Алабин П. В. Иван Петрович Голев-часть-2

ИЗ СЕРИИ: От корреспондентов Крымской войны 1853 - 1856 гг.
Алабин П.В. "ИВАН  ПЕТРОВИЧ  ГОЛЕВ (1813 - 1888)"
Часть - 2
                III.
Началась Восточная война. 24 июня 1853 года Голев перевёл свой полк через р. Прут в м. Скулянах и двинулся через Бухарест, в отряде графа Анрепа-Эльмпта, на Дунай, где и стал с полком аванпостами против турок, близь Калараша и Слободзем.
Отсюда, 26 октября, Камчатский полк, форсированным маршем, пошёл к Ольтенице, где, после несчастного, известного дела нашего 23 октября, турки укрепились в карантине на левом берегу Дуная.
Отсюда Омер-Паша, стянув значительный силы, намеревался перейти в наступление, но предприятие это турки, как известно, осуществить не решились, увидев 23 октября, как мы дерёмся!
Однако, не смотря на обратный переход турок за Дунай, наши войска были усилены против Ольтеницы, и Камчатский полк стоял на этом пункте вплоть до весны, содержа передовые посты по Дунаю и воздвигая ряд полевых укреплений, предназначенных задержать наступление неприятеля, в случае его решения перейти в таковое.
В период стоянки Камчатского полка в Ольтенице, к полкам 11-й дивизии было прикомандировано, для участвования в военных действиях, по два офицера к каждому, из гвардии.
К Камчатскому полку были прикомандированы лейб-гв. Финляндского полка капитан Ванновский, и поручик Борейша. (1)
(1) - Ныне известный корпусной командир.

 Молодые люди эти нашли в офицерах Камчатского полка как бы родную семью, а в И.П. Голеве такого командира, разумного старшего товарища и доброго друга, службы с которым, особенно в военное время, нельзя забыть.
При встрече с нами, в последнюю кампанию, в Бухаресте, П.С. Ванновский, столь блистательную себе составивший известность в качестве начальника штаба Рущукского отряда Государя Наследника Цесаревича, самым искренним образом заявлял нам, когда мы стали вспоминать Голева, что если он познакомился с практикой военной службы и усвоил себе многие её тайны, из книг и уставов непочерпаемые, то он обязан этим службе под командой Голева, в качестве сперва ротного, потом батальонного командира и дружескому сближению с этим замечательным человеком. (2).
(2) - Полагаем, не будет нескромностью, если мы позволим себе, в подтверждение своих слов, привесть следующую выдержку из письма генерала Ванновского к Голеву, из Оргеева, от 21-го января 1877:
"Как забыть мне ваше сердечное расположение ко мне во время состояния моего при Камчадалах? Как мне забыть ту пользу, которую извлёк из постоянного общения с вами и из вашей просвещенной опытности?"
                (П. А.)


 Такие же отзывы мы слышали от многих служивших под начальством Голева. Вообще, поистине можно сказать, что для своих подчинённых Голев был лучшим из учителей.
Стоянка Камчатского полка на Дунае, у Ольтоницы, после ряда перестрелок с турками, ознаменовалась атакой Туртукайского острова, при впадении р. Аржиса в Дунай, 27 - 28-го февраля 1854, порученной Хрулёву.
Начальником пехоты нашего атакующего отряда назначен был Голев, и хотя эта атака не имела успеха, но Голев всё время дела, бывшего боевым крещением Камчатского полка в эту кампанию, находившийся под непрерывным ружейным огнём неприятельским, показывал своим подчинённым пример непоколебимого мужества.
Вскоре затем Голев с полком своим принял ближайшее участие в осаде Силистрии, причём успел заслужить такую лестную репутацию, что был назначен с полком, штурмовать, с фланга и тыла, одно из самых важных укреплений  -  Араб-Табию.(3)
(3) - Вот что мною тогда же, вечером накануне назначенного штурма, записано в своём дневнике. (Поход, зап., т. I стр. 213-214).
"Промежуточное укрепление атакует полковник Голев с Камчатским полком. Полк. Го¬лев с Камчатцами должен овладеть первой турецкой траншеей и взойти за "песчаное" -  взять арабское укрепление с тылу.
Утром, чтобы ознакомиться с местностью, на которой предстояло действовать, мы пошли с полковником Голевым и командирами частей Камчатского полка в траншеи, на то место, откуда завтра должно будет устремиться за венцом мученическим, или лавровым.
Полк. Голев, передав офицерам обязанности и выглядывая в щель щита, задвигавшего амбразуру, для некоторой защиты от штуцерных пуль, беспрестанно здесь жужжащих, указывал каждому офицеру точку, на которую он должен будет устремиться со своими солдатами.
Эта практическая лекция, под веянием крыла смерти, была крайне поучительна для слушателей и являла в учителе глубокое знание военного дела, могучую твердость и холодную решимость. (П. А.)

 Известно, что в силу особых политических причин, штурм Силистрии был отменён, так сказать, за несколько минут до его начала, когда штурмовые колонны уже лежали на тех пунктам, с которых должны были начать при¬ступ и только ждали условной сигнальной ракеты.
Прикрывать совершившееся, затем отступление нашего осадного корпуса из-под Силистрии поручено было Голеву.
Отряд его состоял из Камчатского полка, батальоны которого, будучи выдвинуты в одну линию, имели в интервалах батарею полевой артиллерии, и из казаков. Выждав известное время, чтобы дать главным силам отступить за Дунай, Голев, по его собственному сознанию, от слёз, его душивших, едва имел силы скомандовать батальонам: "налево кругом!"
Шагов 200 наше прикрытие уже отошло от траншей, не тревожимое неприятельским огнём, как выскочил из передовых укреплений один турецкий удалец, видимо следивший за нашим движением, потом появился другой, третий, затем, высыпали десятки, сотни турок и все начали кричать "Алла, махать руками, стрелять, плясать и прыгать... Досадно было смотреть на этот дивертисемент, завершивший тяжелое  долгое представление, устроенное нами под стенами Силистрии, и стоившее нам столько напрасно пролитой крови!
По отступлении нашем в пределы России, Камчатский полк, из-под Одессы, быль привезён на подводах к Севастополю, в который, после стоянки на Бельбеке, и вступил 8-го декабря 1854 года, начав свою боевую службу на левой половине оборонительной линии, преимущественно на Малаховом кургане и укреплениях, к нему прилегавших.
Вскоре, в видах усиления нашей оборонительной линии, на случай штурма города и возможного обеспечения его от гибельных последствий беспрестанной канонады и частых бомбардировок, наконец, с тем, чтобы возможно на дольшее время продлить оборону города, решено было занять курган, находившийся в 250 саженях впереди Малахова кургана, и сильно укрепить его.
26-го февраля на избранном пункте заложен люнет тремя батальонами Якутского полка, а 27-го февраля, продолжение сооружения и удержание его было возложено на Камчатский полк, под командой полковника Голева.
В ночь на 26-го февраля заложение Камчатского люнета не заметили союзники, а потому потери на нём не произошло. Днём они увидели работы и начали обстреливать курган, когда, 27-го февраля, пришли на работу камчатцы, которые и окрестили его своей кровью - вот отчего люнет и назван Камчатским. (Ouvrage dn Mamelon vert  -  у  французов).
Одиннадцать затем дней Голев, со своим полком, не сходил с этого нового, самого передового нашего укрепления, на которое с  невыразимою яростью направился штуцерный и артиллерийский огонь неприятеля, со всех тех батарей и подступов, откуда можно было наносить действительный вред защитникам воздвигавшегося люнета.
Одиннадцать суток, бессменно, Голев с Камчатцами находился как бы в аду!
В это время полк понёс огромные потери, но он не только бестрепетно и покорно выдерживал неприятельский огонь, а для его ослабления, нередко, сам переходил в наступление.
Так, в ночь на 3-е марта, 1-й батальон несколько раз штыками выбил французов из их ложементов.
Так, 5 марта полк имел с французами боевую встречу, дорого стоившую и нам, и им!
Так, в ночь с 10 на 11 марта предпринята была генералом Хрулёвым большая вылазка с Камчатского люнета для уничтожения неприятельских апрошей. На этой вылазке Камчатский полк вёл генерал Голев, командуя, в то же время, правым флангом войск, посланных на вылазку.
Опрокинув французов, не смотря на сильнейший батальный огонь, которым они встретили атакующих, Голев занял левую часть их подступов и атаковал их первую параллель, причём 4-й батальон полка, направясь правее прочих своих батальонов, ворвался на английскую батарею, перебил её прислугу и опрокинул её орудия.
Затем Голев, по приказанию генерала Хрулёва, начал отводить назад войска своей колонны, но заметив, что неприятель переходит в наступление, остановился и двинулся против него с фронта, послав батальон Волынского полка в об¬ход правого фланга наступавших французов, в то время как на другой их фланг были направлены Хрулёвым две роты Волынского и две роты Углицкого полков.
Следствием этого было то, что опрокинутые французы бежали и за ними ворвались в первую параллель Днепровцы и Камчатцы, перебив прислугу батареи и опрокинув её орудия. Правда, что на этой вылазке мы понесли весьма значительную потерю, (убито и ранено 30 офицеров и 1360 нижних чинов), но посредством этой вылазки мы выиграли необходимое время для восстановления и усиления нашей оборонительной линии, чему уже в прежней степени не мог мешать неприятель вследствие разрушения его апрошей. (4)

(4) - По поводу этой вылазки, Голев, со свойственным ему юмором, передавал следующий случай. Начальник гарнизона Д.Е. Остен-Сакен, как известно, человек весьма своеобычный, потребовал к себе Голева, на другой день после вылазки, и предложил ему рассказать её в подробности. Когда Голев кончил свой рассказ, внимательно выслушавший его граф, подставил Голеву щёку: "Поцелуйте меня, полковник!" Предложение это было так для Голева неожиданно, что он, как сам рассказывал, оторопел, и чуть было не перекрестился, уже поднял руку, но опомнился и только приложился к подставленной ему щеке.  (П. А.)


В заключение своего донесения о вылазке 10-го марта, генерал Хрулёв заявил, что в этом деле были его помощниками деятельными и полезными, истинными героями, командиры полков: Камчатскаго - Голев и Днепровского - Радомский, раненый пулей в грудь на вылет, отчего впоследствии и умер.
По письменному свидетельству того же генерала Хрулёва  Голев своим мужеством и распорядительностью много способствовал достопамятному отбитию штурма 6-го июня. (5)
(5) -  В докладной записке, поданной в 1857 году, когда Голев был уже в отставке, управлявшему тогда военным министерством князю Васильчикову, Хрулёв говорит:
"Голев во время минувшей кампании обращал на себя особое внимание не только ближайшего, но и высшего начальства неустрашимостью и полез¬ною распорядительностью в делах на Дунае, преимущественно при осаде кр. Силистрии, в особенности же при защите Севастополя, где он, командуя Камчатским полком в продолжение 11 ночей, воздвигал, как известно, лю¬нет, названный по имени полка ему вверенного, на самом опасном пункт  всей оборонительной линии Севастополя, под смертоносным, сосредоточенным огнём неприятеля, причём выбыло из строя более половины означенного полка и большая часть его храбрых офицеров.
В славной ночной вылазке, с 10-го на 11-го марта, отбросившей французов от Камчатского люнета и уничтожившей их апроши, генерал Голев, искусно и мужественно руководя действиями пехоты отряда, способствовал блистательному исходу дела и вслед засим, будучи назначен начальником пехоты 3-го отделения оборонительной линии, находился на  3-м бастионе с 17-го апреля по 6-ое августа, благоразумными и смелыми распоряженьями способствовал отбитию решительной атаки англичан на передовые линии 3-го отделения, 26-го мая, и славному отражению штурма, 6 июня, от самого бастиона.
Постоянно отличная боевая служба генерала Голева, его опытность в деле ратном, его неустрашимость и распорядительность при всех встречах вверенной ему части с недругом, тяжкая служба его на 3-м бастионе, ознаменованная подвигами необыкновенного мужества и стойкости чинов ему вверенных, воодушевленных его твердостью, отвага, им выказанная в начале 5-го бомбардирования Севастополя, наконец,  головная рана и контузия, им понесённая на второй день оной, - все эти труды и подвиги составляют кровью купленное право генерала Голева на внимание правительства, а потому он, Хрулёв, как личный свидетель службы ген. Голева, просит князя Васильчикова ходатайствовать о пожаловании Голеву ордена св. Геория 3-го класса, к которому он уже, однажды, за сооружение Камчатского люнета, был представляем. (П. А.)


Что касается до нас, то бывши ближайшими свидетелями деятельности полков 11-й дивизии в эти достопамятные дни, мы можем удостоверить, что если штурм англичан 6-го июня на батареи Яновского и Будищева не удался вовсе, то обязаны этим мужеству и предусмотрительности Голева.
Известно, что накануне штурма, с рассветом 6-го июня, неприятель открыл усиленное, четвертое по счету, бомбардирование Севастополя.
Голев сейчас понял, что эта ужасная мера обещает штурм и немедленно приказал двум ротам своего полка стоять постоянно на банкетах вышеназванных батарей. За четверть часа до штурма 6-го июня, Голев, судя по известиям о движении у неприятеля, угадал момент наступления, минуты приступа и послал своего адъютанта, поручика Попеля, сказать людям, стоявших на банкетах, чтобы были готовы сейчас же встретить неприятеля.
Пред¬сказание сбылось, приступ начался и англичане, встреченные убийственным ружейным огнём с банкетов, вынуждены были отступить.
Всякий раз, что я встречался с адмиралом Панфиловым (ныне покойным) на севастопольских обедах, он спрашивал меня про Голева, про его здоровье и вообще про его житьё-бытиё и всякий раз повторял мне при этом, что он виноват перед Голевым, и этой вины простить себе не может.
Панфилов обвинял себя в том, что не исходатайствовал Голеву Георгия 3-й степени.
Полагая, что Панфилов право Голева на получение этой высокой награды основывает на сооружении и одиннадцатидневной защите Камчатского люнета, я недоумевал: почему Панфилов себя винит в этом оставлении подвига Голева без справедливого вознаграждения, не бывши его начальником во время этого события, так как Панфилов всё время командовал 3-м отделением оборонительной линии, а Камчатский люнет принадлежал к 4-му отделению оборонительной, линии.
Наконец, когда в последнее моё свидание с Панфиловым он повторил мне своё сетование, я решился спросить его: за что именно считает он Голева заслужившим Георгия 3-й степени?
Вот что рассказал мне адмирал Панфилов.
Во время и после взятия французами Селенгинского и Волынского редутов и Камчатского люнета, Голев командовал пехотой на 3-м бастионе, который составлял часть 3-го отделения оборонительной линии, состоявшей под начальством Панфилова. Взятие этих передовых севастопольских укреплений крайне встревожило наших начальствующих, боявшихся успешности штурма в случае его направления на другие пункты.
Панфилов обратился к Хрулёву, начальнику левой половины оборонительной линии, в состав, которого входило и 3-е отделение Панфилова, с вопросом: какие принять меры?
Хрулёв прямо отвечал: "Обратитесь к Голеву, он устроить это дело". Панфилов идёт к Голеву. Тот говорит: "Единственное спасение  - водворить строжайший порядок в войсках, чтобы нас, ни в каком случае, не могли застать врасплох".
 -  Но, как это устроить? -  спрашивает Панфилов.
 - "Приказать, и наблюсти за исполнением, чтобы назначенные для обороны верков части, ни в каком случае и ни под каким пред¬логом не покидали своих постов, а находились бы на своих местах бессменно, в продолжение двух суток, затем были бы сменяемы свежими частями, чтобы вычистить ружья и освежиться, но чтобы и эти сменённые части не удалялись от бастионов, а находились бы по близости, составляя ближайший резерв его гарнизона".
 -  Однако у нас так перебьют много людей,  - заметил Панфилов.
 -  Совершенно верно, но что же делать? Одно что-нибудь: жалеть людей или Севастополь!"
Решили - жалеть Севастополь, и предложенный приказ был отдан за несколько дней до штурма 6-го июня. Результатом было, что когда неприятель пошёл на штурм 3-го бастиона, то встретил убийственный огонь стороживших его войск, немедленно подкреплённых резервами.
Вот на эту-то разумную меру и за личное наблюдение за её точным исполнением, под постоянным смертоносным огнём неприятельским,- меру, увенчавшуюся блистательным успехом, Панфилов и считал Голева вполне заслужившим орден
 св. Георгия3-й степени.
Дальнейшее нахождение Голева на 3-м бастионе, по словам той же, цитированной вами, Записки Хрулёва, "сопровождалось продолжением командование пехотою 3-го отделения, не выходя из огня неприятельского, ежечасно, ежеминутно жертвуя своею жизнью, вы¬держав первые порывы страшной артиллерийской борьбы, начавшейся 5 августа и заключившейся для Голева (6 августа) раною и контузиею в голову, осколком бомбы".
Раненый Голев не мог долее оставаться на бастионе, и был отправлен, сперва на Северную, по¬том в Аул-Дуванку, где и прожил до излечения и последовавшего затем, 29 октября 1855 года, назначения командиром 2-й бригады 10-й пехотной дивизии.
Наградою заслуг Голева в Восточную войну были: чин генерал-майора 14 июля 1866 года, орден св. Владимира 3 ст. с мечами, за отличие при осаде Силистрии в 1864 году, золотая сабля с надписью: "За храбрость", 29 июня 1855 года, за отличие при обороне Севастополя, и бриллиантовая шпага с надписью "За храбрость", за отбитие штурма 6 июня.
                IV.

Казалось бы, И.П. Голев в годы полного мужественного развития, (Голеву, когда кончилась севастопольская война, было всего 50 лет), с той завидной репутацией, какую он успел себе составить, как боевой офицер, как начальник распорядительный и твёрдый, как человек высокой честности и ума недюжинного, при той служебной дороге, на которой он тогда стоял, при тех дружеских отношениях, какие у него установились со многими сильными людьми того времени, - казалось бы Голеву стоило только продолжать службу, чтобы достигнуть высших ступеней служебной карьеры, в тоже время принося действительную пользу делу.
Но Голев думал иначе.
Не смотря на несколько сделанных ему официальных предложений, без всякого с его стороны искательства, занять весьма видные посты военной администрации, Голев вышел в отставку, 16 декабря 1856 года, удовольствовавшись пенсионом в 862 рубля в год.
Главной причиной такой решимости Голева была его крайняя скромность. "Видите, говаривал он, новым духом веет. Вовне нужны деятеля, свежие, молодые силы. Мы уже не пригодны для предстоящей деятельности. Нам переработываться поздно. Мы свою службу Отечеству отслужили, как умели. Нас, как изорванные, истрепанные старые знамена, надо сдавать в арсенал, на хранение.
И вот Голев поселился в Москве, составил себе тесный, истинно дружеский кружок знакомых. В их, до последних дней с любовью им поминавшемся обществе, да в обществе книги, газет и журналов, посвящая чтению целые дни, Голев провел более 17 лет.
Одним из самых гостеприимных домов Москвы, открывших Голеву свои двери, был дом (ныне покойного) сенатора Храповицкого. Там Иван Петрович часто встречался со знаменитым А.П. Ермоловым, который звал Храповицкого своим "старшим братом". (6)
(6) - Доказательством этого названия, присвоенного Ермоловым Храповицкому, хранящаяся у меня, подаренная мне Голевым, собственноручная за¬писка Алексея Петровича к Храповицкому, писанная в 1861 году, т. е.
незадолго до кончины кавказского героя, но ещё очень четко и твердо, хотя и по линейкам. Записка эта следующего содержания: "Вчера не видел старшего брата по собственной глупости и жалел чрезвычайно. Каюсь и впредь умничать не буду, всё объясню подробно. Душевно преданный Ермолов".
Объяснение повода этой записки очень простое. Ермолов дал слово приехать к Храповицкому обедать, между тем почему-то вообразил, что к нему должен приехать в этот день один из бывших тогда проездом в Москве кавказских генералов. Поджидал его, Ермолов и пропустил обеденный час Храповицкого, а между тем жданный гость не приехал. (П. А.)

Ермолов, в первый же день знакомства с Голевым, пригласил его к себе. Разумеется, тот не замедлил воспользоваться приглашением.
В первый свой визит Ермолову, Голев с большим вниманием всматривался в обстановку его кабинета, увешанного историческими картинами и портретами.
Особенное внимание его остановил на себе большой портрет Наполеона I, висевший сзади кресла, обыкновенно занятого Ермоловым.
 - Знаете, отчего я повесил Наполеона у себя за спиной? -  спросил Ермолов.
 -  Нет, Ваше В—о, не могу себе объяснить причины.
 - От того, что он при жизни своей привык видеть только спины наши!
После, Голев довольно часто посещал Алексея Петровича и проводил целые часы в беседе с ним, в рассказах о Севастополь, выслушивая воспоминания знаменитого героя о давно минувших временах Отечественной войны и о Кавказе.
Из рассказов Ермолова Голеву я записал один в 1867 году.
Однажды, Ермолов приглашён был к столу императора Александра 1-го, за тем же обедом был и генерал К. Государь быль очень весел, шутил, смеялся и, между прочим, спросил Ермолова:
 - Послушай, Алексей Петрович, признайся: как ты, холостяком живя на Кавказе, пробавлялся на счет того... понимаешь?
 -  А я, государь,  - отвечал Ермолов, последовал примеру генерала К.: устроил там этапы, да с одного на другой и переезжаю!
Государь очень смеялся, но чтобы понять смысл этой шутки, надо знать, что генерал К. (присутствовавший на обеде) был командиром внутренней стражи и устроил по России этапы для пересылки арестантов.

По несчастью, в период московской жизни, в тиши и спокойствии кабинета, переход к которым, быть может, был слишком резок для могучего организма Голева, привыкшего, в течение всей предыдущей жизни, к постоянным трудам, лишениям и тревогам боевого и походного быта, - его поразит нервный удар, от которого он уже не мог оправиться всю остальную жизнь, не смотря на постоянное и искусное лечение.
Раз, потрясённый организм ослабевал постоянно, удары повторялись, помощь науки была бессильна.
Особенно Голев стал хиреть с 1873 года, он начал дурно слышать, ему стала изменять память, а в последний год жизни ноги совершенно отказались служить ему и два месяца до кончины он уже не покидал постели.
Лет за 7 до кончины, Голев покинул Москву и приехал доживать свой век в Самару, в семью старого своего подчинённого и друга, на руках которого и кончил свою жизнь, честную, ничем не помрачённую и, в своё время, принесшую пользу Отечеству,
За несколько дней до кончины, Иван Петрович, вследствие собственного желания, сподобился принятия св. Тайн Христовых.
Мир праху твоему, одного из остальных "той стаи славной, Севастопольских орлов!"
                П.В. Алабин,
          13 октября 1880 г.
           г.  Самара.

                _***_
Допматериал:
Для более реального представления картины боёв на Камчатском люнете приводим описание вылазки защитников Севастополя под командованием Хрулёва в ночь с 10 на 11 марта 1855 года из "Истории" Н.Ф. Дубровина.

  ИСТОРИЯ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ и ОБОРОНЫ СЕВАСТОПОЛЯ
                Н.Ф. Дубровин
(Стр. 26 - 37)               
               
Севастополь заключалъ въ себе собственно три крепости: Городскую сторону на левомъ берегу Южной бухты, Корабельную—на правомъ её берегу и Северную сторону. Ни одна изъ этихъ частей не могла подать помощи другой, ибо были разобщены между собою двумя широкими бух¬тами. Сообщение по кладкамъ, устроеннымъ на судахъ черезъ Южную бухту, могло быть весьма скоро разрушено неприятельскими выстрелами. Даже и въ томъ случае, если бы такого разрушения не последовало и можно было направить войска для подкрепления, то неприятель, владея господствующею местности, видя внутренность крепости и все, что въ ней происходить, не замедлилъ бы воспользоваться удалением войск изъ одной части оборонительной линии въ другую.
По такому стечению местных обстоятельствъ необходимо было, чтобы каждая изъ частей имела самостоятельную оборону и оберегалась числомъ войскъ, достаточнымъ для отражения неприятельскаго штурма, хотя бы только въ томъ случае, если бы нападение было произведено безъ пред¬варительного сосредоточения массъ, на какомъ-либо отдельномъ пункте атаки.
Ко дню приезда князя Горчакова, на Южной стороне Севастополя находилось 961 орудий съ 8.974 человеками прислуги и 60 1/4 батальоновъ пехоты, общая численность которыхъ составляла 34.593 штыка.
Главная деятельность обеихъ сторонъ была сосредоточена на левомъ фланге оборонительной линии и исключительно на передовыхъ укрепленияхъ. Обороняющейся торопился окончить и вооружить „Камчатку “, какъ называли солдаты Камчатский люнетъ, а атакующей, изыскивая все способы, чтобы разрушить его, строилъ батареи и расположилъ въ своихъ траншеяхъ значительное число полевыхъ орудий, производя изъ каждаго по 100 выстреловъ въ день.
Къ досаде и огорчению врага люнетъ-выскочка все-таки росъ не по днямъ, а по часамъ. Далеко выдвинулся онъ впередъ отъ боевой ограды Севастополя и разобщилъ работы вражьи. Неприятель ошущалъ большую неприятность отъ близкаго присутствия такого соседа и считалъ свое положевпе далеко не безопаснымъ.
Конечно, Канроберъ слишкомъ преувеличивалъ опасность и заявлялъ о томъ, чего не было въ действительности, темъ не менее въ это время союзники чувствовали себя не совсемъ хорошо. На кургане впереди Малаховой башни,—писалъ Канроберъ, „неприятель возвелъ весьма сильное укрепление, защищаемое спереди перекрестнымъ огнемъ батарей, расположенныхъ между болыпимъ редантомъ (третьимъ бастиономъ) и русскими укреплениями, къ востоку отъ Киленъ-балочной бухты, и поддерживаемое сзади, на разстоянии 800 метровъ (375 саженъ) более чемъ 20.000 человекъ пехоты (?) —число, которое, при первомъ появленш нашемъ, можетъ быть удвоено въ одну ночь. Неприятель безпрерывно нападаетъ на наши траншеи и хотя до сихъ поръ не могъ остановить хода нашихъ работъ, но онъ много препятствуетъ ихъ успеху и наноситъ намъ большую потерю. Сверхъ того онъ имеетъ ту выгоду, что, со¬образно местоположению, его укрепления расположены въ центре круга, по окружности котораго пришлось расположить наши траншеи, такъ что неприятель легко можетъ нападать въ массе на какой угодно пунктъ нашихъ слабыхъ траншей, который при томъ удалены отъ ближайшихъ лагерей на 4 километра (около 4-хъ верстъ). Эти обстоятельства, вместе съ необходимостью охранять оборонительный работы наши, по окраине долинъ Черной речки и Балаклавы, составляютъ для втораго корпуса и въ то же время для всей армии,  действительную опасность, для предупреждения которой я стараюсь размещать наивыгоднейшимъ образомъ (на всей Корабельной стороне у насъ было 16.507 человекъ гарнизона) надежные резервы и увеличивать по возможности составь войскъ генерала Боске".
Опасенье, что русские, остановивши осадныя работы, могутъ произвести значительное разстройство въ рядахъ союзниковъ, заставляло последнихъ более всего заботиться объ охранении траншей, а свою деятельность противъ передовыхъ редутовъ ограничить, на время, действиемъ огня осадныхъ батарей. Изо дня въ день французы громили своими выстрелами Камчатский люнетъ и двухъ его соседей, Волынский и  Селенгинский редуты. Сердито огрызалась эта троица отъ сильнаго врага и съ каждымъ днемъ все более убеждала противника, что безъ правильной осады и продолжительныхъ работъ не возможно будетъ овладеть этими укрепленьями.
Затрудняемые въ ведении осадныхъ работъ, сначала действьемъ стрелковъ, а потомъ и огнемъ люнета, французы, въ ночь на 7-е марта, вывели подступы изъ средины своей параллели и къ 10-му марта успели пройти впередъ 123 сажени. Съ утра этого дня осаждающий направилъ противъ Камчатскаго люнета все орудья, которыя могли действовать по этому укрепленью и подъ прикрытьемъ ихъ огня спешилъ подвинуть впередъ свои работы. Несмотря на то, что действиемъ нашего огня съ Малахова кургана, 3-го бастьона и Камчатскаго люнета работы союзниковъ были несколько разъ разрушаемы, французы трудились настойчиво и къ вечеру успели приблизиться на 42 сажени къ правофланговымъ ложементамъ. Очевидно было, что наши ложементы не въ состоянья остановить работъ противниками обороняющейся не сомневался въ томъ, что французы употребятъ все усилья, чтобы овладеть ложементами, по¬вернуть ихъ противъ насъ,—для чего достаточно было одной ночи, — и соединить летучею сапою со своими траншеями. "Тогда,—говорить Тотлебенъ, мы потеряли бы наши ложементы безвозвратно и лишились бы возможности удерживать близкимъ ружейнымъ огнемъ наступленье неприятеля на люнетъ".
Чтобы удалить противника и вместе съ темъ уничтожить его работы, признано необходимымъ, во-первыхъ, въ ночь съ 10-го на 11-е марта произвести вылазку въ значительныхъ размерахъ и, во - вторыхъ, усилить ложементы соединеньемъ ихъ въ одну общую траншею. (Въ составъ отряда было назначено: два батальона Камчатского, три Днепровского, два Волынского полков, одинъ Углицкаго и одинъ составленный изъ моряковъ 35-го и 44-го экипажей).
"Вылазка была необходима,—доносилъ князьГорчаковъ—иначе мы уже теперь имели бы неприятеля подъ самымъ Камчатскимъ люнетомъ, который только-что отделывается и не могъ еще быть справа и слева поддержанъ траншеями. Французы или схватили бы его штурмомъ, или охватили бы ближайшими апрошами, такъ что пришлось бы намъ самимъ его оставить. А пунктъ первой важности!"
Распорядителемъ предстоящаго дела былъ назначенъ генералъ-лейтенантъ Хрулевъ, подъ начальство котораго поступило девять батальоновъ, силою около 5.000 штыковъ, и сверхъ того те два батальона Камчатского полка, которые находились въ люнете: одинъ для работъ, другой для прикрытья. Для большего развлечения неприятельскихъ силъ, одновре¬менно съ действьями Хрулева, приказано контръ-адмиралу Панфилову отправить, съ третьего бастиона, для атаки английскихъ траншей, два отряда охотниковъ, и съ этою целью капитанъ втораго ранга Будищевъ долженъ былъ идти на правую англшскую атаку, а лейтенантъ Бирюлевъ на Зеленую гору. Въ отрядъ Будищева было назначено: четыре роты греческихъ волонтеровъ, 154 матроса, 200 охотниковъ 6-го резервная батальона Минского полка и рота Охотского полка. Въ отрядъ лейтенанта Бирюлева поступило: 475 человекъ охотниковъ флотскихъ экипа¬жей, Охотского полка и 6-го резервная батальона Волынского полка; въ резервъ назначена рота Охотского полка.
Известье о вылазке, несмотря на желанье сохранить его въ тайне, скоро облетело весь Севастопольскьй гарнизонъ и было принято съ восторгомъ.
— Знаешь новость?—спрашивали офицеры другъ у друга.
— Нетъ.
— Прикидываешься—дело секретное—но верно знаешь.
— Нетъ, право не знаю.
— Сегодня большая вылазка.
— Будто?
— Съ Камчатки Хрулевъ пойдетъ.
— Господи помоги! Господи помоги!—говорилъ каждый съ пожеланиемъ полнаго успеха нашему оружию.
Стояли лунныя ночи, и потому приказано начать наступление не ранее 11-ти часовъ, когда скроется луна. Къ вечеру стали собираться на Малаховомъ кургане люди, которые должны были идти въ голове отрядовъ и охотниковъ, а въ 8 часовъ первый батальонъ Камчатскаго полка, построенный въ ротныя колонны и имея въ резерве 3-й бата¬льонъ,  двинулся для занятая цепи и, дойдя до второй внутренней линии ложементовъ, нашелъ передовые занятые неприятелемъ. Съ обеихъ сторонъ былъ открытъ ружейный огонь, среди котораго можно было разсмотреть, какъ французы переделывали наши ложементы. Наша цепь была тотчасъ же снята, и съ Камчатскаго люнета открытъ по работавшимъ картечный огонь. Черезъ четверть часа онъ былъ прекращенъ по распоряжешю Хрулева, ршившагося, не ожидая темноты, атаковать неприятеля. Отправивъ по-прежнему два батальона Камчатскаго полка въ цепь, Хрулевъ приказалъ имъ занять местность впереди люнета, съ правой стороны котораго расположились: 3-й батальонъ Днепровскаго, 1-й и 2-й батальоны Камчатскаго и одинъ Углицкаго полковъ, а съ левой—1-й и 4-й батальоны Днпровскаго полка. За войсками и правее Камчатскаго люнета сталъ батальонъ моряковъ 35-го и 44-го флотскихъ экипажей, предназначенныхъ для уничтожения неприятельскихъ траншей. Правый фланги атаки порученъ былъ командовавшему Камчатскимъ полкомъ полковнику Голеву, а левый—командовавшему Днепровскимъ полкомъ подполковнику Радомскому.
Личность Ивана Петровича Голева была одна изъ замечательныхъ при славной защите Севастополя. Человекъ скромный и въ высшей степени честный, Иванъ Петровичъ, во все время своей боевой деятельности, вращался въ кипятке, тамъ, где было жарче. Одиннадцать ночей сряду, онъ воздвигалъ на страхъ врагамъ грозный Камчатский люнетъ и, какъ сейчасъ увидимъ, въ предстоящемъ ночномъ нападении былъ однимъ изъ главныхъ виновниковъ блестящаго дела.
Въ девять часовъ вечера, войска были на своихъ местахъ и ожидали только приказанья начинать.
По данному сигналу, два батальона Камчатскаго и два батальона Днепровскаго полковъ двинулись въ атаку. Едва только наши войска тронулись съ своихъ местъ, какъ 3-й батальонъ зуавовъ, заметив, наступленье, встретилъ нашу колонну ружейнымъ залпомъ, почти въ упоръ.
— Вишь какъ строчатъ,—говорили наши солдатики, подвигаясь впередъ.
Смертоносный огонь неприятеля не смутилъ наступавшихъ: они двигались молча, безъ выстрела, смыкали ряды, а затемъ бросились въ штыки и выгнали неприятеля изъ всей линии нашихъ передовыхъ ложементовъ.
Получивши подкрепленья, французы снова атаковали наши батальоны, что и заставило полковника Голева ввести въ дело 3-й батальонъ Камчатскаго полка. Неприятель былъ отброшенъ далеко назадъ; " ложементы заняты нами, и саперы подъ начальствомъ штабсъ-капитана Тидебеля приступили къ ихъ исправленью.
Впереди леваго фланга Камчатскаго люнета стоялъ распорядитель дела Степанъ Александровичъ Хрулевъ и отдавалъ приказанья. Видя, какъ три батальона Камчатскаго полка, преследуя непрьятеля, на его плечахъ ворвалась въ левый французский подступъ, Хрулевъ тотчасъ же приказалъ подполковнику Радомскому атаковать средний. Два батальона Днепровскаго полка двинулись въ штыки и, несмотря на убийственный штуцерной огонь французовъ, заставили ихъ отступить въ первую параллель. Следомъ за камчатцами и днепровцами пошли и моряки, которымъ приказано было разрушать неприятельскья работы.
Клонившаяся къ горизонту луна освещала место кроваваго побоища. Стрельба изъ орудий и штуцеровъ,  крики „ура!" и лязганье оружья—все смешивалось въ одинъ протяжный стонъ, покрывавший всю окрестность.
— Где наши?—раздался въ это время голосъ сзади одного изъ резервовъ.
Одинъ изъ участниковъ боя обернулся. Передъ нимъ стоялъ иеромонахъ Иоанникий Савиновъ или, какъ звали его солдаты, Аника 3-й. Луна освещала бледное лицо его, на которомъ, впрочемъ, не было за¬метно ни страха, ни волнения; огонь душевный отражался въ глазахъ пастыря, на немъ была эпитрахиль, а въ рукахъ держалъ онъ крестъ.
— Где же наши?—повторилъ онъ почти умоляющимъ голосомъ.
— Кто ваши, батюшка?
— Моряки.
— Они впереди, но тамъ не ваше место; подите на перевязочный пунктъ. .
— Мое место тамъ,—отвечалъ пастырь,—где утешаютъ въ страданияхъ, где приготовляютъ къ смерти.
Въ это время раздался второй залпъ, сильнее перваго; монахъ кинулся впередъ и исчезъ въ темноте ночи.
Бой былъ въ полномъ разгаре. Батальоны Камчатскаго и Днепровскаго полковъ были уже въ неприятельскихъ траншеяхъ, вытеснили на¬ходившаяся тамъ войска и заставили ихъ отступить въ первую парал¬лель. Выходные подступы французовъ остались позади нашихъ войскъ, и четыре роты моряковъ разрушали ихъ подъ убийственнымъ штуцернымъ огнемъ неприятеля. Этотъ огонь и значительный потери заставили полковника Голева перейти еще разъ въ наступление и отбросить французовъ за первую параллель. Камчатцы снова бросились въ штыки и наткнулись на свежия войска противника. Выстрелы почти замолкли; наши били французовъ прикладами, заваливали ихъ въ траншеяхъ камнями и турами. Ужасная резня доходила до крайнего предала ожесточения сражавшихся. Обе стороны дрались отчаянно, и въ подкрепление нашихъ былъ отправленъ, по распоряжению Хрулева, третий батальонъ Днпровскаго полка. Совокупными усилиями съ вновь прибыв¬шими на помощь, наши войска, выбивъ неприятеля изъ леваго фланга первой параллели, удерживали ее за собою до техъ поръ, пока рабочие не успели разрушить левый выходной подступъ французовъ.
Видя, что моряки исполнили свое дело, полковникъ Голевъ сталъ отступать. Тогда во французскихъ траншеяхъ раздались сигналы на¬ступления. Чтобы не дозволить неприятелю ворваться на нашихъ плечахъ въ ложементы, полковникъ Голевъ сначала остановилъ войска, а потомъ счелъ необходимымъ снова перейти въ наступление. Между темъ французы, безпрестанно подкрепляемые резервами, сильно напирали. Силы ихъ росли. Полковникъ Голевъ выдвипулъ изъ резерва первый батальонъ Волынскаго полка и направилъ его въ обходъ праваго фланга французовъ, а генералъ Хрулевъ отправилъ по дну Доковая оврага две роты Углицкаго полка и моряковъ, съ темъ чтобы отбросить французовъ, обходившихъ Голева со стороны оврага. Въ промежутокъ же между правою и левою колоннами были двинуты остальныя две роты втораго батальона Волынскаго полка.
Разновременное прибытье этихъ подкреплений уравновешивало борьбу, хотя и не надолго. Французы наступали съ новыми силами. Вдругъ среди страшнаго боя раздалось звонкое пение тропаря: „Спаси Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое, победы благоверному Императору Нашему на супротивным дару я... “
Иеромонахъ Иоанникий Савиновъ, въ эпитрахили, съ крестомъ въ руке, торжественно воспевалъ молитву, не обращая внимания на носившуюся кругомъ его смерть. Солдаты, вдохновенные словами молитвы, не думали объ отступленьи; они слышали только молитву и, видя передъ собою безстрашнаго монаха съ крестомъ въ рукахъ, восторженно стремились въ кровавую сечу. "Одинъ изъ враговъ бросился на безо¬ружная монаха и успелъ ударомъ штыка разорвать на немъ рукавъ рясы и эпитрахиль, но въ то же мгновенье былъ убитъ юнкеромъ Негребецкимъ". Французы бежали и, очистивъ первую параллель, отступили въ безпорядке. Иеромонахъ занялся было ранеными, но пуля, пущенная въ него, оторвала нижнюю часть, креста, и контузила отважная монаха-воина.
Между темъ, наши солдаты увлеклись атакою и преследованьемъ. Они разсыпались по первой параллели и пробрались на шести-орудьйную английскую батарею, где опрокидывали орудья и кололи прислугу. траншей и, не обращая вниманья на многочисленность французовъ,— которыхъ было собрано на этомъ пункте отъ 6 до 8 тысячъ человекъ,— готовы были идти и далее.
Если бы главнокомандующий не ограничился однимъ только намереньемъ уничтожить выходныя работы французовъ, а, смотря на дело более широко, имелъ бы въ запасе резервы, готовые на всякий случай, то онъ могъ бы въ эту ночь сделать многое для обороны Севастополя. На войне не одни только заранее и хорошо обдуманный предприятия увенчиваются успехомъ, но весьма часто встречаются совершенно не-ожиданный удачи, и уменье воспользоваться ими ведетъ нередко къ более блестящимъ результатамъ. Наши въ этой вылазке увлеклись до того, что добрались до английскихъ батарей, и если бы князь Горчаковъ имелъ возможность поддержать ихъ значительнымъ отрядомъ, то мы могли врезаться въ средину непрьятельскаго расположенья, и, если не основаться въ немъ, то надолго остановить его осадныя работы. Главно¬командующий не предвиделъ такой случайности и положилъ ограни¬читься однимъ уничтожениемъ передовыхъ неприятельскихъ траншей. Онъ находилъ, что при тогдашнемъ состоянья обороны "лучше действовать съ терпениемъ и осторожностью до прихода подкреплений, а съ прибытьемъ ихъ пуститься на роковой и решительный ударъ". По мненью князя Горчакова, преждевременный и частыя нападенья на неприятельския укрепленья, безъ существенной пользы, стоили бы намъ много крови и могли испортить все дело въ конецъ.
Весьма безразсудно бы было, конечно, бросаться поминутно на неприятельския укрепленья, безъ видимой необходимости и пользы, но поддержать войска, прьобревшия уже успехъ, есть дело каждаго находчиваго и энергического главнокомандующаго. Князь Горчаковъ не привыкъ предпринимать что-либо безъ предварительнаго и долгаго обсужденья, и неожиданный обстоятельства, выходившия изъ его предвиденья, ставили главнокомандующаго в тупикъ. Привычка обсуждать все обстоятель¬ства, и притомъ за весьма долгое время до приведенья ихъ въ испол¬ненье, была причиною того, что почти все наши предприятия въ Крым¬скую кампанию были заранее и часто съ подробностями известны неприятелю. Военные обстоятельства изменяются быстро настолько, что долгое и завременное обсуждение ни къ чему не ведетъ, но изъ этого не следуетъ, конечно, чтобы главнокомандующий велъ войска въ бой безъ заранее обдуманнаго плана. Всему есть мера и границы, переходъ  за которыя весьма часто лишаетъ армию прюбретенныхъ ею выгодъ или успеховъ.
Князь Горчаковъ не сумелъ воспользоваться увлечениемъ нашихъ солдатъ и приобретенными ими успехами, а Хрулевъ не могъ распорядиться самъ собою—онъ былъ только исполнителемъ предначертаний  главнокомандующего, и потому вылазка эта не принесла техъ результатовъ,  которыхъ можно было достигнуть при уменье и настойчивости.
Видя слишкомъ. большое увлечение солдатъ и опасаясь, чтобы оно не привело къ печальнымъ результатамъ, Хрулевъ приказалъ играть отступление, но солдаты, зная, что неприятель, изучивший наши сигналы, часто пользовался этимъ, чтобы остановить натискъ, не слушали сигнала.
— Не таковой генералъ,—говорили они про Хрулева,—чтобы велелъ отступать.
Несколько разъ горнисты трубили отступление, но солдаты назадъ не отходили. Ожесточенный рукопашный бой шелъ въ траншеяхъ по- прежнему, и остановить нашихъ было некому, потому что большая часть офицеровъ была перебита. Три юнкера, бывшие на ординарцахъ при Хрулеве, отправлены были поочередно, одинъ за другими, въ траншеи, чтобы вернуть нашихъ, но все было напрасно. .
— Дайте нам подкрепления, а то могутъ остаться на поле раненые,—кричал кто-то, въ отдалении.
Хрулевъ стали прислушиваться къ голосу, и скоро передъ ними стоял тотъ же самый Иеромонахъ Иоанникий Савиновъ.
— Батюшка,—сказали Степанъ Александрович монаху,—под¬крепления я вами не дамъ, а вы окажете мне важную услугу, если отдадите отъ моего имени цриказание оставшимся въ траншеяхъ отступить немедленно, подбирая раненыхъ.
Монахъ тотчасъ же отправился въ траншеи и передалъ сражавшимся приказание начальника.
— Ну,—говорили они,—если батюшка говорить, что генералъ приказалъ отступать, такъ должно быть оно такъ и следуетъ.
Солдаты отступали не охотно, такъ что приходилось ихъ тащить по-одиночке. Многие не хотели отступать, пока не уберутъ всехъ своихъ раненыхъ товарищей. Этимъ героямъ-богатырямъ приходилось по нескольку разъ отбивать штыками наседавшаго на нихъ неприятеля. Въ такихъ случаяхъ они съ жаромъ бросались впередъ.
— Пустите, братцы, наши тамъ уру зашумели,—говорили люди съ носилками и, покидая раненыхъ, бежали на поддержку отступавшихъ.
Оставляя траншею за траншеею, наши солдаты уводили съ собою пленныхъ, уносили своихъ раненыхъ товарищей и множество непрьятельскаго оружья. ,
Вскоре после начала атаки, произведенной Хрулевымъ, капитанъ- лейтенантъ Будищевъ и лейтенантъ Бирюлевъ ворвались въ англьйския траншеи. Двинувшись противъ правой атаки англичанъ, Будищевъ, по словамъ Герена, подошелъ къ неприятелю такъ тихо, что траншейный карауль принялъ его отрядъ за французовъ, и тогда только узналъ въ немъ неприятеля, когда большая часть часовыхъ была перебита и наши охотники бросились въ штыки. Англичане бежали подъ покровительство своихъ пушекъ, и ихъ траншеи были нами заняты, разорены и бывшия въ нихъ орудья заклепаны.
То же самое было сделано и лейтенантомъ Бирюлевымъ, гнавшимъ англичанъ до батареи № 8-го. Здесь они были подкреплены резервами, которые заставили нашихъ охотниковъ отступить, но они успели, однако же, разрыть батарею, разрушить траншейныя работы, заклепать орудья и взять несколькихъ человекъ въ пленъ. Будищевъ и Бирюлевъ возвратились на оборонительную линпо съ 2-мя пленными офицерами, 12-ю человеками нижнихъ чиновъ и принесли съ собою 70 кирокъ и 50 лопать. Мы потеряли на всехъ трехъ пунктахъ ночнаго дела: убитыми 9 офицеровъ, 379 человекъ нижнихъ чиновъ; ранеными 21-го офицера и 982 человека нижнихъ чиновъ. Въ томъ числе командира Днепровскаго полка полковника Радомскаго.

Судя по показашямъ иностранныхъ историковъ, надо полагать, что французы потеряли около 709 человекъ, а англичане до 100 человекъ.
Многие тяжело раненые французы были подобраны нашими и до¬ставлены на перевязочный пунктъ, представлявший въ эту ночь ужасное зрелище. По мере того какъ разгорался бой, число раненыхъ уве¬личивалось, и скоро все помещение было загромождено изувеченными. Въ это время на перевязочный пунктъ явилась старушка въ сопровож¬дены двухъ женщинъ.
— Пожалуйте мне, батюшка,—говорила она,—человекъ десять или двенадцать на домъ, я за ними присмотрю, перевяжу, раны обмою и покормлю немножко.
Желание добродетельной женщины было удовлетворено, но взятые ею раненые составляли каплю въ общемъ приливе, запрудившемъ все комнаты такъ, что носильщики, не добиваясь уже возможности про¬никнуть въ залу, складывали раненыхъ въ корридорахъ, или сеняхъ,— где находилось только свободное место. Вся зала была биткомъ набита ранеными: одни лежали на кроватяхъ, другие на полу длинными ря¬дами.
"Съ трепетнымъ чувствомъ печали,—говоритъ Гюббенетъ,— и глубочайшаго уважения проникъ я въ это собрание страдальцевъ. Смотря на бледныхъ, порохомъ опаленныхъ храбрецовъ, съ разбитыми и окровавленными членами, но съ выражениемъ спокойствия, покорности, даже некотораго довольства на лице, я невольно подумалъ,—съ такою армиею можно завоевать миръ!"