Письмо с войны. вариант 2

                Письмо с войны. ( вариант №2).
   Наверное на сотый раз, когда я устало, наугад, ткнул сапёрной лопаткой в самый угол раскопанного и заваленного рыхлой землёй окопа, что-то скрежетнуло под его лезвием и я вздрогнул. Вздрогнул, хотя по звуку почти сразу понял - "пустышка". Пустой или полый внутри метал звучит всегда по-другому, чем метал "серьёзный", как говорит начальник нашего отряда, снаряд например, или мина. "Пустышка" не страшна, это железо не опасно, на нём не подорвёшься, но ценности оно имеет меньше. Это может быть просто пустая гильза или солдатская каска. Сколько мы уже нашли их тут за вчерашний день? Наверное сотню гильз и около пяти ржавых почти до трухи, разваливающихся в руках касок.
 Но сегодня с самого утра никто ничего не находил. Криков не было. Ребята и девчата копались молча уже несколько часов. " Ну хоть что-то к середине дня.." - успел подумать я.
 - Что там у тебя?  - раздался надо мной голос начальника поискового отряда Крючкова. Иногда мне казалось, что он был рядом с каждым из нас всегда и везде. Как он только успевал так быстро перемещаться?
  Вадим Иванович Крючков преподавал у нас в 11 классе Историю, и  тогда, в школе,  он был всегда спокойным и даже медлительным. А вот здесь - "в поле" - когда возглавлял наш поисковый отряд, просто преображался, становился энергичным, резким и строгим. Так и сегодня он успевал перекинутся уже несколько раз словами с каждым из нас, раскиданным в десяти метрах друг от друга, вдоль этой  почти сравнявшейся с землёй, еле различимой траншеи, заросшей кустарником и заваленной мелким  изломанным сухостоем. Только что утих холодный  дождь и наш маленький  перелесок парил испарениями и швырял ещё в лицо крупные капли с низкорослых кривых деревьев окружённых со всех сторон мелкими и  не топкими болотами.
  Я вытер мокрое лицо изгибом локтя и откинул капюшон брезентовой ветровки.
- Гильза, скорее всего, Вадим Иванович. Пустышка.
- Аккуратно. Может всё же прислать мужиков с миноискателем? - как всегда строго предупредил Крючков. 
- Нет, мотнул я головой - Не надо. Вы же меня знаете. Когда я ошибался?
 Я действительно был уверен в "пустышке", да и отвлекать группу минёров, которые уже с утра проверили все наши раскопки несколько раз мне не хотелось. Эти здоровые мужики тоже уставали за день дай Бог...
- Ладно, - согласился Крючков и зашагал вдоль траншеи дальше.
 Я аккуратно обрубил лопаткой  корни кустарника вокруг находки, а потом так же осторожно отгрёб мокрую землю в сторону руками.
   Это был котелок. Обыкновенный солдатский котелок, чуть сплющенный и проржавевший, но сохранившийся хорошо. Он почти не пострадал от коррозии и  даже душка была цела, и держалась крепко. Внутри котелка была земля и какие-то тряпки, и я не сразу понял, что это ошмётки сгнившей пилотки. Сквозь хэбешные перчатки что-то больно кольнуло палец, и вот у меня  на ладони красная звёздочка с серпом и молотом. Эмаль почти не облупилась. Только откололась с одного лучика из пяти...
   На дне котелка был свёрток, не большой, перевязанный бечёвкой. Гнилая верёвка распалась у меня в руках на несколько осклизлых кусочков и я ощутил под руками резину. Я протёр свёрток рукавом. Было похоже, что это аккуратно отрезанный кусок противогаза свёрнутый несколько раз. Внутри что-то было...
   Моё сердце  забилось вдруг быстро и гулко, как тогда год назад. Тогда мой друг, Серёжка Пронин, нашёл смертный медальон бойца, и все мы замерли и затаили дыхание пока Крючков осторожно и слишком медленно, как нам казалось, открывал этот маленький чёрный контейнер...
 От воспоминаний у меня задрожали руки и я сел прямо на землю, в грязь. Чуть отдышавшись, крепко сжимая находку, я стал яростно разгребать землю подошвами резиновых сапог, а потом уже положил пакет на более-менее ровную поверхность земли, прямо между ног.
  По инструкции полагалось позвать Крючкова или просто что-то громко крикнуть. Обязательно! Я знал - я должен это сделать, но почему-то не смог. Горло будто сдавило и губы онемели то ли от холода, то ли от волнения...
"Это моя первая находка - пронеслись мысли в голове...  - Ну да, ну да!...Я ещё ничего не нашёл...Но я чувствую, я ощущаю всем нутром, что в этом пакете что-то должно быть...Что-то важное...И я нашёл это!...Я нашёл!...".
 Пульс бухал в каждом промёрзшем и онемевшем от холода грязном пальце, пока я медленно, закаменелыми руками разворачивал резиновую "обёртку".
  "Ну вот! Уф-ф-ф! Вот оно!...Чуть тронутое влагой и зеленью плесени письмо...А может не письмо? Бумага свёрнута в четверо и почернела на сгибах"... Я замер на секунду в сомнении. " Нужно! Нужно крикнуть Крючкова иначе я всё испорчу!" - крутилась в голове одна и та же страшная  мысль.  Но руки сами уже сдирали с ладоней грязные перчатки. Потом я засунул руки под ветровку и долго тёр ладони о шерстяной свитер крупной и жёсткой вязки. Этим летом мама наконец-то поняла,  какой именно свитер мне нужен и связала его быстро, почти за две недели до нашего отъезда...
  Хотя руки у меня дрожали как при  лихорадке, но лист бумаги не распался  и даже не оторвался на сгибах, чего больше всего я боялся, рисуя у себя в мозгу страшные картины. Обычный лист в клеточку. Из обыкновенной школьной тетради, только клеточки чуть больше и обрамляющие их фиолетовые линии чуть толще...А почерк очень понятный и разборчивый!
 Было написано видимо карандашом, но скорее всего на очень твёрдой поверхности. Может быть прямо на этом котелке? Каждая буква будто продавлена и впечатана в листок. Написано не крупно, но и не мелко, только на одной стороне листа...
 "Здравствуй дорогая мама! У меня очень мало времени и поэтому я буду писать всё подряд, а ты, когда тебе передадут моё письмо всё поймёшь сама. Дело в том, мама, что весь наш взвод погиб. Мы попали в засаду. Все убиты мама. И лейтенант Ковальчук и Самвел Мартиросян...Я писал тебе помнишь, мы называли его "Самвельчик". Он был очень низкорослым и очень весёлым. А Витьку Стыкова прямо на моих глазах прошили автоматной очередью. Ты уж как-нибудь скажи его маме. Его больше нет...Мы остались вдвоём с сержантом Лоскутенко...Да, да с тем строгим сержантом Лоскутенко " из колхозу имени Кирова", который постоянно придирался ко мне, и  к которому я попал в напарники вторым номером на пулемёт. Его ранило в плечо, и я прибинтовал его, а потом хотел оттащить в тыл. Спасти хотя бы его. Но он отказался и приказал мне вести огонь одному, и всё глядел на меня пока не потерял сознание. Сейчас немцы откатились и стали обходить нас с обоих флангов. Я слышу как они переговариваются и не скрываясь ломятся сквозь заросли... так изредка постреливают из своих автоматов...
 Всё! Времени почти нет, а я так и не успел сказать тебе самое главное...Чёрт! Бронетранспортёр ревёт совсем близко и путает мысли. Ревёт страшно, как тот зверь из сказки. Помнишь мама, как в детстве я просил тебя каждый вечер почитать мне "Аленький цветочек"...Мне было страшно и я прятался под одеяло, но слушал. Сейчас мне тоже немножко страшно, но я не буду прятаться.  Ещё немного, наберусь сил и встану за пулемёт...Я хотел тебе сказать, что мне очень жаль, что я не смогу больше пробежать по нашему Покровскому переулку и крикнуть тебе в окно. Но я знаю, что ты всегда будешь хранить мой диплом об окончании школы. Ты ведь гордилась моими пятёрками, правда? Как-то случайно я видел как ты сидела и рассматривала его. А потом плакала. Это было перед самым моим уходом на фронт.
  Ну всё! ВСЁ! Прощай мама! Знай, что мы все погибли не зря! Ты знаешь я очень люблю тебя и буду любить всегда и везде - в земле и под землёй...Прости меня, что тогда не предупредил тебя и записался добровольцем. Но ты же знаешь - мы записались все - все наши ребята и из бывшего  нашего  класса, и из параллельного тоже, где учился Витька... Обними за меня всех наших, всех ребят и девчат кого увидишь...
   Твой сын Вячеслав.
P.S. Не плачь мама! Мы обязательно победим! И  это ты увидишь  обязат........"
Последние слова были не дописаны. Карандаш жёстко прочертил жирную линию по листу.
 " Что же он? - зарябили ярким светом  у меня мысли в голове - Что же ты, Слава, не дописал письмо? Может быть ты  тоже был ранен, но не написал об этом матери? Пожалел её? Может быть ты и писал это письмо так спокойно, что истекал кровью и чувствовал свой конец?..."
Я закрыл глаза, чувствуя как ком подкатывает к горлу, и в кромешной тьме вдруг увидел свою маму, сидящую за моим письменным столом, за которым я всегда делал уроки. Мама склонилась низко и читает письмо. Письмо от меня?
 - Крючков! Крючков! Крючков! - я орал и орал одно и тоже слово крепко зажмурив глаза и забыв обо всём на свете. Ребята потом рассказали мне, что мой крик так напугал их, что они бежали ко мне сломя голову. А Вадим Иванович даже подвернул по дороге ногу и после этого  хромал почти целую неделю...