старосты, чтобы избежать роковой ошибки. За деревней спросили у него, где находится автомат советских солдат? Староста ни живой, ни мертвый, заплетающимся от страха языком вымолвил, что автомат находится в его сарае. Пришлось возвращаться в деревню за автоматом. Забрали автомат и выехали за деревню повторно.
За деревней над предателем был зачитан смертный приговор партизанского суда. Приговор привёл в исполнение Орлов С.Д., одним предателем стало меньше.
Обровский староста Мигко М.М. был расстрелян возле мельницы. Когда партизаны покидали дом Гутырко И.П., то забрали у него винтовку. Самого полицейского не тронули, он был расстрелян позже. После расстрела партизанами сельского старосты и разоружения полицейского, немцы быстро обезоружили всех временных полицейских в деревне Оброво, чтобы оружие больше не попадало в руки партизан.
Временный полицейский Гречный Петр Акимович, предавший советских патриотов, долго скрывался от мести партизан, и с немцами ушёл в Германию, а с падением фашистской Германии перебрался в Англию.
 А что же произошло с лесной охраной, которая непосредственно задержала безоружных беспомощных раздетых солдат? Борис, житель деревни Тишковичи, тоже был  расстрелян партизанами немного времени спустя.
 Даниил скрывался от партизан долгое время и с немцами ушёл в Германию.
 Более сложная история произошла с братьями Собко – Степаном и Моисеем. Моисей стал сельским старостой в деревне Гоща. Был он хитрым, изворотливым человеком. Почувствовав, что партизанское движение набирает размах и приобретает силу, он стал активным связным партизанского отряда Женьки Макаревича, работал на партизан усердно и сначала был простым разведчиком этого отряда, а затем и начальником разведки.
 Собко Степан, его брат, до последних  дней верой и правдой служил фашистским оккупантам, за что был ими же и расстрелян. Произошло это следующим образом.
 Партизанская группа М.Г.Артёменко активно готовила разгром Телеханского гарнизона на 13 июня 1943 года, но, как я писал об этом, последовал приказ командира Брестского партизанского соединения С.И.Сикорского о расформировании диверсионного партизанского отряда. После этого на разгром Телеханского гарнизона нацелился отряд Женьки Макаревича, который привёл партизан в деревню Гоща.
В это время в Телеханах шли повальные аресты подпольщиков, и связные доложили об этом командиру отряда. До Собко Степана тоже дошла информация о том, что отряд Женьки Макаревича будет двигаться на Телеханы с целью разгрома гарнизона.
Ему стало жаль фашистских оккупантов, а особенно своего двоюродного брата Борисевича Василия, коменданта полиции Телеханского полицейского участка. Он быстро побежал в Телеханы, чтобы предупредить немцев и двоюродного брата о грозящей им опасности со стороны отряда Женьки Макаревича.
Партизаны узнали об  его очередном предательстве и верхом на лошадях попытались его догнать, но было  поздно, так как он добежал до Телеханского гарнизона. Махнули рукой: пусть его сами немцы и расстреляют.
Так и получилось.   Немцы, переставшие доверять в Телеханах,  кому бы то ни было, после раскрытия плана разгрома Телеханского гарнизона, не поверили и Собко. Без суда и следствия немцы расстреляли его за деревней Выгонощи в урочище Песчаница.
 Здесь же был расстрелян Дулько Василий Тихонович при попытке к бегству. Об этом я написал в главе «Провал».
Собко Моисей Григорьевич после освобождения Телеханского района от фашистских оккупантов Советской Армией работал председателем Святовольского сельпо.
 На этой работе допустил большую  растрату денежных средств и товарно-материальных ценностей, за что был осуждён. Срок заключения отбывал в России. После выхода из тюрьмы он в Белоруссию не вернулся, остался где-то в Российской Федерации, возможно, в Брянской области.
В деревне Долгая высокую активность по уничтожению первых телеханских партизан и патриотов проявили Гладун Григорий Григорьевич, Гладун Михаил Климентьевич и Малинчик Алексей Иванович. Всех их впоследствии партизаны уничтожили.
Малинчик А.И. был убит при очередном штурме Святовольского гарнизона в феврале 1943 года партизанами Пинского соединения.
Гладун Г.Г. был уничтожен партизанской миной, поставленной партизанами отряда имени В.М.Молотова.
Гладун М.К. был убит партизанами в урочище Ёвы между деревнями Краглевичи и Озаричи из устроенной на него засады.
По своей природе все полицейские, ушедшие добровольно служить в черную полицию, были очень жадными. Таким же жадным до чужого добра был и Гладун Г.Г. Партизаны нашего отряда имени В.М.Молотова хорошо знали все повадки Гладуна Г.Г. и решили использовать его жадность в своих интересах.
Узнали от  полицейских, работавших по заданию партизан, что Гладун Г.Г. будет стоять в определённый день на посту в Святой Воле, на рассвете, когда всё население ещё спит, и на улице никого, кроме него, не будет.
Партизаны приготовили для него приманку. На повозку, в которую была запряжена лошадь, взятая партизанами из деревни Долгая, положили немного сена, а на сено – добротный  кожаный чемодан. Чтобы всё выглядело правдоподобно, в чемодан положили для тяжести несколько кирпичей, а сверху прикрыли их красивым цветным платком так, чтобы уголок платка немного выглядывал из чемодана.
В чемодан на цветной платок уложили противопехотную мину, а к ней привязали четырехсотграммовую толовую шашку. Чеку мины соединили шнурком с крышкой чемодана с таким расчётом, чтобы при поднятии крышки чемодана, чека была бы выдернута.
Лошадь была взята у хозяина из деревни Долгая.  Партизаны обвели её вокруг деревни Святая Воля, с таким расчётом, чтобы она бодрым шагом шла домой мимо полицейской комендатуры, около которой на посту стоял Гладун Г.Г.
Расчёт партизан на жадность Гладуна Г.Г. полностью оправдался. При приближении лошади к полицейскому посту, Гладун Г.Г. насторожился, поднял винтовку, крикнул:
– «Стой! Кто идёт?»
 Лошадь с лёгкой повозкой бодрым шагом приближалась к посту. Тогда он понял, что лошадью никто не управляет. Наверное, ушла от кого-то, такие, видимо, были у него соображения.
Он решил подойти и остановить трофейную лошадь. Подойдя к повозке поближе, он сразу же заметил добротный чемодан, из которого выглядывал уголок какой-то красивой яркой вещи. Наклонился и увидел, что это уголок шерстяного платка, который при Польше стоил не менее пяти злотых. Он решил, прежде всего, заполучить этот ценный платок, который можно было легко спрятать в собственном кармане, а чемодан было необходимо отнести в полицейский участок, на тот случай, если бы кто-то нечаянно увидел его действия.
 Как только Гладун Г.Г. приподнял крышку чемодана, последовал мощный взрыв. От взрыва мины тело его разнесло на мелкие части, и оторвалась задняя часть повозки, а перепуганная, оглушённая взрывом лошадь, прибежала с уцелевшим передком повозки домой в деревню Долгая, до которой от Святой Воли было несколько километров.
 Какое-то время эта лошадь была абсолютно глухой, но через полгода слух у неё полностью восстановился.
28 июля 1944 года частями Советской Армии был освобождён город Брест. Белоруссия была полностью освобождена от немецко-фашистских захватчиков. Многие активные пособники установления «нового порядка» в Европе постарались уйти на запад ещё до отступления гитлеровской армии.
 Изменники всех мастей хлынули на запад, кто как мог. Кому-то из них удалось забрать свою семью, кто-то выбирался в одиночку. Многие из них добрались до Англии и США, и даже в страны Латинской Америки. Как бы там ни было, но всё-таки подавляющее большинство предателей и изменников, было настигнуто наступающей Советской Армией и возвращено по месту жительства.
После победы над фашистской Германией следственными и судебными органами началось следствие, суды над изменниками и предателями Родины, совершившими преступления в годы фашистской оккупации Белоруссии с 22 июня 1941 года по 28 июля 1944 года.
В 1945 году в областной суд города Пинска в качестве свидетелей по делу Ланца Ильи Афанасьевича были вызваны – Куратник Пётр Тимофеевич и я.
В зал заседания областного суда первым был вызван Куратник П.Т. После дачи им показаний, в зал пригласили меня. Первый вопрос судьи был:
– «Знаете ли вы подсудимого Ланца Илью Афанасьевича?» Я ответил утвердительно. Последовал ещё один вопрос в мой адрес:
– «Кто передал вам в мае 1943 года арестованного Ланца И.А.?»
Я рассказал следующее:
–  «В мае 1943 года вместе с Лобановичем Алексеем Лукьяновичем мы возвращались с очередного задания. В деревне Выгонощи нас встретил партизан из отряда имени А.Ф.Баруцкого – Кокоша Пётр. Он вёл задержанного в партизанской зоне Ланца И.А. Обращаясь ко мне, Кокоша Пётр сказал:
–  «Лукашевич! Ты, как односельчанин, лучше знаешь все злодеяния этого Ланца И.А., разберись с ним!»
 Мы с А.Л.Лобановичем приняли  Ланца И.А. под  охрану. Не успел Кокоша Пётр уйти, как местный житель крикнул нам, что большой отряд немцев и полицейских едет по дороге из Ганцевичей, вероятнее всего, направляясь в Телеханы. Дорога проходила мимо деревни Выгонощи.
Мы втроём спрятались в яму, оставшуюся от разрушенного погреба. Пока сидели в этой яме, расспросили И.А.Ланца, чем же он занимался в партизанской зоне? Он объяснил нам, что пришёл на свою бывшую усадьбу, чтобы забрать кое-какие закопанные им ранее личные вещи». Судья, выслушав мой ответ, сказал:
– «Свидетель! Расскажите суду о поведении И.А.Ланца в годы немецко-фашистской оккупации».
Я рассказал судье следующее:
– «С первых дней немецкой оккупации И.А.Ланец был активным пособником оккупантов. Он с оружием в руках устанавливал новую власть в деревне Выгонощи. За один день до расстрела советского актива и еврейского населения в районном центре Телеханы, он вместе с другими такими же предателями из деревни Выгонощи, составлял списки граждан, подлежащих расстрелу. Это было 5 августа 1941 года. В тот же день после обеда я видел, как Ланец И.А., Ланец К.Я., Омелящик П.З. неоднократно проходили мимо нашего дома, о чём-то потихоньку шептались между собой. Заходили в дом Ландмана, в котором был полицейский участок.
На следующее утро 6 августа стало известно, что ночью Ланец Алексей Григорьевич был расстрелян дома, прямо в своей кровати, а ещё четыре человека советских активистов из деревни Выгонощи были отправлены под конвоем в районный центр Телеханы. Три человека из этих отправленных были расстреляны совместно с еврейским населением. В Телеханах были расстреляны: Жук Андрей Петрович, Лукашевич Иван Михайлович, Рак Ефим Васильевич. Жук Трофим Дмитриевич был отпущен полицейским Александром Лозюком, с которым у него были давние дружеские взаимоотношения. Они начали дружить ещё при власти белополяков, вместе играли в карты.
 Кроме этого, мне доподлинно известно, что Ланец И.А. ещё при власти буржуазно-помещичьей Польши исполнял роль сыщика и доносчика дефензивы. Он докладывал польской политической разведке сведения о деятельности членов КПЗБ».
Как только И.А.Ланец услышал  мои слова, он сразу начал кричать, возмущаться и заявил протест, сказав, что эти, якобы ложные показания, я даю не объективно, руководствуясь злобой. Судья, не обращая никакого внимания на протест И.А.Ланца, спросил у меня:
– «Почему же вы его всё-таки отпустили?» Я ответил:
–  «Наш отряд в то время вёл подготовку к разгрому Телеханского немецкого гарнизона, нам нужны были данные о численности этого гарнизона, о его вооружении, о размещении огневых точек, о работе ночных постов, а также сведения о передвижениях противника в этом районе. Зная о том, что у Ланца И.А. имеется богатый опыт по такой работе, так как его услугами пользовалась не только польская политическая разведка –  дефензива, но и фашисты, мы хотели, чтобы он и нам давал нужные сведения. Кроме этого, мы пожалели его малолетних детей, которых надо было кому-то кормить. Руководствуясь этими соображениями, мы и отпустили его. Однако, справедливости ради, надо сказать, что после этой встречи Ланец И.А. как в воду канул, никаких нужных сведений он партизанам не давал».
По повторному заявлению И.А.Ланца суд был отложен на три недели. Прошло это время, и нам с П.Т.Куратником опять пришлось по вызову из суда отправляться в Пинск. Ланец И.А. ничего не мог противопоставить нашим показаниям, да ему и нечего было сказать в своё оправдание. Он ещё раз сказал, что свидетели его  оговаривают по личной неприязни и злобе. Судья сказал:
– «Гражданин Ланец! Если бы свидетели оговаривали вас только по личной неприязни и злобе, то вы бы на скамье подсудимых сегодня не сидели. Суду абсолютно ясно, что вас изменить может только серьёзное наказание. Каким вы были, таким вы и остались!»
За все совершенные преступления в период фашистской оккупации Ланец И.А. получил двадцать пять лет тюремного заключения. Осуждён он был справедливо.
И ещё об одном случае хотелось бы мне рассказать.
На другой день после завершения строительства нашего лагеря и проведения официального приёма в партизаны нашей Выгонощанской группы, командир группы М.Г.Артёменко послал нас на хозяйственное задание по приобретению продуктов питания.
Мы отправились в деревню Великая Гать, до которой от нашего лагеря было около двадцати километров. Шли пешком, так как никакого транспорта в группе не было. Подошли к деревне, когда уже совсем стемнело. Сразу заходить в деревню мы опасались. Для того чтобы попасть в деревню, нам потребовалось более часа времени.
 Деревня Великая Гать расположена на расстоянии двух с половиной километров от деревни Святая Воля, в которой находился фашистский гарнизон, состоявший из немцев и полицейских.
В этом гарнизоне служили несколько человек из Великой Гати, которые часто навещали  родных, нередко оставаясь на ночь дома. Связных в то время у нас в этой деревне не было. Кроме того, эти две деревни расположены на трактовой дороге Ивацевичи – Телеханы, по которой часто проезжали фашисты на автомашинах или на конных повозках. Именно поэтому нам требовалось соблюдать осторожность.
Вошли в деревню и стали собирать продукты питания. Мне запомнилось, что хлеб, который отдавали нам крестьяне, был выпечен из гречневой муки. В то время поля вокруг этой деревни засевались, в основном, гречихой. Собранные продукты мы погрузили на две повозки, которые были на время взяты у крестьян. Основная группа отправилась в лагерь.
 А Кривалю Михаилу Васильевичу и мне было ещё поручено сжечь мост на трактовой дороге, который находился в пяти километрах от деревни Великая Гать в урочище Озерище. Это урочище имеет и второе название – Млынок, потому что когда-то в старину там была водяная мельница. В давние времена в этом месте был ручей, по которому вода из Вядских болот текла в Обровские. Сожжение моста означало прекращение всякого движения транспорта по дороге до тех пор, пока мост не будет восстановлен. Объехать это место, где был построен мост, было практически невозможно.
 Мы с Кривалем взяли у местного крестьянина повозку с лошадью и поехали к мосту. Переехали по мосту на западную сторону болота. В этом месте было много метровых брёвен, подвезенных к узкоколейной железной дороге, подготовленных к отправке. Из этих бревен мы выбрали самые тонкие и сухие. Три раза подвозили повозкой их к мосту, затем подложили под мост так, чтобы мост сгорел полностью.
Параллельно трактовой дороге проходила узкоколейная железная дорога, на которой тоже в этом месте был мост. Подъезжая к мосту на трактовой дороге, мы застали догорающий мост на железной дороге. Кто-то хорошо поработал, он сгорел полностью, от него остались только металлические  балки и перекладины.
Мы подожгли деревянный мост на трактовой дороге, лошадь с повозкой направили по дороге в Великую Гать, там её должен был встретить хозяин, о чём мы с ним предварительно договорились. Сами по лесной тропе, минуя все деревни, ушли в партизанский лагерь.
 Прошло несколько дней, и мы узнали, что мост на узкоколейной железной дороге был сожжён жителями деревни Козики. Это свидетельствовало о том, что после некоторого морального упадка духа среди партизан и местного населения, последовавшего после сентябрьской облавы 1942 года, уже в первой декаде декабря местное население активно включилось в борьбу с оккупантами.
Вскоре отделение партизан, командиром которого был Леонтий Буслюк, а я – его заместителем, совместно с отделением Терешенкова Ивана Михайловича отправились на задание в бывший Логишинский район. Путь из нашего лагеря проходил через деревню Выгонощи, а затем мы должны были попасть в деревню Липники Логишинского района.
 Мы не могли идти через посёлок Телеханы, в котором находился сильный фашистский гарнизон, а должны были пройти Соминские хутора, деревни Краи, Речки, Рудню, всего тридцать четыре километра.
 В деревне Выгонощи остановились на привал. На привале начался разговор о том, каким путём лучше добираться до деревни Липники. Терешенков И.М. сказал, что лучше всего нам из лесов сразу идти на Липники, не заходя ни в какие деревни. Партизаны из его отделения тоже подключились к этому обсуждению, поясняя, как идти в сторону Липников, используя естественные признаки местности, где какое находится болото, где леса хвойные, где – лиственные и т.д. Топографической карты местности в то время ни у кого из партизан не было, приходилось использовать только её практическое знание.
 Лично мне эта дорога в сторону Липников была хорошо знакома, так как мне много раз приходилось раньше бывать в этих местах. В каких-то местах я косил сено, в каких-то пас волов, лошадей, ездил по зимней санной дороге за сеном, за дровами или пиломатериалами. Обсуждение наше закончилось тем, что партизаны из отделения И.М.Терешенкова вспомнили о широкой лесной просеке на расстоянии около пятнадцати  километров от деревни Выгонощи. В том месте сосновые леса заканчивались, и начиналось большое болото, которое тянулось далеко на северо-восток в сторону деревни Раздяловичи.
Я сразу сообразил, что эта широкая просека являлась границей между бывшими землевладениями графа Потоцкого и помещика Пусловского. Терешенков И.М. сказал, что хорошо бы нам попасть в это место, а дальше дорогу мы уже осилим, а вот из деревни Выгонощи напрямую мы ещё ни разу так не ходили. Я сказал, что до того места от деревни Выгонощи не более семнадцати километров, и сегодня же мы туда придём. Дорогу к этой просеке я знал очень хорошо. После короткого отдыха мы отправились в путь.
 Шли мы лесными узкими тропами, мало кому известными, через лесничёвку Ветрила, урочище Бончина. Прошло несколько часов, и мы вышли на ту самую широкую просеку, которая действительно разграничивала владения двух бывших крупных помещиков. От просеки до деревни Липники оставалось не более десяти километров.
Время было  к вечеру, мы очень торопились, чтобы ещё засветло попасть в Липники, опасаясь, что в темноте можем и заблудиться, так как хорошей тропы, ведущей в деревню, не было. Нам приходилось довольствоваться узкими волчьими стежками-дорожками.
 Люди за дорогу сильно устали, так как прошли тридцать пять  километров по лесному и болотному бездорожью, поэтому пришлось сделать короткий привал, хотя мы и очень торопились.
 Во время привала опять началось обсуждение нашего пути. И.М.Терешенков заметил, что этот новый путь оказался на десять –  двенадцать километров короче старого, и гораздо безопаснее, и что нам очень выгодно будет пользоваться им и впредь.
Партизаны из отделения И.М.Терешенкова вспомнили, как на этой просеке в ноябре месяце они потеряли пять человек партизан, в том числе раненого Орлова Виктора, которого фашисты схватили и замучили до смерти в Логишине. На этом же месте погибли фельдшер Александр Попов, Кулинич Иосиф и ещё два партизана, фамилий которых я не запомнил.
 А дело было так. Группа партизан заготавливала продукты питания в деревне Валище.  Кривалю М.В. было поручено в это же время поджечь деревянный мост на канале Огинского, который находился в трёх километрах от деревни Валище. Он был расположен на трактовой дороге, по которой из Пинска можно было добраться в Ивацевичи, а также в Ганцевичи, если ехать через Телеханы. На подводе М.В.Кривалем были подвезены горючие материалы, керосин, скипидар и др. с тем, чтобы максимально ускорить поджог моста. Охраны до этого дня на мосту не было выставлено. Мост был хорошо облит горючими материалами и сожжён. После восстановления моста его стали охранять полицейские из Озаричского фашистского гарнизона.
 Остальные партизаны, возвращаясь на временную стоянку, на хуторе, находившемся между деревнями Валище и Хворосно, у одного зажиточного хуторянина взяли кабана. В ноябре1942 года первые морозы хорошо сковали болота, и в ночь, когда партизаны с добытым кабаном возвращались на временную стоянку, пошёл обильный снег. На снегу отчётливо отпечатались следы партизан, которые вели к временному лагерю.
 Хуторянин ночью верхом на лошади поехал в Логишинский немецкий гарнизон и заявил, что ночью у него были партизаны. Они забрали кабана, находившегося на откорме, которого он якобы собирался подарить немецкому гарнизону на Рождество. Он сказал и о том, что партизан было немного, и по следам на снегу их можно настичь, если поехать верхом на лошадях. Выразил желание быть проводником, чтобы можно было поскорее догнать этих сталинских бандитов.
 Фашисты были хорошо осведомлены, что в то время в лесах Логишинского и Телеханского партизан было совсем мало. Они немедленно,  ночью, организовали погоню по следам партизан. К несчастью партизан, снег, который шёл какое-то недолгое время, к рассвету совсем перестал падать. Следы партизан на снегу остались отчётливо заметными.
По этим следам на рассвете фашисты настигли партизан на краю болота, в то время, когда партизаны начали сеном обжигать щетину на кабане. До партизанского временного лагеря было не так уж далеко, но болото было ещё недостаточно замёрзшим, держало только пешехода, а лошадь проваливалась. Было необходимо разделать тушу кабана, чтобы по частям унести её на временную стоянку. На дороге партизаны не оставили поста, так как надеялись, что ночью немцы в лес не сунутся, тем более, что расстояние до Логишинского гарнизона от этих мест было более тридцати километров.
 Никто из партизан не предполагал никакой погони. Фашисты подкрались очень тихо на близкое расстояние к горящему костру, и открыли сильный огонь из пулемётов и автоматов. Партизаны не смогли оказать какого-то серьёзного сопротивления, и потеряли сразу пять человек.
Это произошло потому, что партизаны потеряли бдительность, расслабились и забыли, что находятся в глубоком тылу своего лютого врага. Из пяти погибших товарищей я знал только двоих – Сашу Попова и Виктора Орлова, которых встретил в деревне Выгонощи ещё до её сожжения. Вот такую печальную историю мы услышали на привале от своих старших товарищей.
 После привала наша группа отправилась в деревню Липники. На хутор Ковалевича мы пришли в полной темноте. Этот хутор был как бы первым пропускным пунктом, где партизанские группы получали необходимую информацию о наличии или об отсутствии фашистов в деревне Липники.
Подходя к хутору, мы заметили, что в стороне от жилого дома горит яркий костер, к которому сразу подошли несколько человек из нашей группы. Оказалось, что старший брат хозяина хутора Ковалевича, который был инвалидом гражданской войны, гнал на костре самогон.
Как выяснилось позже, старший брат Ковалевича жил на Дальнем Востоке, работал мастером на заводе по производству безалкогольных напитков.
 В начале июня 1941 года он приехал к брату в отпуск, чтобы навестить родных, побывать в родной деревне Липники. Здесь его и застала война.
Он остался жить у брата, а иногда вместо безалкогольных напитков, по производству которых он скучал, занимался самогоноварением. Подошедших к костру партизан он стал угощать произведенным продуктом.
Некоторые партизаны попытались отказаться от его угощения, но Ковалевич-старший настаивал:
– «Пей, «дед медный», от этого не захмелеешь, я много тебе не налью!»
Эти слова – «дед медный»  – были у него любимыми,  он использовал их для выражения самых разных чувств и эмоций. Они служили ему и в качестве выражения похвалы, и в качестве ругательства. От хозяина хутора мы узнали обстановку в ближайших деревнях, и группа отправилась дальше.
На хуторах вблизи деревни Липники у нас было ещё двое связных: Чуйко и Михалевич. Один из этих связных, Михалевич, к сожалению, был человеком с двойным дном. Люди этого типа могли служить сразу двум господам, и немцам, и партизанам. Мы были об этом давно осведомлены, но временно необходимо было пользоваться его услугами. В качестве проводника на этот раз мы взяли Михалевича. На Липницких хуторах  взяли несколько подвод, на которых уехали в деревню Доброславка.
В то время кое-где в деревнях были ещё частные лавки, небольшие сельские магазинчики. Мне довелось заглянуть в одну такую лавку в деревне Доброславка. В лавке был только лавочник. Внутри ничего не было, никаких товаров, ни куска мыла, ни коробка спичек.
Я попросил дать мне кусочек мыла для бритья. Лавочник молча открыл ящик стола. Внутри ящика стола лежали только советские и немецкие деньги. Я закрыл этот ящик и вышел на улицу, где меня ждал наш проводник Михалевич. Он спросил у меня:
– «Что в этой лавке имеется?» Я ответил, что там нет даже кусочка мыла, зато имеется полный ящик денег. Михалевич опять спросил:
–  «Так ты их забрал или нет?» Я ответил вопросом:
–  «А зачем они мне?» Михалевич сказал:
–  «Отдал бы их мне, а я им применение быстро бы нашёл».
 Он стал просить меня вернуться и забрать деньги. И добавил, что этот лавочник не из этой деревни, а откуда-то из-под Пинска.
 Я сказал:
– «Тем более нельзя его грабить. После моего визита он расскажет людям, что партизаны это не какие-то грабители, или бандиты, как их называют фашисты, а самые порядочные люди, которые берут у населения только то, что им крайне необходимо».
 Задание  по заготовке сельхозпродуктов было выполнено без каких-либо происшествий. Мы благополучно возвратились в лагерь.
Прошло несколько месяцев после этого похода. Точной даты я не запомнил, это могло быть или в конце марта или в начале апреля 1943 года. Помню только, что земля была оттаявшей от морозов.
Наше отделение и отделение Терешенкова И.М. опять были командированы на сбор сельхозпродуктов в деревню Валище. На обратном пути нам было приказано забрать с собой того хуторянина, который погубил пять человек из партизанской группы. Сбор продуктов прошёл без происшествий, мы собирались в обратный путь.
 Терешенков Иван Михайлович обратился к командиру нашего отделения Пискуну Сергею Васильевичу с просьбой выделить одного надёжного человека, чтобы забрать предателя хуторянина. Пискун С.В. определил для выполнения этого задания меня.
 Мы вдвоём с Терешенковым И.М. зашли в дом хуторянина. Это было днём. Дом и надворные постройки были большими и добротными. Сам хуторянин был пожилым, но ещё крепким человеком.
 Терешенков И.М. войдя в дом, и не здороваясь, сразу приказал хуторянину:
– «Собирайся, мы пришли за тобой». Тот спросил:
– «Куда вы меня забираете?» Последовал ответ:
– «В наш партизанский лагерь, расскажешь там, как ты водил немцев на партизан, какое вознаграждение получил от фашистов, всё расскажешь, о чём тебя наше командование будет спрашивать».
 В это время в дом вошёл старший сын хозяина, а за ним ещё один. Вся семья стала нам доказывать, что никогда их отец и муж никаких немцев на партизан не водил, что это только наговоры на честного человека, начались слезы, просьбы не забирать порядочного человека из семьи.
 Я не верил ни одному их слову, но И.М.Терешенков, вероятно, поверил словам жены и сыновей хуторянина. Он был старше меня по званию и по должности, я не мог ему ничего приказать.
 Мы ушли из дома, оставив там этого человека, хотя на душе у меня было неспокойно, оставалось какое-то чувство вины. По  природе я не был кровожадным, но мысль о том, что по вине этого человека из-за поросёнка  погибли пять молодых партизан, не оставляла меня.
На обратном пути мы ехали на повозках через деревни Речки и Краи. Наши связные из деревни Речки Мялик Николай Григорьевич и его брат Иосиф встретили нас на улице и спросили:
–  «Взяли вы этого предателя?» Они имели в виду того хуторянина. Мы ответили отрицательно. Связные стали расспрашивать нас, почему мы не выполнили задания:
–  «Наверное, он скрылся от вас, удрал, или ещё что-то случилось?» Терешенков И.М. ответил:
–  «Вся семья: его сыновья, жена, и сам хуторянин доказывали нам, что он ни в чём не виновен, что он никаких немцев никуда не водил, что все разговоры об этом – только злые наговоры на честного человека».
Я молчал, так как мне нечего было добавить к ответу И.М.Терешенкова. Братья-связные были очень удивлены, получив от нас такой ответ. Они стали нам доказывать свою правоту. Когда немцы в ту злополучную ночь проезжали на лошадях через их деревню, некоторые люди это заметили.
 В деревне пошла молва, что это была погоня за партизанами. Эта новость дошла и до братьев Мяликов, которые были очень обеспокоены такими обстоятельствами. Посоветовавшись, они решили на обратном пути понаблюдать за немцами, чтобы точно выяснить, не было ли у тех какого-нибудь местного проводника.
 Они дождались возвращения немецкой погони, и собственными глазами видели этого хуторянина, который погонял свою лошадку, как ни в чём не бывало. Было заметно, что настроение у него было прекрасное, как у человека, добившегося желаемого.
 Иосиф Григорьевич ещё добавил, что это наблюдение не составило для него большого труда, так как его дом расположен возле главной улицы, и через окно он смог хорошо рассмотреть все  подробности. А другой брат Николай Григорьевич сказал очень жёстко:
 «Если вы не уберёте этого предателя, который за своего поросёнка положил пять молодых человек партизан, то мы вам больше не помощники!»
 На это заявление братьев Мяликов И.М.Терешенков ответил:
  – «Извините, товарищи! Произошла ошибка по моей вине. Эта ошибка будет исправлена». На этом мы с ними расстались.
В деревне Краи другие наши связные: Лукашевич Иосиф Петрович, Леонович Даниил Герасимович и Редько Михась Дмитриевич ещё раз подтвердили нам, что хворощанский хуторянин не был простым попутчиком фашистов, случайно попавшим в группу погони за партизанами. Он и был инициатором  погони. Это подтверждали и  полицейские в рассказах  родственникам, из которых и стали известны подробности его визита в немецкий гарнизон. В частности,  намерение подарить хорошо откормленного поросёнка немцам на Рождество.
 Прошло совсем немного времени, и этот предатель по приговору партизанского суда был расстрелян, но уже без нашего с И.М.Терешенковым участия.